"Тезисы" позволяют более непосредственно судить о позиции Ясперса по отношению к быстро ширящемуся процессу пацификации университета, нежели все его позднейшие самоинтерпретации.
Они исходят из того, что по сравнению с эпохой своего расцвета в 1770–1830 гг. немецкий университет в последние 100 лет постепенно, а в нашем веке ускоренными темпами идет к упадку. Обозначены следующие явные симптомы: дробление знания, которое все больше утрачивает смысл, в почти произвольном разнообразии бесполезного и ненужного, возрастание школярства в отвлеченном и отвлекающем учебном процессе, непомерный рост управленческих структур с их всевозможными комиссиями и инстанциями, снижение общего уровня до убогой посредственности и растущее ущемление свободы, ибо "отпал необходимый компонент свободы — отсеивание неудачников". Таким образом, обновление высшей школы Ясперс считал задачей первой необходимости. Ре-
шение не могло заключаться в реставрации университетских структур 1770–1830 гг. В новых условиях необходима была попытка оживить идею университета в новой форме. Это сопряжено "с уникальной для современной ситуации возможностью и опасностью: возможностью преодоления всех затяжных и запутывающих переговоров комиссий и инстанций посредством решительных распоряжений человека, который имеет неограниченную власть над университетами и может опереться на мощную поддержку сознающей ситуацию молодежи и необычайную готовность тех, кто прежде был безучастен и равнодушен; опасность же заключается в том, что поддержка потеряет ориентацию… а начальственное решение окажется не на уровне духовной задачи. Возможность подлинного обновления немецкой науки есть одновременно опасность ее окончательной гибели". Ввиду такой опасности видные исследователи и преподаватели обязаны, по мнению Ясперса, "довести до сведения полномочных инстанций" свои предложения по реформированию. Итак, еще летом 1933 г. Ясперс считал, что при новом режиме можно осуществить рациональное обновление университета, если режим сделает то, что ему подскажут видные ученые, но, если режим останется глух, университету грозит окончательный упадок.
Ясперс предлагает следующие коренные реформы: уменьшить количество предлагаемых лекций и семинаров. Вместо этого "больше места" отвести "индивидуальной домашней работе". Обучение в принципе должно стать дерзанием исходя из свободы и в свободе. "Для этого необходимо упразднить все учебные планы как обязательное принудительное распределение учебного процесса по дням, отменить все семинарские талоны и формальные справки". — Кафедры должны предоставляться только "творческим личностям высокого научного уровня", в иных случаях, в том числе и в важных дисциплинах, достаточно внештатной профессуры и преподавателей по контракту. Такая система
имела бы то преимущество, что факультеты стали бы менее громоздкими. Последнее слово при отборе заведующих кафедрами должно принадлежать куратору, особо определенному на пожизненный срок для каждого университета, а не центральной для всех университетов инстанции. Управление университетом "следует упростить", "максимально сократить число комиссий, органов контроля, инстанций, заседаний, повысить ответственность личного решения; расширить свободу ректора и деканов по отношению к ученому совету и факультету". Ректор и деканы должны действовать открыто, однако "не зависеть от решений большинства, кроме определенного круга важнейших вопросов". Так, Яс-перс на первый взгляд согласен с принципом внутриуниверси-тетского фюрерства. Но с одной очень важной оговоркой: принимающий единоличные решения должен находиться "под внутренним нажимом", чтобы не произошло ущемления свободы. "Через определенные промежутки времени принимавший решения должен отчитываться" — очевидно, перед сотрудниками университета. В таком случае должна разрешаться "самая нелицеприятная критика", нужно даже создать "незаинтересованную инстанцию, которая, на основании знакомства с обстоятельствами… могла бы наказывать". Лишь когда есть риск, что руководителя можно привлечь к ответственности, есть и надежда, "что на руководящие должности пойдут люди, уверенные в своих способностях…".
Что до трудовой повинности и военно-прикладного спорта, то они "являются не частью университета, но реальностью всеохватного перегиба", соединяющей с "основами существования и народом в целом". Они способствуют становлению дисциплины и особого умонастроения, которых "в научном воспитании должно не копировать, не воспроизводить, но дополнять". Необходимо отделить их по времени от учебных занятий также и "по физическим причинам". "Семестр, чтобы быть плодотворным,
12—3600 353
должен быть либо целиком посвящен учебе — с ограниченной добавкой занятий спортом, — либо полностью отдан военной службе".
И, наконец, различными способами ограничивается примат политики над наукой: "Ни одна другая инстанция в мире" не может указывать цели исследованию и обучению, "кроме… ясности самого подлинного знания". Академическая свобода не связывает себя ни политикой, ни внешними принуждениями, ни авторитетом, но только сократовскими взаимоотношениями обучающих и учащихся. Реформа университета не может состоять в том, чтобы, "следуя духу времени, вводить те или иные новшества". В рамках университета противник не тот, кто придерживается иных политических взглядов, а противник — невежество, рутина и бездуховность. "Было бы иллюзией полагать, что в высшей школе, где речь идет о духовном становлении, ныне можно чего-то добиться политической борьбой… Только борьба духовная способна вызвать к жизни нечто новое в духовном". В университете есть место лишь для "изначальных поисков истины".
"Тезисы" ратовали за установление в университете принципа платоновской элитарной аристократии, соединенного с идеей М. Вебера об этической ответственности всех власть имущих. Эти предложения имели целью почти безграничную свободу обучения и преподавания, при которой мог бы наиболее беспрепятственно проявиться профессионализм преподавателей и исследователей, а личность студентов раскрывалась бы наилучшим образом. Иллюзия тезисов — в еще сохранившейся вере, что и политическое руководство желает этой свободы или способно к ней вернуться. Эта вера была столь велика, что Ясперс одобрительно отнесся к новому университетскому уставу земли Баден, в котором другие видные исследователи сразу же разглядели гибель университета. Ясперс, безусловно, не догадывался, с кем он имеет дело. "Тезисы" напечатаны в: "Jahrbuch der österreichischen Karl-Jaspers-Gesell-
schaft". Hrsg. von Elisabeth Salamun-HybaSek und Kurt Salamun, Jg. 2 (1989), S. 5-27*.
309. 21.8.1933 министр по делам культов, просвещения и юстиции земли Баден издал новый предварительный университетский устав, который на следующий день был полностью опубликован в баденских газетах (в т. ч. в: "Heidelberger Neueste Nachrichten", S. 2; "Heidelberger Tageblatt", S. 1).
310. "Чрезвычайный шаг" заключался в радикальном уподоблении университетских структур "принципу фюрерства", а также подчинению университета примату политики. Эти два аспекта были объединены в понятии "приобщения к нацизму": "Ректор должен стать "фюрером высшей школы"; ему были переданы все полномочия существовавшего до того ученого совета (большого и малого). Он более не избирался, но назначался министром "из числа ординарных профессоров"; срок его ректорства не ограничен по времени, а "определяется министерством"". ""Своим заместителем" ректор мог назначить «канцлера» из преподавательского состава, а также — для исполнения отдельных задач — других заместителей. "Для обсуждения… общих научных и образовательных задач университета" ректор мог в любое время созвать деканов и вообще "преподавательский состав, вместе с ассистентами или без них".