Он взгромоздился на нее, задрал ей юбку. Он не смог сразу, с первой попытки войти в нее, и во второй раз тоже не смог. Тогда он собрался с силами, раздвинул ее ноги и вошел так, как входят в дверь, когда нет ключа, — вышибая ее ногой.

Он вошел, и что-то сломалось в ней, и долго еще ломалось по мере того, как он двигался взад и вперед, и она все сильнее ощущала жжение, сильное, очень сильное жжение, и все время ждала, что вот сейчас он выйдет из нее наконец, но всякий раз ошибалась. Он все не выходил.

Потом, когда она уже потеряла всякую надежду, когда все было кончено, он, как мертвый, тяжело рухнул на нее. Спустя какое-то время, все еще с расстегнутыми брюками, он вернулся в постель жены.

На следующее утро Весна снова стояла на мосту. Из-за сильной боли внизу живота она еле передвигала ноги. И всякий раз, когда бросалась к какому-нибудь прохожему, ощущала, как сильно болит все внутри. Должно быть, из-за этой боли и, наверное, из-за рассеянности, в которой находилась эти дни, она приносила теперь денег меньше обычного.

Мирко, однако, больше не бил ее, а предпочитал делать вот это, другое дело. Она научилась воображать, будто это делает не Мирко, а Мститель: она представляла себе его запах, его плоский волосатый живот. Иногда же от усталости у нее не хватало сил даже на это, и тогда, отвернувшись, она пересчитывала валявшиеся на полу вещи.

Белых рубашек прошло по мосту великое множество, а он так и не появлялся. Кто знает, где он? Может, сражается где-то, выполняя какое-нибудь опасное задание.

Между тем она нашла ему другое имя. Недавно возле моста установили новую афишу. На ней была изображена девушка в трусиках и бюстгальтере, стоявшая на цыпочках и державшая высоко в руке надувной шарик в виде сердца.

Рядом алыми, словно губы, буквами было что-то написано. Она спросила у одного мальчика, умевшего читать, что там написано. Love, — сказал он. Love — любовь, то, что испытывала она в глубине души к нему. «Love, love», — повторяла она про себя целыми днями, словно песню, состоящую из одного-единственного слова…

Однажды ночью Мирко обнаружил, что она отдает ему лишь свое тело, и пришел в ярость. Он избил ее — она отлетала, ударяясь то об угол стола, то о газовый баллон. А потом затолкал ей в рот эту свою штуку и выпустил туда омерзительную пену. Ее тут же вырвало прямо на него. Когда он ушел, ее опять вырвало. Ей хотелось плакать, она сжимала и сжимала веки, но слез не было.

На следующее утро, стоя на мосту, она решила поколдовать, как научили ее в детстве: она произнесла «Love» и трижды плюнула в нарисованный на земле круг. Колдовство действует, если прибегают к нему нечасто, да к тому же вкладывают в него всю душу. Действует, конечно, действует. Вскоре после полудня появилась его белая рубашка. Он шел не спеша, будто бы без определенной цели, прошел мимо, даже не взглянув на нее. Может, она забыла что-то проделать, когда колдовала? И тогда она крикнула: «Love!» Слово это превратилось в стрелу, в нож, вонзившийся ему в спину. Он обернулся и возвратился, держа руки в карманах.

Дома он приготовил на кухне небольшой ужин для двоих. Она не произнесла ни слова, это он все время говорил с нею. Теперь он учитель, объяснил он, и преподаст что-то техническое в какой-то школе, находящейся довольно далеко.

Конечно, это новый фильм. В одном он был полицейским, а вот в другом — учителем. Он прочел столько книг, столько всего знал. Так или иначе, все равно он был очень сильный, видно было, как под рубашкой у него перекатываются тугие мускулы, готовые нанести удар.

Когда принялись за еду, он усадил ее к себе на колени и не спеша кормил с ложечки, словно птичку в гнезде. Потом уговорил помыться в ванне. Он раздел ее, как и в первый раз, и сам тоже разделся. «Ты необыкновенно хороша», — сказал он и провел рукой по ее спине, задержав руку в самом низу. Когда она легла в ванну, он попросил показать ему, как она устроена внутри, — раздвинуть ноги. Она испугалась: а вдруг он заметит, что там был Мирко? Нет, она ни за что не раздвинет.

Но когда он наклонился к ней и осторожно, словно боясь что-то повредить, нежно поцеловал, она больше ни о чем не думала, и ноги раздвинулись сами собой. В теплой воде он засунул внутрь два пальца и, продолжая сидеть на унитазе, оставил руку между ее ног и, закрыв глаза, двигал пальцами взад и вперед.

Когда она вышла из ванны, он надел на нее ночную рубашку. И хотя солнце стояло еще высоко, отнес в постель. В ту же комнату, что и в прошлый раз, где стояла светлая кровать и вокруг множество игрушек. Она хотела попросить его досказать сказку про одноногого солдатика. Ведь она все думала с тех пор, чем же закончилась эта история, но он сказал: «Обними его и усни» — и вложил ей в руки плюшевого медвежонка. Потом погасил свет и неслышно вышел из комнаты.

Весна постаралась послушаться его, но не смогла. Она закрыла глаза, будто уснула, но на самом деле вовсе не спала. Не спала и тогда, когда он, вернувшись, осторожно поднял ее ночную рубашку, а потом лег на нее. И чем больше он двигался, тем больше говорил разных слов. Она тоже все повторяла про себя: «Love, love, мой love».

Она пробыла у него в доме четыре дня. Они часто мылись вместе, много ели, смотрели телевизор. И каждый раз, когда она притворялась в постели, будто спит, он ложился на нее и двигался взад и вперед. На второй день кто-то позвонил в дверь. Она испугалась, вдруг это Мирко. Love, должно быть, тоже понял, что это именно он, потому что не открыл дверь. Даже не спросил «Кто там?». Несколько раз звонил телефон, и он, прежде чем ответить, выпроваживал ее в другую комнату. И велел сидеть тихо, не шевелясь.

Потом однажды утром он встал раньше обычного. Надел на нее прежнюю одежду. Идя немного впереди, проводил до моста. Он так и не обернулся, чтобы попрощаться. И даже не пообещал вернуться. Однако теперь она знала, что он возвратится. Она была уверена в этом. В последнюю ночь, когда он очень сильно двигался, лежа на ней, он прошептал: «Я хочу тебя всю, моя девочка, всю, хочу, чтобы у нас был ребенок, хочу вас обоих».

Love. Она тоже хотела его. Хотела котенка, которому можно было бы всегда давать молоко.

Она провела на мосту весь день, и все было как прежде, как будто никуда и не уходила отсюда. Когда же луна поднялась высоко, отправилась к тому месту, где надо было ждать машину. Немного страшновато было, но временами страх и совсем уходил. Ее изобьют за то, что она отсутствовала столько времени. Почти наверняка крепко достанется, но потом она расскажет, что случилось. Она скоро выйдет замуж, и сначала у нее появится один ребенок, а потом много других, и все будет хорошо. Может быть, они даже порадуются за нее.

Луна уже обошла полнеба. Машины не было. Не было и никаких других детей, которые ожидали бы ее. Луна опустилась еще ниже, а она все стояла и ждала. Проехала только полицейская машина, слегка притормозив. Она спряталась за толстым платаном и некоторое время рассматривала кору. Два муравья бродили по дереву и крутили своими антеннами, словно беззвучно переговариваясь.

Неужели они забыли о ней? Или, может быть, уехали в другой город? Мирко не раз говорил, что они переберутся на север, где люди побогаче. А могло случиться и другое: Love, расставшись с ней, отправился в табор просить ее руки. Мирко не соглашался, и тогда Love одной автоматной очередью расстрелял их всех до одного. Теперь он был дома, отдыхал, и ей нужно пойти к нему.

Когда луна исчезла, а на другой стороне неба взошло солнце, Весна направилась к его дому. Уже встречались первые автобусы. Она подошла к подъезду и запрокинула голову. Ставни были открыты, в одном из окон горел свет. Она едва коснулась звонка, словно то был раскаленный уголь. И отступила от двери. Но ничего не произошло. Она позвонила еще раз, сильнее. Не отпускала кнопку, пока не сосчитала до трех. Сердце ее при этом заметалось, заколотилось так, словно она быстро бежала, хотя на самом деле не двигалась с места.