Чёрт! Какая же дорога узкая! Как тут двум машинам разойтись? У Алексея не было опыта, он не чувствовал габариты машины — ведь всё это приходит со временем.

Но разъехаться с колонной ему всё-таки как-то удалось. Потом он каким-то чудом вписался в поворот, чуть не съехав в кювет. Но всё равно ехать было лучше, чем идти. Да и идти было проблематично — ведь Петрова придётся тащить на себе. Как он пойдёт с раненой ногой? Да ещё и крови потерял немало. На сиденье сидит, но с трудом может — из последних сил.

Петров, как будто уловил его сомнения, посмотрел на карту:

— Недалеко уже, сейчас будет правый поворот.

И в самом деле, метров через триста грунтовка имела ответвление. Алексей свернул, и за деревьями показалось поле. Да это же знакомые места! Склады!

Ещё когда Петров смотрел на карту первый раз, Алексей обратил внимание на то, что карта немецкая. Сначала он не обратил на это внимания: форма немецкая — стало быть, и карта немецкая. Только позже понял, почему карта не наша. У немцев карты были более точные, на них были обозначены все ручьи, отдельно стоящие дома, грунтовые дороги. Немцы тщательно готовились к войне — проводили авиаразведку. Действовала и обычная разведка. У наших же карты зачастую были устаревшие, и даже таких не хватало, особенно на первом этапе войны.

Алексей подрулил к складу:

— Вот они!

Он повернул голову к Петрову и осёкся — тот потерял сознание. Голова билась о дверцу, тело сползало с сиденья. По все видимости, последний километр Петров держался только благодаря силе воли.

Алексей заглушил мотор, обежал машину, открыл дверцу и принял безвольное тело раненого. Подтащив его к складу, прислонил спиной к покатой стене. Петров застонал.

— Сейчас, погоди немного.

Алексей заметался. Реально помочь раненому он не мог, не врач он всё-таки. Он даже не мог решить, что сделать в первую очередь: затащить раненого на склад или отогнать в лес машину — уж больно грузовик в глаза бросается. Любопытному наблюдателю со стороны уж очень интересно будет — а что это грузовик вермахта в чистом поле стоит? Деревенские, возможно, подальше держаться будут, а вот немцы точно поинтересуются, подойдут. Или сельские полицаи. Немцы в каждом селе или деревне назначали старост, и непременно — полицию. Их и искать не надо было, находились добровольцы — обычно из числа уголовников или людей, люто ненавидевших Советскую власть. А то и просто подонки, желающие всласть безнаказанно покуражиться над людьми, вкусно пить и жрать, не рискуя шкурой на фронте.

Всё-таки Алексей решил в первую очередь избавиться от грузовика. Он забрался в кабину, завёл двигатель, развернулся и по своим же следам отогнал его в лес. Там загнал его в чащобу и заглушил. Ключ зажигания с собой забрал, по привычке не бросать ничего.

К складам Алексей почти бежал.

Пока его не было, Петров почти очнулся. Увидев Алексея, расслабился и опустил руку с пистолетом.

— Ты? Я уж подумал — бросил, сбежал.

— Ты за кого меня принимаешь? Грузовик отгонял. Погоди, я сейчас.

Алексей нашёл сучковатую палку, с трудом засунул её под створку ворот, напрягся. Створка приподнялась на несколько сантиметров, но на большее сил не хватало. Сейчас бы помощь второго человека была бы ему как нельзя кстати. Но что взять с раненого?

Алексей нашёл булыжник и пристроил на него палку. Получился рычаг. Он надавил на него, налёгши всем телом. Створка ворот ещё немного приподнялась. Он попробовал протиснуться в образовавшуюся щель. Получилось с трудом, но дальше уже было проще. Он стал тянуть за цепь, приводя в действие таль. Щель стала шире.

Алексей выбрался наружу, подхватил Петрова под мышки, уложил перед створками ворот, через щель снова забрался на склад и втянул туда за руки раненого. Приопустил створки, оставив узкую щель, чтобы попадало немного света. Потом стащил с деревянных настилов пару матрасов, бросил на пол и перенёс на них раненого. Петров застонал.

— Потерпи. Тут безопасно. Эх, врача бы сейчас — совсем было бы хорошо!

— Воды! — прошептал Петров.

— Сейчас попробую найти.

Алексей прошёл в глубь склада — где-то здесь были солдатские котелки. Нащупав один, поспешил к ручному насосу. Качнув ручку несколько раз, наполнил котелок и заторопился к раненому. Приподняв голову, поднёс котелок к губам:

— Пей.

Петров жадно приник к котелку, опустошил его наполовину.

— Ветров!

— Здесь я.

— Придётся тебе самому в партизанский отряд идти. Я тебе пароль дам. Оставь мне воды и иди.

— Далеко?

— За день доберёшься. Сам видишь, я не ходок.

— Тогда тебе и еды оставить надо. День туда, день назад, да ещё и там могут на день-другой задержать — как ты без еды будешь? Раненому надо есть, чтобы силы восстановить. К тому же вечер скоро, идти лучше с утра.

— Как знаешь, я теперь обуза.

— Брось! Ты же в ногу ранен, не в живот. Вот тогда бы — да, хана!

— Слушай, не перебивай. Возьми карту.

Из-за отворота его френча Алексей вытащил карту.

— Найди село Крюково. Это южнее от складов, километров двадцать.

— Карта-то на немецком, я ни в зуб ногой.

— Веди пальцем вниз, ищи Крюково.

— Ага, вот — нашёл. По-чудному как-то написано.

— Дорогу запоминай, карту я тебе не отдам. Найдёшь в селе старосту.

— Так он же предатель, немцам служит!

— Это наш человек. Скажешь ему: «Привет от Петрова! Мы встречались в Смоленске». Он должен тебе ответить: «Как же, помню». А дальше он сориентируется. Или человека своего даст — приведёшь его к складу, или сам найдёт. У партизан есть нечего, да и с одеждой худо, пуще того — с обувью. А тут — целый склад добра.

— Оружия только нет и патронов.

— Оружие они сами у немцев добудут, да и на месте боёв его хватает.

— Всё?

— Остальное — потом. Фамилия старосты — Овчинников.

— Запомнил.

Алексей пошёл в глубь склада. Вещевой склад был отделён от продовольственного переборкой. Он на ощупь нашёл банки с консервами и принёс их раненому.

— Сам есть сможешь?

— Смогу.

Петров ел медленно, накалывая на кончик ножа кусочки тушёнки. Съев полбанки, откинулся на матрас.

— Всё, не могу больше.

— Воды попей. По себе знаю — при ранениях, когда кровь теряешь, пить охота.

На ночь Алексей опустил створки ворот, закрыв склад наглухо, и с ощущением собственной безопасности они отлично выспались.

Утром раненый почувствовал себя немного лучше. Они поели, и Алексей набрал в два котелка воды: должно хватить, пока его не будет.

— Так я пошёл?

— Иди. Всё запомнил?

— Крюково, староста Овчинников. «Привет от Петрова, мы встречались в Смоленске».

— Верно. Иди свободно — ты же в немецкой форме. Не думаю, что в глубинке настоящих немцев встретишь. А если полицаи и попадутся, веди себя уверенно, даже нагло. Ты же хозяин на оккупированной земле!

— Понял.

Алексей приподнял талью створки, протиснулся, отряхнул от пыли френч. Снаружи гулял ветерок, было зябко. И пошёл.

Шёл он ходко, согрелся, даже вспотел. Прошёл через село, провожаемый испуганными взглядами деревенских жителей. Одно плохо: немцы в одиночку и, тем более, пешком не ходили — он это твёрдо знал. Деревенские, конечно, не в курсе, но опытный взгляд несуразность заметит.

Так он и шёл, не останавливаясь. На полпути, когда отшагал уже километров двенадцать, впереди показался мост через реку, и на нём полицай. Но Алексей, памятуя наставления Петрова, шёл уверенно.

Полицай немца приметил, и, когда Алексей взошёл на мост, вытянулся по стойке «смирно». За три метра до Алексея вскинул руку и прокричал:

— Хайль Гитлер!

— Хайль, — ответил Алексей.

Солдатской выправкой и призывным возрастом полицай был похож на дезертира.

Алексей не останавливался, только один раз напился из ручья.

Часам к трём дня, судя по солнцу, он подошёл к селу. У первого же дома спросил старика:

— Крюково?

— Да, да, Крюково, господин немец.