Жадно глотая воздух, таращась на книжные шкафы кабинета, на совсем потемневшее окно, Имс с трудом приходил в себя после кошмара. Хотя обычно ему не требовалось и секунды, чтобы, проснувшись, совместить себя со временем и пространством, в этот раз он долго сидел, таращась на стены, отделяя реальность от иллюзорности, себя нынешнего от себя тогдашнего.
Сомневаться, что во сне он видел самого себя, не было никаких причин.
В голове мелькнула мысль, что все же, несмотря на многолетние отрицания и стандартную практику замалчивания, МИ-6 уже вовсю действовало и в период до Второй мировой и интересовалось отнюдь не только разведмероприятиями – учитывая суть его занятий в Америке. «Здравствуйте. Имс, просто Имс», – ухмыльнулся он, пытаясь бравадой смыть отвратительное послевкусие сна.
Потом тяжело встал и пошел в прихожую: сигареты так и остались лежать на столике у входной двери. Значит, вот как это было. Артур уехал, а Имс его отпустил.
Что ж, Имс умел признавать свои ошибки. Он прикурил одной рукой, второй выбирая первый номер в списке контактов телефона.
Артур ответил сразу и раздраженным голосом. Вот только Имсу было плевать на раздраженный голос, на метания, на все глупости, что еще придут (кто бы сомневался!) в красивую артурову голову. Он теперь знал, что может случиться, если позволить Артуру настоять на своем, – ничего хорошего. Он все еще чувствовал, как от ужаса, пережитого во сне, все волоски на его теле стоят дыбом. Теперь Имс был твердо намерен не наступить на те же самые грабли во второй раз.
– Завтра собирай вещи и переезжай ко мне, – сказал он. Хватит валять дурака, проявил уже один раз деликатность и понимание, и что из этого вышло?
– Ты, вообще, уверен? – растерянным голосом спросил Артур.
Имс даже глаза закатил: да тут просто непаханое поле, прямо девственный лес! Будем пробиваться. А вот про этот последний сон Артуру знать вовсе необязательно.
Следующее утро только укрепило его в этом решении.
* Управление специальных операций, УСО (англ. Special Operations Executive, SOE) – британская разведывательно-диверсионная служба работавшая во время Второй мировой войны.
Глава 20
Имс
Какая-то часть мозга Имса отчаянно сигнализировала остальным: вот оно, время, когда надо надеть на себя маску железобетонного мачо, сыграть роль героя с противоударным покрытием. Уж слишком больные были у Артура глаза, с ненормально прозрачными синими веками, уж слишком выверенными были движения рук, уж очень нарочитой была эта бравада: пижонский костюм на голое тело и вызывающая язвительность, от которой хотелось прижать его голову к груди и держать так долго-долго.
Ведь и схема действий была предельно простой и понятной: схватить в охапку, отвлечь каким угодно образом, переключить на что-то еще, утешить…
И все бы получилось, Имс справился бы со всем шутя, если бы не этот гребаный сон, после которого он сам не мог собрать себя в кучу. Казалось, он застрял в неком странном межвременье: все еще стояли перед глазами помятый почтовый ящик с ржавыми потеками и выкрашенный серой краской борт океанского лайнера образца тридцать девятого года, а на привычный шум обычного московского утра будто второй звуковой дорожкой накладывался истошный вой сирены противовоздушной обороны. Он смотрел на смуглую голую грудь Артура в вырезе лазоревого пиджака, но видел коричневое твидовое пальто, бежевый шелковый галстук и руку, обтянутую кожаной перчаткой с рыжими стежками вдоль пальцев.
Пока Имс пытался проморгаться и избавиться от лишней картинки, Артур беспокойно перемещался по гостиной, видимо, сам не замечая своих метаний между окном и диваном, и вот тут у Имса все-таки не выдержали нервы: он тяжело встал и, не говоря ни слова, вышел в коридор.
Спустя минуту за ним выскочил Артур, услышавший имсову возню у шкафа для верхней одежды.
– Ты куда? – спросил он ошарашенно.
– Сейчас вернусь, – неопределенно ответил Имс и, проигнорировав слабо пискнувшую в груди совесть, сбежал прочь.
***
Объясняться сейчас с Артуром было выше его сил. Он чувствовал, что еще чуть-чуть, и сорвется в безобразную истерику, со слезами, соплями и бессвязными криками. Гребаный сон вместе с простыми и оттого еще более жуткими записями в старом молескине шарахнули по Имсу с неожиданной и оглушительной силой. До этого утра Имс цинично полагал выражение «душа разрывается на части» художественным преувеличением, выдумкой русских писателей, творящих в жанре сентиментального романа.
Сейчас что-то конкретно рвалось на части именно внутри него, что – он не знал. Может быть, как раз душа. Одно только было ясно – ему немедленно требовалось нечто простое, настоящее, никакого отношения не имеющее ни к нему лично, ни к Артуру, что-то, что заглушило бы повторяющиеся бесконечным рефреном крики чаек в ушах и маячащие под веками выцветшие строчки, написанные твердым летящим почерком.
Имс выскочил из квартиры и рванул по лестнице вниз, не дожидаясь лифта. Мелькнули лестничные пролеты, украшенные картинами и вазами, хлопнула позади тяжелая дверь подземного гаража. Имс целенаправленно цеплялся взглядом за простые и понятные вещи – машины соседей, серые колонны, неровный бетонный пол, чтобы удержать себя в этой реальности, не уплыть назад, в адскую пытку шестидесятилетней давности.
Стараясь занять сознание всякой чушью вроде чтения номеров автомобилей, Имс расчехлил мотоцикл, нахлобучил на голову шлем и крутанул ручку газа. Байк отозвался азартным рыком готового к прыжку зверя, и только тут Имсу немного полегчало. Он выехал из гаража и влился в поток на бульваре.
Суета московского буднего дня, набережная, давящаяся машинами, красный кирпичный бок Кремля, пропахший выхлопными газами воздух, в котором угадывался копченый аромат опавшей листвы, по капле вымывали из внутренностей Имса мерзкое холодное отчаяние, которое комом застряло в ребрах. Нагревшийся бак BMW оттягивал из внутренностей мучительное иррациональное бессилие, возвращая к сегодняшнему дню. Имс шнырял между ползущими машинами, с каждой минутой все больше приходя в себя - голоса прошлого наконец-то утихали у него в голове, истирались, превращаясь в то, чем были на самом деле: давно минувшим, не имеющим никакой связи с его – их! – настоящим бытием.
Теперь во всем вокруг – в пестрой толпе, в рекламных щитах, в ярких пятнах магазинных витрин – Имс видел якоря, которыми можно было привязать себя к действительности. К тому моменту, когда он, провонявший бензином и покрытый с головы до ног жирной сажей московских дорог, вкатился во двор, его уже совсем отпустило.
Он заглушил мотор, перекинул ногу через сидение и закурил. Наконец вернулось ощущение своей собственной жизни, абсолютно нормальной, как будто, объехав по кругу все Садовое кольцо, Имс реанимировал в себе чувство сопричастности с реальным настоящим. Вот сейчас можно и нужно было идти к Артуру, уже не боясь развалиться на куски прямо у него на глазах. Имс поднял голову и увидел, как на последнем этаже, в его квартире, хлопнуло окно.
«Ждет», – подумал Имс с удовлетворением и, уже полностью позабыв про собственные рефлексии, пошел в дом.
Артур нашелся на кухне в компании Мерлина. Оба они имели вид недовольный и взъерошенный, но Имсу уже было все равно. Не заморачиваясь больше никакими глупостями, он подцепил Мерлина за загривок и ловким броском экстрадировал животное в коридор, захлопнув дверь и не обратив ни малейшего внимания на возмущенный мяв.
Далее, ровно таким же манером не обращая никакого внимания на вялые попытки сопротивления, он разложил Артура прямо на кухонном столе, предварительно сдернув экстравагантный пиджак, и занялся утешением – самым примитивным и эффективным способом. И с каждым скрипом деревянных ножек по плиткам пола, с каждым вздохом Артура, с каждым собственным толчком в горячее и отзывчивое, Имс чувствовал, как избавляется от призрачных теней прошлого, снова и снова, каждым своим движением утверждая свое право прожить эту жизнь так, как именно он считает нужным.