Иден всегда считал необходимым пересмотр Версальского мирного договора в пользу Германии. И говорил об этом публично, хотя в несколько завуалированной форме. На одном из официальных обедов в 1932 году он заявил, что в Европе действует тенденция придавать слишком большое значение "механизму поддержания мира и этот перечень уступок в пользу нацистской Германии с весьма уделять мало внимания основам мира. Под механизмом подразумевалось версальское урегулирование, которое, по мнению Идена, следовало пересмотреть, чтобы создать взаимопонимание и доверие между странами. Без этого нельзя будет договориться о разоружении и сохранить мир. Такая идея сквозит в выступлениях Идена и после прихода фашизма к власти в Германии. В конце 1933 года Иден утверждал, что "для восстановления доверия в Европе (удивительное заявление: разве доверие в Европе когда-либо существовало? - В. Т.) необходимо устранить причины беспокойства". Это означало, что нужно ликвидировать причины недовольства Германии и Италии.
В частных заявлениях Иден был более определенен. За три недели до ремилитаризации немцами Рейнской области он говорил Гарольду Никольсону, что "готов пойти на огромные уступки аппетитам немцев при условии, что они подпишут договор о разоружении и присоединятся к Лиге Наций", и "намерен работать во имя этого на протяжении следующих трех лет".
Конкретное перечисление этих уступок можно найти в составленном Иденом 11 февраля 1936 г. меморандуме для правительства: "Готовы ли мы, например, - писал он, - признать, что Германия должна иметь особые торговые привилегии в определенных районах, скажем, в бассейне Дуная? Готовы ли мы отказаться от нашего положения наиболее благоприятствуемой державы для того, чтобы это можно было осуществить? Готовы ли мы при определенных условиях рассмотреть вопрос о предоставлении Германии гарантированного займа? Готовы ли мы рассмотреть вопрос о возвращении Германии по мандату или другим путем хотя бы одной колонии, отнятой у нее во время войны? Готовы ли мы, в частности, если германское правительство девальвирует марку, противодействовать вероятному нажиму заинтересованных английских кругов, требующих дальнейшего устранения германских товаров с английского рынка? Готовы ли мы рассмотреть с Францией и Бельгией вопрос о ликвидации демилитаризованной зоны? Готовы ли мы действительно обратиться к Германии с предложениями, направленными на возможно более длительное сотрудничество в новом периоде европейского спокойствия и экономической реконструкции, вместо того чтобы, как это было до сих пор, ожидать с ее стороны различных "требований" и "отказов от обязательств"? Знаменательно, что именно этот перечень уступок в пользу нацистской Германии с весьма небольшими модификациями был предложен английским правительством фашистам во время секретных переговоров летом 1939 года.
Помимо Идена в списке "антиумиротворителей" фигурируют Роберт Ванситтарт, Леопольд Эмери, Уинстон Черчилль.
Роберт Ванситтарт известен как человек антигерманских убеждений. Действительно, он весьма недоверчиво относился к акциям и заверениям нацистского правительства. Но именно Ванситтарт с самого начала 30-х годов настаивал на пересмотре условий Версальского мирного договора, хотя, по понятным соображениям, не выступал публично с этим предложением. К 1936 году он уже говорил о необходимости вернуть Германии отнятые у нее колонии, "если мы хотим длительного мира".
Леопольд Эмери, представлявший имперское крыло в партии тори, то есть тех консерваторов, которые непосредственно были связаны с эксплуатацией народов и богатств колониальной империи, естественно, категорически возражал против возвращения Германии колоний. Но он был согласен на ее "умиротворение" за счет стран Центральной и Восточной Европы. Эмери громогласно требовал также удовлетворения претензий Италии.
Бесспорно, Уинстон Черчилль накануне второй мировой войны был наиболее ярким критиком внешней политики "национального правительства". Некоторые авторы утверждают, что ему принадлежал "единственный голос здравомыслия" в период осуществления политики "умиротворения". И все же даже Черчилль не может считаться последовательным противником "умиротворения". За два месяца до прихода Гитлера к власти он утверждал: "Устранение справедливого недовольства потерпевших поражение стран должно предшествовать разоружению победителей". Лишь после ремилитаризации Рейнской области Черчилль решительно выступил против "умиротворения" Германии. "Но и после этого, - замечает Томпсон, - он продолжал надеяться, что Гитлер успокоится и превратится в доброго европейца".
Слабость "антиумиротворителей" проявлялась в том, что их выступления не были последовательными и носили спорадический характер. У них не было продуманной позиции по вопросам, в которых они расходились с правительством, не было позитивной программы. Более того, их стремления временами оказывались крайне противоречивыми и зачастую исключали друг друга. Придерживаясь древнего для английской политики принципа, состоящего в том, что Англия должна поддерживать баланс сил в Европе как гарантию своей безопасности, они в то же время не возражали против германской экспансии в Восточной Европе. Но ведь эта экспансия неизбежно укрепляла позиции Германии, ее военный потенциал и, следовательно, взрывала баланс сил.
Серьезно ослаблялись позиции "антиумиротворителей" их враждебностью к СССР. Среди них не было ни одного человека, который относился бы к Советскому Союзу без ненависти и предубеждения и был бы готов сотрудничать с ним на основе равноправия и взаимного уважения. Это радикальным образом подрывало возможности противодействия политике "умиротворения" агрессоров.
Несогласные с теми или иными акциями "умиротворения" находились па одинаковых классовых позициях с "умиротворителями". И тех и других объединяли империалистические интересы Англии. Поэтому пойти на радикальную конфронтацию они не могли.
Слабость "антиумиротворителей" выражалась не только в их крайней малочисленности (число депутатов- консерваторов, официально выступавших с критикой действий правительства во внешнеполитической сфере, не превысит десяти), но и в том, что палата общин всегда и неизменно поддерживала правительство. Даже в самый позорный и опасный момент, когда речь шла о мюнхенском соглашении, правительство пользовалось полной поддержкой парламента.
Политику "умиротворения" можно периодизировать довольно точно. Ее начало следует отнести к 1931 году, когда Англия, Франция и другие державы не использовали Лигу Наций и не приняли других мер для пресечения японской агрессии в Маньчжурии. Клемент Эттли говорил в 1937 году в парламенте: "Политика этого правительства начиная с 1931 года всегда состояла в попытках умиротворить агрессора принесением в жертву более слабых стран. Но чем больше вы уступаете агрессору, тем огромнее становятся его аппетиты". Концом первого периода можно считать 1935 год, когда Англия и Франция (план Хора - Лаваля) взорвали робкие попытки Лиги Наций выступить против войны Италии с целью захвата Абиссинии. Начавшийся в конце 1935 года после провала плана Хора - Лаваля второй этап продолжался примерно три года. Мюнхенское соглашение (осень 1938 г.) можно считать завершением второго этапа в политике "умиротворения". Третий этап продолжался от Мюнхена до начала сентября 1939 года, то есть до возникновения второй мировой войны. Наконец, время "странной войны* (по май 1940 г.) следует считать четвертым периодом политики "умиротворения", которая осуществлялась уже в новых, своеобразных условиях, когда Англия юридически находилась в состоянии войны с Германией.
Первые акции по "умиротворению" фашистских агрессоров были осуществлены, когда Иден еще не занимал крупных государственных постов, позволявших влиять на внешнюю политику правительства.