— Рупперт толковал о недельном сроке!
— Правильно, это оговорено и в контракте. Именно такой срок необходим для полного восстановления экрана.
— Значит, экран способен восстанавливаться?
— Разумеется! Не думаете же вы, что мы выпускаем отсюда калек, обреченных на бедствия в течение всей жизни! По счастью, природа и здесь постаралась предусмотреть все. Порежьте себе палец, и через пару дней от раны не останется и следа. То же мы наблюдаем и тут. Через шесть-семь дней — наш экран в общем и целом восстанавливает свои защитные свойства.
Глаза Борхеса странно блеснули из-под очков. Он глядел на сложенные перед лицом руки, но иногда украдкой посматривал и в сторону Виктора.
— Вы хотите знать что-то еще?
— Да! То есть… — Виктор сглотнул образовавшийся в горле ком. — Если правда все то, что вы мне тут рассказывали…
— О! В этом вы убедитесь очень скоро, — Борхес хихикнул.
— Вероятно. Но у меня есть еще один вопрос, — Виктор озабоченно потер лоб. — Если существует некий событийный океан, хотя я с трудом представляю себе, что он собой представляет, то это ведь страшно! Получается, что на рубеже двадцать первого века человек овладел наконец возможностью управлять потоками событийности!..
Борхес снова перебил его.
— Должен заметить, что если это и можно именовать управлением, то довольно пассивным.
— Неважно. Так или иначе, но вы переступили черту, за которой происходит коловращение судеб. То, что казалось вечной загадкой, внезапно приоткрылось… Я хотел спросить вас: верите ли вы, что подобным образом можно действительно излечить Землю?
Мэрвил Борхес путаным мальчишечьим движением снял очки и принялся протирать их платком.
— Это не вопрос веры, дорогой мой. Я ученый. А ученые — это слепцы, семенящие по дорожкам, указываемым жизнью. Кроме того, частенько лечение начинают, не будучи уверенными в том, что используемая методика и лекарства окажутся достаточно эффективными. Что-то надо делать — и мы делаем. Со временем все разъяснится. Пока же мы работаем немногим более двух месяцев, однако смею вас уверить, результаты есть и эффект несомненен! Об этом ясно говорят многочисленные сводки, поступающие из полицейских участков. Кражи, ограбления, просто несчастные случаи — все скачет вниз, как только мы выпускаем очередного донора.
— Значит, я у вас вроде живца, — Виктор усмехнулся.
— Мне не хотелось бы употреблять подобный термин. Донор — существо, сознательно идущее на риск во благо окружающих. И кстати, вы можете еще отказаться, — последнюю фразу Борхес произнес с медлительной осторожностью. — В конце концов мы придерживаемся принципа добровольности, и если вы передумали, еще не поздно переменить решение.
— Поздно, мистер Борхес. Уже поздно. — Виктор задумчиво посмотрел на правый мизинец, отягощенный массивным кольцом. — Вы сами видите, меня успели оснастить всеми необходимыми аксессуарами: индивидуальным датчиком, ботинками скалолаза, рацией и прочей чепухой.
— Эта чепуха в самом скором времени спасет вам жизнь. И уверен, не однажды. — Снова водрузив очки на нос, доктор закинул ногу на ногу, руками обхватил колено. — Вам следует понять одно: вы участвуете не в каком-нибудь театрализованном шоу, здесь все всерьез. И дело, к которому вы подключаетесь, безусловно привлечет к себе в скором времени внимание десятков и сотен политических деятелей. Вполне возможно, наша программа станет программой номер один. Мы расширим деятельность, наводнив донорами города, устроив донорские здания и донорские банки. Да, да! Работа над неодушевленной материей также не стоит на месте. Правонарушителей, словно магнитом, будет тянуть к одним и тем же местам. Они не смогут с собой ничего поделать. Работа полиции сведется к минимуму: круглосуточное дежурство, арест и препровождение в камеру.
Мэрвил Борхес не сдержал довольной улыбки. Покосившись на него, Виктор оперся о рукояти кресла и медленно поднялся.
— И все равно не могу поверить. Слишком уж все просто.
— Это вам только кажется. — Борхес по-детски закачал ногой. — Кстати, вы зря встали. Дельта-квантование проходит именно здесь. Окружающий нас стеклопластик — не что иное, как защита обслуживающего персонала от дельта излучения.
— Вот как? — Виктор снова опустился в кресло. Борхес, напротив, поднялся.
— Минуточку терпения. Я обговорю кое-какие детали с Руппертом. И если никаким корректив нет, то, наверное, и начнем.
— Долго это все проходит?
— Тридцать-сорок секунд. И беспокоиться нет оснований. Процедура совершенно безболезненная.
— Я понимаю, — Виктор с иронией кивнул. — И спасибо за объяснения, док!
Борхес его уже не слышал. Прозрачный колпак поднялся и опустился. Доктор стоял уже наружу, ловушка захлопнулась.
Коренастый инструктор с дубинкой в полусогнутой руке шел чуть впереди. Следом за Виктором шагал Таппи — один из тех, кто брал его пару дней назад в гостинице. Они не слишком задержали его здесь. Отчасти Виктор был даже разочарован. Доноров выбрасывали на улицу, едва объяснив суть дела. При всем при том — в определениях донорской профессии никто не скупился на высокие слова, и отчего-то ему казалось, что говорят они это вполне искренне…
Монотонным голосом инструктор напутствовал его последними наставлениями:
— Одежду и ботинки рекомендуем не снимать. Куртка и брюки из особого кевларового волокна. На груди расположена пара керамических пластин. То же самое со шляпой. Под внешним фетром — стальная каска…
— То-то она такая тяжелая!
— Лучше будет, если ты потерпишь эту тяжесть. Она спасет тебя от множества мелких неприятностей.
— Ага, вроде того кирпича, что падает на голову, — Виктор нервничал, и язык его работал сам по себе. В эту минуту он просто не способен был сдерживаться.
Инструктор скосил на него равнодушный взгляд и тем же монотонным голосом продолжил:
— Датчик с мизинца снимать также не рекомендуется. Без него мы не сможем следить за твоим передвижением. Рацией пользуйся лишь в крайнем случае. Частоты могут прослушиваться случайными радиолюбителями. Таких в последнее время развелось сверх головы. По той же причине запрещается разговор в эфире открытым текстом. С основными кодовыми словами тебя ознакомили. — Инструктор зло взмахнул дубинкой, задев стену. Крупная голубая искра звонко треснула на металлическом кончике резинового оружия.
— Славная вещица! Почему мне не выдали такую?
Инструктор пропустил его слова мимо ушей. Судя по всему, игра в вежливость кончилась, и Виктор начинал понемногу заводиться.
— Я, кажется, задал вопрос! Ты не слышал, сержант? Почему мне не дали никакого оружия? Рупперт ничего не говорил об этом.
— Вооружение доноров запрещено инструкцией. Мы руководствуемся статьями закона и не намерены разводить стрельбу на городских улицах.
— А если будут стрелять в меня?
— За это тебе и платят, приятель. Кроме того, есть рация. Приспичит, выходи в эфир. Глядишь, кто-нибудь и откликнется.
Инструктор задержался перед массивной, выходящей на улицу дверью. Лязгая тяжелыми замками, снова покосился на Виктора. В глазах у него таилась усмешка.
— Удачи тебе, донор! — крепкая рука хлопнула Виктора по плечу. Готовый увидеть ту же ехидную усмешку, он обернулся к Таппи. Но нет, этот парень глядел на него иначе — даже, похоже, сочувствовал. Прежде чем шагнуть за порог, Виктор благодарно ему улыбнулся.
Теплый ветер шевелил волосы новоиспеченного донора. Окрашиваясь в малиновые тона, солнце неторопливо уползало за крыши. Виктор взглянул на часы. Десятый… — и всего ничего до полуночи. Инструктор говорил, что утро и день проходят терпимо. Главные донорские злоключения начинаются с приближением ночного времени. Что ж, великолепно! Его выпустили под самый занавес!..
Озираясь по сторонам, Виктор двинулся по улице. Пока ничего не происходило. Или ЭТО не происходит так сразу?..
Ветер с шорохом подволок к его ногам измятую газету. Осторожно переступив через нее, он приблизился к витрине. На кого он похож в этом балахоне? Виктор повернулся чуть боком. Наверное, не так уж страшно, но четверо из пяти с уверенностью отнесут его к категории бродяжек. Впрочем, если этот кевлар в самом деле чего-то стоит, можно и потерпеть. Он пристукнул по асфальту каблуком. Вот ботинки ему нравились! Мягкая и вместе с тем прочная кожа, высокие, как у сапог, голенища, ребристая подошва, позволяющая ступать без опаски, надежно ощущая под собой землю. Глубоко вздохнув, Виктор подмигнул отражению в витрине.