Изменить стиль страницы

Одним из упомянутых средств индивидуум приводится или в летаргическое, или в каталептическое состояние, в последнее в том случае, если применяемое средство не было слишком сильно. О летаргическом состоянии, которое часто бывает в большой истерии, при переходе из одной ее стадии в другую, мы поговорим после, теперь же остановимся только на каталепсии. Характерная черта этого явления – невозможность для больного какого бы то ни было движения. Нормальный человек не способен пробыть несколько минут неподвижно, напр., не моргнув веками, между тем каталептик неизменно сохраняет положение, в котором его настигнет наступление этого феномена. Широко раскрытые глаза устремлены на один пункт, веки не моргают, вообще нельзя заметить какого-либо движения, кроме дыхания и сердцебиения. Когда это состояние наступает само собой, что иногда случается, то оно может продолжаться несколько дней при условии устранения всех внешних раздражений; вызванная искусственно, каталепсия длится редко более четверти часа или получаса и, наконец, сама собой переходит в сомнамбулизм.

У каталептика все мышцы мягки, как воск. Члены его можно не только привести в самое странное положение, но даже лицу придать самое неестественное выражение; и то, и другое сохраняется без изменения. Поднятая в воздухе рука держится долгое время неподвижно, а затем медленно и плавно опускается без признаков усталости. Даже мышцы живота сохраняют отпечатки от давления пальцев. С другой стороны, можно вызвать и правильные, равномерные движения. Если несколько раз согнуть и разогнуть руку, то она сама продолжает это действие. Произвольно индивид не может ничего начать: он не может по своей воле совершить движение, но не может также и остановить движения, данного путем внешнего импульса; он двигается совершенно как автомат. Однако каталептик не находится в бессознательном состоянии. Всего вероятнее, что внимание его до того сильно сосредоточено на одном представлении, что только это представление и занимает все поле его сознания. Такое предположение подтверждается тем, что неподвижность индивидуума может быть нарушена не только внешним толчком, но и представлением о данном движении, вызванным в его сознании. Если, напр., стать перед каталептиком так, чтобы неизбежно находиться в его поле зрения, и принять при этом известную позу или сделать какое-либо движение, то он его повторяет. Таким образом, представление о данном движении непосредственно вызывает таковое, не встречая никакой задержки или противодействия со стороны индивидуума. Насколько недоступно сознание каталептика для всего, что не касается непосредственно охватившего его представления, видно из того, что он ничего не понимает из обращенных к нему речей; даваемые ему приказания не исполняются: больной или остается совершенно безучастным, или автоматически повторяет слова. Звуковые представления вызывают только автоматически связанные с ними движения органов речи и более ничего (эхолалия).

Иллюстрированная история суеверий и волшебства i_123.jpg

Рис. 107. Лекция проф. Шарко в Сальпетриере

Такое состояние монодеизма – когда сознание занято всецело одним представлением – длится, однако, не долго. Скоро поле сознания расширяется, и внушенная индивидууму идея влечет за собой другие, по законам ассоциации. Так возникают аффекты, выражающиеся в целом ряде соответствующих поз. Если, напр., сложить в кулак одну кисть больного, то другая делает то же самостоятельно, вся рука поднимается на высоту груди, тело слегка нагибается вперед, выражение лица изменяется: сжатые губы и раздутые ноздри дают картину гнева. Если же приложить пальцы одной руки больного к его губам, то и другая принимает такое же положение, лицо больного делается приветливым, вместо гнева является улыбка, и он как бы посылает воздушные поцелуи. Таким образом, можно по произволу изменять жесты, причем немедленно и другие члены приходят в положение, соответствующее выраженному аффекту.

Итак, мы до сих пор видели, что каталептик ничего не исполняет сам по себе. Каждое положение должно быть ему внушено, причем частное движение влечет за собою ряд других, характеризующих данный аффект. Когда же сфера сознания постепенно расширяется, то каталептик уже не довольствуется тем, что сохраняет внушенные представления, но и начинает действовать согласно с ними.

Жанэ приводит очень интересные примеры: «Я складываю руки Леони, и тотчас ее лицо принимает выражение восторга. Я оставляю ее в этом положении, чтобы видеть, долго ли оно продержится. Она встает со стула и медленно делает несколько шагов, потом, тоже медленно, становится на колени, слегка наклоняет тело, кладет голову набок и с необыкновенным выражением экстаза смотрит на небо. Я ожидаю, не застынет ли она каталептически в этой позе. Нет, она склоняется еще более, подносит сложенные руки ко рту; затем, сделав пять-шесть шагов, нагибается еще ниже, снова становится на колени, приподнимает голову с полуоткрытыми глазами и открывает рот. Теперь все делается понятным: она принимает причастие. Затем она возвращается в прежнее положение, и сцена, продолжавшаяся около четверти часа, прекращается вместе с прекращением каталепсии».

Впрочем, такие сложные поступки со стороны каталептиков встречаются очень редко по весьма понятной причине: они выполняют только те движения, которые естественно связаны с внушенным им чувством, сами по себе они ничего не способны предпринять. Между тем существуют лишь очень немногие ощущения, столь тесно связанные с определенною группою сложных движений, как это мы видели в только что описанной сцене; поэтому подобные ей сцены наблюдаются чрезвычайно редко, тем более что далеко не все каталептики способны производить такие продолжительные действия. Необходимым условием для этого нужно считать возникновение у данного лица определенного чувства; раз такое чувство не может быть возбуждено, то невозможно и развитие подобных сцен. Когда Жанэ складывал также руки у другой своей пациентки, не отличавшейся религиозностью, то она осталась неподвижною в приданной ей позе, не предпринимая ничего дальше. Известное расположение рук у этой особы не было связано с определенным ощущением, а потому и не ассоциировалось с другими движениями.

Если каталептический субъект представлен самому себе, то он переходит в другой вид гипнотического состояния, сомнамбулизм, который, впрочем, может быть вызван и прямо разными приемами. Характерною чертою этого фазиса Шарко и его ученики признают особое состояние нервно-мышечной системы, названное ими «чрезмерною чувственно-мускульною возбужденностью», но опыты последнего времени показали, что этот признак не только не может считаться характерным, но даже вообще встречается очень редко. Жанэ нашел его только у двух из 12 испытанных им особ, следовательно, это признак вовсе не характерный. Единственным верным симптомом сомнамбулизма может служить только душевное состояние индивидуума. Особенно заметно изменяется память. В сомнамбулизме субъект помнит не только все, что он видел в нормальном состоянии, но и все, что случилось в предыдущих периодах сомнамбулизма, между тем как при пробуждении он забывает решительно все, происшедшее во время сомнамбулического состояния. Таким образом, память в сомнамбулизме обширнее, чем при нормальном бодрствовании. Это зависит, конечно, от того, что во время сомнамбулического сна восстанавливаются некоторые чувства, утраченные субъектом в его нормальном состоянии, а вместе с тем и воспоминания о представлениях, входящих в круг этих чувств; таким образом, сомнамбула становится более совершенною личностью, чем обыкновенные истеричные, так как поле сознания его значительно расширено. Такое явление влечет за собою самые удивительные результаты. Если, напр., истеричка в нормальном положении лишена каких-нибудь чувств, то они могут последовательно восстановиться в состоянии сомнамбулизма. Таким образом, индивид может проходить через целый ряд психических фаз, характеризующихся постепенным расширением содержания сознания, пока, наконец, в глубоком сне он вступает в обладание всеми своими чувствами, сравнявшись с нормальным, здоровым человеком. Опыт показывает нам, что так бывает действительно. У истеричных наблюдаются две, три и даже четыре стадии сомнамбулизма, имеющие каждая свое собственное содержание памяти. Как общее правило, бывает так, что на каждой высшей ступени сомнамбула помнит не только то, что с нею было в этой же стадии, но и то, что было на других, низших; но на низшей степени она не помнит того, что было на высшей. Это совершенно понятно, потому что каждая высшая степень характеризуется тем, что открывается новая область ощущений со всеми связанными с ними образами и воспоминаниями, а в то же время и бодрствующие чувства продолжают функционировать. Но так как каждое значительное изменение памяти влечет за собою существенные перемены в образе мыслей и поступках человека, то и сомнамбула в каждом фазисе этого состояния кажется как бы новою личностью. Чтобы не смешать эти различные личности, присутствующие в одном человеке, их обыкновенно обозначают номерами. № 1-й обозначает истеричного субъекта в его нормальном состоянии, с его более или менее суженным полем сознания, № 2 – личность, которою он же представляется в первой стадии сомнамбулизма, и т. д.