Созданный давно, без той подвижной кинокамеры, которая сегодня так помогает мастерам экрана, без современной техники звукозаписи, без многих новаторских усовершенствований и открытий, обогативших эстетику сегодняшнего кино, фильм «Чапаев» оказался поистине бессмертным. Он и сегодня злободневен идейной заостренностью против стихийности, развинченности, того пренебрежения к дисциплине, с которым так последовательно и так нелегко сражается в фильме представитель партии Дмитрий Фурманов.
«Без военкома, — говорил В. И. Ленин, — мы не имели бы Красной Армии»12. Эта мысль проходит через весь фильм.
Представитель партии комиссар Фурманов вносит во всякое дело дух коммунистической партийности и дисциплины. Авторы фильма и актер Б. Блинов убедительно раскрыли мудрые действия комиссара по организации стихийных революционных сил в борьбе за власть Советов. Очень тактично показано, как Фурманов, более образованный и культурный, чем Чапаев, не только учит других, но и сам учится, учится у народа, учится у Чапаева.
Конфликт между Фурмановым и Чапаевым раскрывает эти характеры с разных сторон. Впрочем, термин «конфликт» не очень подходит для этих взаимоотношений, ибо Фурманов не борется с Чапаевым, он упорно стремится к тому, чтобы направить стихийное мужество, стихийную отвагу Чапаева в нужное русло. Терпеливо, настойчиво комиссар высвобождает Чапаева и его сподвижников от еще присущих им черт партизанщины, от поспешности, горячности.
Шаг за шагом Фурманов помогает Чапаеву понять самого себя и свое место в революционном строю. Каждое столкновение Чапаева и Фурманова, прямое или косвенное, поднимает их взаимоотношения на новую идейную ступень. Вот Чапаев врывается к Фурманову в ярости: как это так — комиссар поддержал врача и фельдшера, которые не подчинились его приказу, приказу командира дивизии, присвоить его ветеринарам звание фельдшеров. Или разговор о «затрапезном виде», эпизоды, где упоминается Александр Македонский, «урок» о III Интернационале, — все это интересные, увлекательные сцены, в которых растет Чапаев, обогащается и комиссар, растет авторитет партии в глазах бойцов и сподвижников Чапаева, растет их политическая сознательность и боеспособность.
Но осталось непреодоленным все-таки кое-что из старого, из того, что следовало преодолеть, и это определяет трагический, полный глубокого смысла финал фильма. «Чапаев, — говорит о своем герое актер Б. Бабочкин, — прямой продолжатель исторической линии Степана Разина, Емельяна Пугачева, Болотникова. Эта историческая эстафета прорвалась через века и закончилась сентябрьской ночью 1919 года. Именно ему — Василию Чапаеву — выпал жребий закончить эту линию русской истории и открыть новую ее страницу, став одним из первых героев пролетарской революции, большевиком-ленинцем».
Пересматривая фильм сегодня, отмечаешь, что он ничуть не постарел за прошедшие со дня его выпуска десятилетия. И очень немного, к сожалению, появилось за это время картин, где бы правда жизни раскрывалась с такой глубиной и поэзией, где бы таким живым и крупным, таким обаятельным, красивым всей своей жизнью, всем складом души был бы герой произведения. Трудно переоценить ту роль, которую сыграл в реальной жизни нескольких поколений нашего народа этот кинематографический образ.
В Испании во время гражданской войны, когда шла битва с фашизмом, после просмотра фильма братьев Васильевых появился батальон «Чапаев». Неувядаемой славой покрыл себя этот батальон. На его боевом знамени был изображен кадр из фильма: Чапаев на тачанке у пулемета...
Чапаев пришел из жизни, он «за Интернационал», за братство всех народов, но характер это был ярко национальный, русский и по складу речи, и по жестам, движениям, по пластике. В этом еще одна причина его удивительной жизненности, ибо человек не может быть никаким по национальности.
Василий Иванович Чапаев в фильме раскрывается не сразу, а как бы по мере знакомства с ним Фурманова, приехавшего комиссаром в его дивизию. На наших глазах «степной командир», выросший из партизанской среды, становится командиром нового типа, сочетающим революционный размах и тонкое тактическое искусство с революционной идейностью, с высокими морально-философскими идеалами.
Человек в великих исторических событиях впервые осознал себя, впервые сделал открытие, что он борец за новую жизнь, за переустройство общества. Неизмеримо расширились его горизонты, оттого в нем и такая раскованность, свобода.
В фильме он показан таким, каким был в жизни, — не без недостатков. «Академиев не кончал», «языков не знает», всего два года, как научился грамоте, простоват, но, с другой стороны, духовно, морально — человек очень здоровый, по-настоящему демократичен, добр в лучшем смысле слова, стремится к науке, к знаниям. Кажется, все делает играючи, весел, остроумен.
Интересный факт: по внешним приметам похож на «Чапаева» поставленный в Америке фильм «Да здравствует Вилья!» («Вива Вилья!»). Его герой — деятель мексиканской революции 1910 — 1917 гг., руководитель крестьянских партизанских отрядов.
Подобно линии Чапаев — Фурманов, в американском фильме Вилья постигает настоящий смысл своей партизанской борьбы после встречи с Франсиско Мадеро, подчиняющим действия партизанского вожака революционным идеям. Но есть и принципиальное различие в подходе к образам народных героев у советских и американских кинодеятелей. Хотя последние изображают своего героя с бесспорной доброжелательностью, они тем не менее искажают его образ. В их фильме герой крестьянского восстания Вилья показан «экзотически»: всячески обыгрываются такие его черты, как безграмотность, неотесанность, грубость.
А между тем известно, что Вилья вовсе не был таким «диким», неотесанным крестьянином; на самом деле еще перед теми событиями, которые показаны в фильме, он сидел в тюрьме по обвинению в революционной деятельности; известно, что он был знаком с учением Маркса.
Для чего же понадобилось представлять героя таким необузданным и диким?
Все дело в том, что авторов меньше всего интересует та революция, во имя которой сражался и отдал жизнь мексиканский крестьянин-революционер. Их привлек к себе портрет Вильи только как экзотическая, трагическая фигура, обреченная на гибель в неравной борьбе.
Советских же художников глубоко интересуют подлинно народные корни героического образа, и его удача возникает именно на этой реалистической почве.
Фильм «Чапаев» имеет и важное полемическое значение в борьбе за подлинный реализм. Большой смысл в известной сцене с картошкой, когда Чапаев как бы экзаменует своих товарищей: где должен находиться командир при таком-то и таком-то течении боя? Ответы экзаменуемых не удовлетворяют Чапаева. По их шаблонным, поверхностным представлениям о военном искусстве получается, что командир всегда должен быть впереди. А если для пользы дела надо, чтобы он был где-нибудь на фланге или вообще сзади? Чапаев как бы преподает здесь урок зрелого мышления, самостоятельного, гибкого, независимого от сложившихся ложных догм, от штампов. Смысл этого эпизода широкий. Не только о военном деле идет речь, но вообще о жизни.
Именно здесь тот критерий, по которому, с ходом времени, одни произведения, когда-то широко популярные, оказываются начисто забытыми, другие живут, неподвластные времени. Стареют те фильмы, где авторы мало заботились о том, чтобы раскрыть жизненную правду, и больше думали, как бы поэффектней воздействовать на зрителя, поразить его воображение, вызвать те или иные заранее запланированные эмоции. Для этого прибегали ко всякого рода специальным «воздействующим построениям», забывая, что искусство призвано покорять не формальными приемами, а великой правдой жизни, раскрытой в произведении с позиций ленинской партийности.
Сегодня звучат как современные те произведения, в которых не упрощаются сложные, противоречивые годы истории нашей страны и вместе с тем раскрываются великие идейные, моральные, философские ценности, принесенные Октябрем.