— Мы знаем, что учеба Джон-Джона обходится вам дорого, — серьезным тоном сказал Моше. — Не забывайте, что у вас есть еще Поль и маленькая Кристина, из которой ваша жена хочет сделать балерину. Нет ничего лучше счастливой семьи, мистер Грин. Но правильное воспитание детей требует немалых денег…

— Значительных, — согласился Грин.

— Поэтому мои друзья и я решили вам помочь, предложив такую солидную сумму за вашу услугу — двести тысяч долларов!

— Я ценю это, — сказал Грин.

— Тогда позволю себе задать вам вопрос: какой номер счета?..

— 828384,— ответил Грин, глубоко вздохнув. — Да, 828384.

— Спасибо, мистер Грин, вы очень благоразумный человек. Двести тысяч наличными вам доставят домой завтра к вечеру.

В замочной скважине заскрежетал ключ. Он быстро сел на кровати и зажал в ладони небритый подбородок. Богу угодно, чтобы он умер грязным.

Вошедший незнакомец бросил на кровать черную повязку.

— Завяжите себе глаза.

Движением головы Клоппе отказался. Если умирать, то смотреть смерти в глаза!

— Чего ждете? Убирайтесь отсюда! Вы — свободны!

Клоппе продолжал сидеть не двигаясь. Мужчина зашел к нему со спины и набросил повязку на глаза.

— Предупреждаю, если вы ее снимите, я всажу вам пулю в череп.

Клоппе услышал характерный звук взведенного курка.

— Встать!

В нос ударил запах бензина, смешанный с порывами свежего воздуха. Когда за ним хлопнула металлическая дверца, он понял, что находится внутри микроавтобуса. Заработал мотор. Сначала он слышал шум города, затем только рокот проносившихся мимо машин. От резкого торможения его бросило вперед. Сидевший рядом с ним человек успел схватить его за плечо.

— Выходи… Мой приятель уезжает… Я остаюсь с тобой… Громко считай до двухсот. Потом можешь делать что хочешь… Начинай!

— Один, два, три, четыре, пять…

— Громче!

— Шесть, семь, восемь…

— Уже лучше! Продолжай!

Звук мотора удалялся…

— Тридцать два, тридцать три…

Клоппе замолчал. Ничего не происходило. Он снял повязку. На востоке всходило солнце. Он глубоко вдохнул свежий, пахнущий травой и деревьями воздух и осмотрелся. В пяти метрах от себя он увидел указатель: «Цюрих — 11 километров».

Он поднял руку. «Мерседес», не сбавляя скорости, пронесся мимо. Элегантно одетый водитель быстро отвел глаза в сторону.

Уже в двадцатый раз он поднимал руку, но водители одинаково стыдливо смотрели в этот момент мимо него.

А впрочем, разве он сам не поступал так же в аналогичных ситуациях? Он поклялся, что с сегодняшнего дня никогда не проедет мимо «голосующего» человека.

Сзади раздался звук затормозившей машины. Он оглянулся.

— Эй, папаша! Утренняя пробежка?

Их было трое в стареньком «джипе», на котором было написано: «Не смейтесь, возможно, здесь — ваша дочь!» Им было не более двадцати лет. Девушка была похожа на Ренату.

— Подвезете меня до Цюриха?

— Садись! Чем больше сумасшедших, тем смешнее!

Когда он вошел в дом, Шилин была в гостиной. Она выронила чашку чая из рук и бросилась к нему на грудь.

— Хомер!.. Хомер!.. Я столько выплакала! Тебе не сделали плохо?

— Нет… нет… Все в порядке. Но я должен срочно принять ванну.

— Слава Богу! Слава Богу!

Поверх ночной рубашки на ней был пеньюар. От нее вкусно пахло. Уткнувшись лицом в его плечо, она с трудом произнесла:

— Хомер, ты должен знать — в твоем банке был пожар…

Откровение Акселя Грина не улучшило отношений между Габелотти и Вольпоне. Со вчерашнего дня они не сказали друг другу ни слова, общаясь через своих советников. Оскорбления и угрозы, которыми они обменялись в Нью-Йорке, вырыли между ними такую пропасть, которую рано или поздно придется заполнить телом одного из них.

После ухода Грина Моше сделал отчаянную попытку к примирению.

— Господа! Господа! Цель достигнута! Никто теперь не может нам помешать завладеть нашими деньгами.

Дон Этторе снял трубку телефона. Он подчеркнутым жестом переключил его к громкой связи, чтобы каждый мог слышать, что ему будут отвечать. Этторе набрал номер своего швейцарского адвоката Филиппа Диего.

Когда адвокат ответил: «Слушаю вас», всем показалось, что он находится где-то рядом с ними.

— У меня есть интересующий нас номер, — сказал Габелотти. — Запишите.

— После вашего отъезда из Цюриха в городе произошло печальное событие: исчез один из наших самых уважаемых банкиров — мистер Клоппе.

— Мне остается только разрыдаться, — сказал Габелотти.

— Мы не понимаем, что происходит, — продолжал Филипп Диего. — Было совершено нападение на банк Хомера Клоппе. Вся полиция стоит на ушах… Есть смертельные случаи.

— Я не понимаю, какое мы имеем отношение к вашим местным событиям! — не выдержал дон Этторе. — Запишите номер счета и выполните все формальности по переводу денег!

— Этот парень один в банк не пойдет! — бросил Вольпоне Юдельману. — Немедленно предупреди Карла Дойтша.

Габелотти нахмурился, слушая ответ Диего.

— Мне кажется, я плохо вас понял, — говорил Диего. — Все финансовые операции приостановлены. Повторяю, банкир исчез!

— Я все хорошо понял! — рявкнул Габелотти. — Кто вам сказал, что банкира нет дома? И, в таком случае, что может помешать проведению этой рутинной операции?

— Ничего, разумеется, ничего… Если у вас есть номер и слово-пароль…

Габелотти бросил зверский взгляд на Анджело Барбу и Кармино Кримелло. Моше Юдельман и Итало Вольпоне замерли.

— Что еще? — побагровел Габелотти.

— Деньги были в обязательном порядке приняты под каким-то кодовым словом… Оно есть у вас?

— У меня есть номер! Этого достаточно! — отрезал Габелотти.

— Боюсь, что нет… — заметно волнуясь, сказал Диего. — Если предположить, что банкир объявится, то… гм… небольшое разногласие, имевшее место между нами, не позволит склонить его к выполнению нашей просьбы. Он будет строго следовать букве закона…

— Да что вы несете? — взорвался Габелотти.

Это было бы слишком глупо: когда деньги, казалось, уже лежат у них в кармане, снова удалиться от них на недосягаемое расстояние.

Моше сделал знак рукой, привлекая к себе внимание Габелотти.

— Скажите мистеру Диего, что вы перезвоните ему, — прошептал он.

— Оставайтесь на месте, я перезвоню вам, — прорычал Габелотти и бросил трубку.

Никто не осмеливался поднять на него глаза. Тишину нарушил Барба.

— Моше, вас не смутит, если минут пятнадцать мы переговорим между собой?

— Я сам хотел предложить вам это.

Барба, Кримелло и Габелотти вышли из гостиной. То же сделал и Вольпоне со своей командой.

Когда они остались одни, Моше огорченно покачал головой.

— Все пропало, Итало. Только Дженцо и О’Бройн знали пароль. Ни того, ни другого нет… Что делать дальше, я не знаю…

Вольпоне ударил кулаком по столу.

— Сука О’Бройн! Надо было убивать его медленно! Когда на него наезжала пила, он, вместо того чтобы заговорить, вспомнил свою свинячью мать! Мамма… мамма…

Моше словно пронзил электрический заряд.

— Повтори! Повтори! Что он сказал?

Итало удивленно посмотрел на него.

— Что с тобой, Моше?

— Что сказал О’Бройн под пилой?

— Мамма, — повторил Вольпоне. — Что из этого? Дерьмо умирало от страха. Он знал, что я с ним сделаю, знал! Вместо того чтобы отвечать, он звал на помощь свою проститутку мать.

Губы Юдельмана задрожали.

— О’Бройн был ирландцем, Итало, ирландцем! Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Вольпоне смотрел на него, как на сумасшедшего.

— Что ты несешь?

— О’Бройн тебе ответил, Итало! Человек перед смертью говорит на своем родном языке… Ни один ирландец не будет произносить слово «мама» на итальянском… «Мамма» — это пароль!

Перед входом в «Трейд Цюрих бэнк» прохаживались трое полицейских в униформе. У Хомера сжалось сердце, когда он увидел, во что превращен центральный холл банка.