- Но это же хамство, - сказала Ольга.

- Что хамство?

- Хамство так думать. И эти книжки хамские.

Они помолчали оба, в грусти и в недоумении. Аркашка еще посопел вдобавок, потер свои горемычные уши.

- Зачем ты уехала с Севера? Там тебя, наверное, меньше дразнили.

- Одинаково. Просто там меньше народу. А уехала потому, что в школу. Где мы раньше жили, там школа была, там большой поселок. Сейчас моих папу и маму перевели в океан. А мне либо на Диксон, в интернат, либо сюда, к бабушке. Мы решили - пусть я лучше сюда поеду.

Они опять помолчали.

Воробьи, видя такое дело, взялись за охоту. Ведь как ни говори, свой желудок гораздо требовательнее чужого горя. Пустились мух ловить. Роскошные осенние мухи гудели и нахально кусались.

Аркашка поймал одну муху с выпученными глазами, оторвал ей крылья.

- Мухи гады! Мухи гадят! Мухи мучают людей! - пропел он.

Ольга подняла опавший лист, разгладила его на колене.

- Почему опавшие листья никто не называет падалью?

- Они красивые.

- Но ведь они тоже рыжие.

Аркашка задумался.

- Ха, - сказал он. - Осенью все листья рыжие. Все, понимаешь? Если бы все люди были рыжими, никто бы на тебя и внимания не обратил. Стань как все и живи себе преспокойно. Слушай, давай мы все-таки тебя перекрасим.

- Чтобы перекраситься, в парикмахерскую идти нужно.

- В парикмахерской не перекрасят. Ты еще несовершеннолетняя. Тебе сколько?

- Двенадцать.

- Прогонят.

- А как же тогда?

Аркашка подумал. Когда он думал, то втягивал голову в плечи. И чем крепче думал, тем глубже втягивал голову, словно старался плечами заслонить свои горемычные уши.

- У нас в квартире одна тетка живет, Зоя Борисовна. У нее всяких красок навалом. Я у нее стяну что-нибудь подходящее. Тебе какой цвет?

- Лучше бы черный, - сказала Ольга.

Аркашка помчался домой.

Ольга взяла книжку из Аркашкиного тайника, развернула. Стала читать:

"Велик ваш грех перед господом нашим. Мерзкие отродья дьявола бродят по нашей планете, оскверняя образ божий, по которому он создал нас с вами. Я, ребята, имею в виду рыжих. Разве этот богомерзкий цвет волос был у наших прародителей, некогда изгнанных из рая? Нет, и тысячу раз нет! Рыжий цвет пошел от дьяволицы Лилит..."

Ольга застонала, рванула себя за волосы.

- За что? - сказала она. Сгребла книжки в охапку и запихала их обратно в тайник, словно в печку. И привалила камнем.

Прибежал Аркашка с красивой черно-белой коробкой в руках.

- Будешь как Кармен. Вот. "Суппергаммалонель" черный, - прочитал он надпись на коробке. - Подкраска для волос. Дает черный глубокий цвет с блеском. Нетоксична. Укрепляет корни волос. Придает волосам пышность. Одновременно является средством от облысения. Особо рекомендуется при раннем поседении. Подкраска легко смывается".

Ольга взяла коробку.

- "Нашей фирмой выпускается "Суппергаммалонель" всех цветов и всех существующих в природе оттенков. Тем самым фирма пытается разрешить большую гуманистическую проблему - цвет и настроение, цвет и жизненный тонус, цвет и работоспособность..."

- Ты способ употребления читай, - подсказал ей Аркашка и сам принялся читать: - "Подкраска наносится на влажные, чисто промытые волосы нанизанным на расческу кусочком ваты. Волосы красятся по частям, прядь за прядью, до полного их потемнения". Айда в прачечную. Там вода есть нагретая. Там и свитер скинешь, чтобы не замарать.

- Подкраска легко смывается, - сказала Ольга.

- Ничего. Я с Зоей Борисовной поговорю, она тебя навсегда перекрасит.

Ольга села, стиснула каменную скамейку пальцами.

- Навсегда? И тогда мне всю жизнь придется лгать?

Аркашка потянул ее за рукав.

- Брось. Чего ты задумываешься?..

Ольга вяло пошла за ним.

Воробьи бросили мух ловить, уселись на нижние ветки и нахохлились.

Из кустов вышел шут с балалайкой.

Трень-брень.

- Я пришел извиниться. Может быть, сегодня в театре присутствуют химики, парфюмеры и парикмахеры. Может быть, они скажут, что нет такой замечательной черной подкраски для волос, что покамест ее не придумали. Я напомню: история эта началась неизвестно когда и, наверно, не скоро закончится. Представьте, что действие моего рассказа происходит в том, будущем году, когда черная краска "Суппергаммалонель" уже изобретена и уже продается во всех киосках, как нынче продаются спички. Хотя мне очень желательно, чтобы такой рассказ в том, будущем году был невозможен. Надеюсь, благородные юные зрители, досточтимые пионеры, простят мне такое вольное передвижение во времени.

Шут ударил по струнам своей балалайки.

Вошел к парикмахеру, сказал - спокойный:

"Будьте добры, причешите мне уши".

Гладкий парикмахер сразу стал хвойный,

Лицо вытянулось, как у груши.

"СУМАСШЕДШИЙ!

РЫЖИЙ!"

Запрыгали слова.

Ругань металась от писка до писка.

И до-о-о-олго

Хихикала чья-то голова,

Выдергиваясь из толпы, как старая редиска*.

_______________

* В. М а я к о в с к и й. "Ничего не понимают".

Двор зашумел контрабасовым голосом. Из подворотни появилась старуха Маша.

- Милиция знает дело. Милиция уже по всему городу рыщет. Найдут. Тем более что она такая заметная. - Старуха Маша увидела на скамейке Аркашкину кепку. Взяла ее в руки и принялась по сторонам озираться.

Пошарила за кустами, обошла вокруг вазы, в вазу заглянула. Встала на скамейку, посмотрела на дерево - может быть, ее внук в ветках спрятался.

- Он же не воробей, - сказал ей шут с балалайкой.

- Воробей не воробей, а он еще шустрее воробья. У меня от него каждый день седых волос прибавляется. - Старуха слезла со скамейки, недовольно глянула на шута. - Опять со своей трынкалкой?

Шут струны погладил. Они тихонько запели.

- Брось свою трынкалку, - строго сказала старуха Маша. - Культурный человек с балалайкой ходить постесняется.

Шут поиграл немного "Наш паровоз летит вперед...".

- Тьфу на тебя. Была бы жива твоя мать, она бы глаза со слезами выплакала. Я тебя вырастила с Дашей и Клашей. А ты кем стал? Шутом, прости господи.

Шут ударил по струнам. Струны крикнули.

- Шурка, - прошипела старуха, - я у тебя сейчас эту балалайку схвачу да как тебе по башке-то трахну... Из-за ней, из-за балалайки, ты холостой. Какая приличная девица на тебя с балалайкой поглядит?

- Не отвлекайтесь, тетя Маша, - сказал ей шут (дядя Шура).

Из прачечной вышли Аркашка и Ольга. Ольга - черноволосая. Ольга пышноволосая. Аркашка вокруг нее вьется.

- Законно. Кармен - как две капли.

Ольга взяла у него зеркало, принялась волосы поправлять. Лицо у нее спокойное, как вода в тазу, и не понять, нравятся ей черные волосы или не нравятся.

Старуха выскочила на середину двора.

- Где ты был? - грозно спросила она у Аркашки.

- Там.

- Где это - там?

- Ну там, в прачечной.

- А это кто?

- Ну, девчонка из нашего класса. Пришла, чтобы я ей объяснил уроки.

- Ты ей уроки в прачечной объяснял? Что же это за уроки, скажите на милость?

- Обыкновенные. Из двух труб вытекает вода...

- За рояль!

Скользкие Аркашкины уши выскользнули из старухиных пальцев. Аркашка нырнул в парадную.

- За рояль! - Старуха Маша, как поршень, вошла вслед за ним.

Тень опустилась на двор. Все во дворе замерло, будто гром сейчас грянет - огнем опалит. Двор зашумел грустно и жалобно. Из подворотни повеяло холодом.

Ольга уходила, оглядываясь, словно прощалась. Но из подворотни навстречу ей появился Аркашка. Как он из парадной вылез, только ему известно. Недаром мальчишки знают дома лучше строителей и управхозов.

- Не робей, - сказал он. - Дело обыкновенное.

- Я улечу. Принеси мне, пожалуйста, мой портфель. Там у меня деньги и документы. Денег мне до Архангельска хватит. Дальше меня знакомые летчики довезут через Амдерму.