— Заткнись! — крикнула она лахудре. Чертово понятие, блеснув и озарив, вышло из фокуса… Еще бы! Если из этой тетки прет целый бурный поток. — О чем мы говорили? Слышишь, о чем мы только что говорили?

— О белье! — засмеялась радостно Зоя. — Бог с ним. Я хочу вам рассказать про свой инстинкт жизни. Понимаете? Я за нее держусь. За жизнь. Потому что какая-никакая… квартира отдельная! Вы правы! Стиральная машина есть и телевизор… И одежда… Ту же шубку-мерлушку только вынеси к «Детскому миру», а если еще прихватить стол-парту, это я к тому, что нет затруднений с деньгами.

— Ты вроде мне хотела шубу отдать, — думая о своем, сказала Полина. Что-что она поняла? Что она тут же забыла?

— Господи! О чем вы? Конечно, и мерлушка, и фата, и много чего, пусть не очень ценного, — но все равно, где теперь взять? — перейдет к вам… со временем. У жизни — смысл… Я — вам, вы — мне… Получается цепь… Ее нельзя прерывать…

— Поняла! — сказала Полина. — Такая умная, а на свободе… Это — ты!

— Ха-ха-ха! — закудахтала Зоя. — Вы такая шутница, детка…

— Ага! — кивнула Полина. — Я такая… Я — самое то! — Она решительно пошла на балкон и влезла на табуретку. Ветер тут же стал заигрывать с фатой. Пришлось ее нахлобучить покрепче. Зоя расплывалась и двоилась в глазах. Полине даже стало казаться, что она видит сквозь нее, такой несконцентрированной и нематериальной стала лахудра. Как и облака на небе, рваные, суетливые, какие-то дерганые, она сроду таких психованных облаков не видела. Дома же — наоборот — стояли, как вечные каменные бабы, она понятия не имела, что они такие уроды с черными щелями в стенах, грязными окнами, за которыми громоздились стеклянные банки закрученных для голода продуктов. И было ощущение, что все это тянется к ней, хватает ее, и сто лет немытые окна, и банки с желтыми огурцами и зелеными помидорами, и трепещущие на ветру рейтузы всего человечества, а также их наволочки, и колготки, и полотенца, а главное — эта лахудра с могучим инстинктом, сейчас вцепится ей в волосы, и нет у нее спасения — вот, вот, что она поняла! — как только вниз фатой — и все… Что бы им сказать напоследок, совкам-бессмертникам проклятым? Что? Господи! Господи! Что это со мной? Мамочка ты моя, ма…