— Да!

— Говорит сержант Дорнер, лейтенант.

— Что случилось?

— Только что звонил Брегенц. Шесть машин припарковались рядом с «Трейд Цюрих бэнк». Никто из машин не вышел.

— И что из этого следует? — рявкнул Блеч, все еще находясь под впечатлением музыки.

— Ничего, лейтенант… Извините… Вы просили меня…

— Господи! — воскликнул Блеч. — Немедленно отправьте туда два автобуса с людьми! Перекрыть с двух концов Штамфенбахштрассе! Быстро! Я еду туда.

Последняя встреча перед нападением на банк была назначена на молокозаводе. Завод находился в северо-восточном направлении от города, чуть в стороне от шоссе, ведущего в Бассердорф. Трехметровой высоты стена окружала всю территорию. На центральный двор можно было въехать только через огромные деревянные ворота. Там, готовые отправиться в дальний путь, стояли четырнадцать цистерн-молоковозок, принадлежавших заводу.

Витторио Пиццу в сопровождении Алдо Амальфи, Винченце Брутторе и Джозефа Дотто вошел в кабинет на втором этаже административного здания. Там уже находились Итало Вольпоне, Этторе Габелотти, Моше Юдельман, мрачный вид которого его удивил, и два «лейтенанта» дона Этторе: Кармино Кримелло и Анджело Барба. В глубине комнаты в окружении Карло Бадалетто, Фрэнки Сабатини и Симеона Ферро сидел Томас Мерта. Он никак не мог привыкнуть к постоянному присутствию членов «семьи» Габелотти. Это соседство ненавистного клана, ставшего неожиданно союзником, казалось ему насмешкой. Слишком долгие годы войны и большое число трупов разделяли «семьи» Габелотти и Вольпоне, чтобы он поверил в продолжительность мирного сосуществования.

— Десять человек из Италии уже прибыли. Не отходите от них ни на шаг, — сказал Итало. — С этой минуты руководство ими вы берете в свои руки и объясните им, чего я от них жду. В одиннадцать пятнадцать вы отправитесь отсюда на шести машинах к банку. После погрома в банке возвратитесь сюда и спрячетесь в тайниках цистерн. До восхода солнца вы уже будете в Милане. Встретимся в Нью-Йорке.

Дон Этторе сделал жест, который, будь он священником, можно было бы принять за благословение.

Витторио посмотрел на часы: без одной минуты двенадцать. Через тридцать секунд он откроет дверцу, что послужит сигналом для остальных. Все соберутся возле центрального входа в банк, на безопасном расстоянии от взрыва. Если этот Пиомбино серьезный человек, взрыв произойдет через тридцать восемь секунд. Витторио открыл дверцу и спустил ногу на асфальт. Одновременно открылись дверцы всех машин. Все молча двинулись к банку.

В 22.50 Чезаре Пиомбино выбрался из шкафа, в котором хранился инвентарь для уборки помещений. Там он провел семь часов в неестественной позе, борясь с судорогами, сводившими мышцы. Он сделал несколько неловких гимнастических движений, разминая мышцы, присел и едва смог выпрямиться.

Подозрительно озираясь по сторонам, он пошел в направлении центрального входа, не представляя себе, какая система сигнализации охраняет банк. В любой момент могла завыть сирена тревоги. Он подошел к огромной входной двери, которая отделяла центральный холл от Штамфенбахштрассе. Присев на корточки, он раскрыл портфель и достал свое снаряжение. До взрыва оставалось четыре минуты. Он взял шашку тола и присоединил к ней бикфордов шнур. От длины этого шнура зависела его собственная жизнь.

После взрыва он сразу же бросится в пролом и побежит к своей машине, которую оставил на перпендикулярной Штамфенбахштрассе улице.

С помощью ножниц он сделал фитиль на конце шнура, щелкнул зажигалкой и поднес к ней пламя. Когда шнур зашипел, разбрасывая мелкие искры, он пробежал через холл и укрылся за дальней мраморной колонной. Бросив на пол портфель, он зажал уши двумя руками, закрыл глаза и присел, прислонившись спиной к колонне. Он начал считать. При счете «двадцать восемь» невероятной яркости вспышка осветила холл, последовал грохот, от которого содрогнулось здание. По нему прошлась горячая волна плотного воздуха. На пол сыпались осколки стекла, обломки железа и куски бетона…

Чезаре Пиомбино встал и бросился к огромной дыре, зиявшей на месте двери.

На глазах Романшорна и Брегенца разыгрывался волнующий спектакль: совершенно пустынная Штамфенбахштрассе в течение трех секунд заполнилась толпой людей, которые молча, небольшими группами направлялись к «Трейд Цюрих бэнк».

— Черт! — воскликнул Брегенц охрипшим голосом. — Восемнадцать!

— Нет, девятнадцать! — шепнул Романшорн.

— Поль… Что делаем?

— Спрячемся… Подождем подкрепление…

У обоих в руках было табельное оружие окружной полиции: «кольты» 38-го калибра. Неожиданно Брегенц перестал ощущать холод. Машинально проведя пальцем между воротником рубашки и шеей, он отметил, что вспотел.

— Посмотри, — сказал Романшорн.

Мужчины, направлявшиеся к банку, остановились в пятнадцати метрах по обе стороны от входа. Брегенц заметил, что они плотно прижались спинами к стене здания. Он уже совсем ничего не понимал в происходящем. Они стояли в арке на противоположной стороне улицы, не зная, что делать. Брегенц собрался задать вопрос Романшорну, когда яркое пламя, вырвавшееся из двери банка, ослепило их. Оглушенный взрывом, Брегенц не слышал, что кричал ему Романшорн. В арку ворвалась горячая волна воздуха. Дверь главного входа в «Трейд Цюрих бэнк» исчезла. Он с изумлением заметил, как из банка выбежал мужчина, прижимая к груди портфель. Не обращая внимания на бросившихся в банк людей, он метнулся в боковую улицу. Посчитав, что в действиях можно будет разобраться позже, Романшорн открыл беглый огонь. Один из мужчин упал, но тут же был подхвачен под руки своими товарищами.

— Стреляй, — крикнул Романшорн Брегенцу.

Рядом просвистели пули. Их обнаружили.

И в этот момент послышалась сирена приближающихся полицейских автобусов.

Не успели упасть обломки взрыва, как внутрь банка устремились два вторых лица враждующих «семей»: Витторио Пиццу и Томас Мерта. В течение многих лет они противостояли друг другу, и теперь ни один не хотел уступать другому ни шагу. Витторио выдернул чеку гранаты и бросил ее в глубину холла, за окошечки касс. Мерта прошелся огнеметом по полкам, на которых стояли сотни папок с документами. За ними ворвались боевики и разбежались по разным направлениям, указанным «лейтенантами» Габелотти и Вольпоне. Неожиданный крик Алдо Амальфи пригвоздил всех к месту.

— Фараоны! Все уходим!

— Наверх! — приказал Мерта.

— Ты чокнутый! — завопил Амальфи. — Они засели напротив и всех нас перестреляют! Олин человек уже ранен! Два автобуса перекрыли улицу!

Присутствие Витторио Пиццу вызвало у Томаса Мерты чувство противоречия.

— Все наверх! Все жгите!..

— Витторио! — побагровел Алдо. — Да сделай ты что-нибудь, чтобы осалить этого недоумка!

Томас Мерта мгновенно направил огнемет на Алдо Амальфи.

— Повтори, что ты сказал!

— Не дергайся! — крикнул Пиццу, направив на него пистолет.

Секунду они расстреливали друг друга глазами, понимая, что малейший жест другого закончится убийством.

С улицы послышались звуки выстрелов.

— Сваливаем! — заорал во всю глотку один из боевиков Оттавио Джакомасси. — Улица забита фараонами! Быстрее!

Неожиданно голос Винченце Брутторе перекрыл весь шум.

— Прекратите глупости! Мы попались! Уходим!

Секунду спустя все высыпали наружу. Витторио Пиццу мгновенно оценил ситуацию: ничего хорошего она им не сулила.

Полицейские, укрывшись в арке дома напротив, обстреливали их из автоматического оружия. Витторио выдернул чеку гранаты и бросил ее в сторону арки. Полицейские автобусы с включенными фарами и сиренами перекрыли улицу с двух сторон.

— По машинам! — закричал Пиццу.

Согнувшись вдвое, мужчины бросились вперед, прикрываемые Томасом Мертой, который выпустил две огненные струи в направлении полицейских автобусов.