Однажды она рассмотрела его как следует. В этом плевке было что-то похожее на глаза и на клюв. Словом, если он там, у нее внутри, то почти наверняка уже превращается в цыпленка.

Вместо живота у нее было теперь яйцо, и яйцо это увеличится и будет дальше расти, пока не станет заметно, что в нем что-то есть. Оно росло, все время росло это яйцо. Если в феврале приподнять с земли дернину, то под ней обнаружится трава, уже густая, но пока еще под покровом.

Растет, подумала она и, сложив руки на животе, вытянулась на койке.

На другой день утром она уже сидела не в камере, а вместе с синьорой, державшей ее за руку, в вагоне поезда. Ей сказали, что она слишком мала, чтобы находиться в таком месте, и повели на вокзал. Она еще никогда не ездила в поезде. А в нем все было удивительно. Сядешь с одной стороны окна — земля бежит вперед, сядешь с другой — назад. И что было особенно замечательно — она знала, что поезд привезет ее к Love. Никто ничего не сказал ей об этом, но она точно знала, что будет так. Есть вещи, которые всегда знаешь, — как птицы, например, знают, когда наступает зима. Синьора была добрая, то и дело спрашивала: «Не хочешь ли есть? Не надо ли тебе в туалет?»

Но ей ничего не нужно было. Ей хотелось только одного — как можно скорее приехать к Love.

Потом она уснула. И пока голова ее никла то в одну, то в другую сторону, ей снился сон. Лицо у нее было теперь не свое, а одного из ангелов на мосту. Каменное лицо, и голова все время падает то в одну, то в другую сторону, и она ничего не может поделать. А когда пытается удержать голову на месте, то слышит голос своей настоящей мамы. Та громко и сердито зовет ее по всем окрестным полям, а она не откликается. Сидит в кустах, и между ног у нее большое яйцо. Яйцо раскалывается, но вместо цыпленка из него появляется ангел — точно такой, как на мосту, только совсем воздушный, легкий-легкий. Он берет ее за руку и увлекает с собой на небо. А как было устроено небо, она так и не знает, потому что неожиданно оказывается дома у Love. Она долго остается там одна, но знает, что он вот-вот придет. Она так довольна, что ходит взад и вперед, как это делают собаки, когда им хорошо. Она слышит шаги на лестнице. Она ждет у двери, но, когда та открывается, вместо Love перед ней возникает ее отец. Он хватает ее руку, закручивает за спину, и она падает, сильно ударившись головой об пол.

И вдруг просыпается. Где она? Ах да, в поезде.

А в окне мир не бежал больше ни в ту ни в другую сторону. Было темно и ничего не видно. Но тут она вдруг поняла, куда они едут. Ее везут к настоящим родителям, к братьям, туда, к реке.

Она тронула синьору за руку и сказала, что ей надо в туалет. Некоторое время постояла там. Синьора снаружи время от времени стучала в дверь. Когда поезд замедлил ход, она изо всех сил втянула живот и постаралась превратиться в то плоское и скользкое животное, что живет в воде, питаясь кровью. Она протиснулась между стеклами и, как только поезд почти остановился, соскользнула вниз. Когда-то там была трава, но теперь стояла глубокая осень и трава уже не росла.

Чтобы вернуться в город, где жил Love, ей понадобилось целых четыре дня. Она пересаживалась с машины на машину, с грузовика на грузовик. Некоторые водители за то, что подвезут, просили кое-что взамен, и она давала им, как давала Мирко, ни о чем не думая. Когда добралась до окраины, было уже очень поздно. И вместо того чтобы сразу же отправиться к нему, она забрела в какой-то незапертый подъезд и спряталась в подвале под лестницей. Она не могла уснуть. Ведь это была на самом деле последняя ночь, когда она спит не в постели. Могут ли крылья ангелов спуститься к ее щиколоткам и заменить ей туфли? Утром это случится. И она полетит к нему. И не станет подниматься по лестнице, а взлетит и заглянет к Love в окно. Он, наверное, еще будет спать — спать, как ребенок. Она немного полюбуется им спящим, а потом тихонечко постучит в окно. Тогда он вскочит с постели и распахнет окно. Она спрыгнет в комнату и покажет ему яйцо, которое растет у нее в животе, и дальше они будут жить вместе, счастливые и довольные.

На рассвете она автобусом добралась до реки и оттуда пошла пешком. Туфли у нее были все такими же, крылья на щиколотках не выросли, и взлетать ей не пришлось, она только посмотрела вверх на окна. Они были освещены, а одно даже открыто. Когда она позвонила снизу в квартиру, звук странным образом возвратился к ней из окна. От волнения сердце ушло в пятки, и она не знала, как вернуть его на место. Она позвонила еще раз. Теперь сердце затрепыхалось где-то в горле. Но ничего не произошло. Или, вернее сказать, произошло, но она не поверила своим глазам. За занавеской мелькнула какая-то тень. Вроде бы женщины.

А что, если Love, пока ее не было, переехал в другое место, в дом побольше? Узнать это можно только у тех людей, что поселились в этой квартире вместо него. Из подъезда вышли мужчина и женщина, а следом за ними выбежал довольно упитанный ребенок, и она проскользнула внутрь, на лестницу. Бегом через две ступеньки взлетела наверх и остановилась перевести дыхание. На площадке вдруг обнаружила то, чего прежде никогда не замечала. Хоть она и стояла недвижно, в ней что-то шевелилось — шевелилось у нее в животе. Это был он? Уже хотел выбраться наружу, так рано? Если Love увидит его прежде времени, еще подумает, что это не его ребенок, а чей-то чужой. Нет, ему надо подождать еще немного. Она положила руку на живот и тихо-тихо шепнула: «Не спеши, потом мы с тобой долго-долго будем вместе, я, ты и папа».

Затем она поднялась на цыпочки и дотянулась до звонка. Он прозвучал в квартире так громко, что был слышен и здесь, на площадке. И тут детский голосок произнес: «Кто может быть в такое время?» А женский голос ответил: «Наверное, срочная почта». Послышались шаги, направлявшиеся к двери. Она откинула волосы с лица и выпрямилась, приготовившись к разговору. Но так и не увидела женщину. Из глубины квартиры донесся мужской голос: «Не открывай! В такую рань ходят только цыгане или свидетели Иеговы!»

Love.

В первое мгновение она подумала: «Неправда. Голос похож, но это не он». Даже если б она хотела уйти, все равно не смогла бы. Ноги сделались деревянными. И оттуда, снизу, словно дерево, пустив корни, пошло в рост, постепенно деревенело и все остальное ее тело. Сердце пока еще оставалось на месте, но превратилось в камень — камень, который перестал биться. И тут она опять услышала его голос. Правда, сперва прозвучал детский: «Доскажи сказку!» Мужской голос ответил: «Ты уже опаздываешь, доскажу вечером перед сном!» Голос из фильма, тот самый. Голос Love.

Камни, даже если и взлетают иногда вверх, потом все равно падают. Как спустилась вниз, она не помнила. Прошла мимо булочной, добралась до подвала под лестницей. Не наткнись на стену пошла бы дальше. И здесь ноги у нее подкосились, и она опустилась на землю.

Ей не хотелось ни есть, ни спать, ничего не хотелось. Она почти не понимала, где находится. В животе что-то шевелилось. Это был тот почти что плевок? Да, это был он. Хотел выбраться наружу, на свет. Но было очень темно, почти ничего не видно, и стояла к тому же жуткая вонь. Если она расскажет ему сказку, он пообещает ей посидеть спокойно и не беспокоить ее? Она знала только одну сказку, все ту же: про одноногого солдатика и маленькую балерину. Он любил ее очень сильно, а она ничуточки не любила его, потому что он стоял далеко, и она даже не видела его. Однажды произошло несчастье. Он упал с подоконника, и его проглотила рыба. У рыбы в животе было темно, и одноногий солдатик ничего не понимал. А потом рыбу выловили, и какой-то синьор съел ее всю целиком. Куда делся солдатик, неизвестно. Но ведь его никто не любил, поэтому неважно куда. А балерина между тем полюбила другого солдатика, у которого оказалось целых три ноги. Они поженились и были счастливы, он подарил ей одну свою ногу.