«Адвокаты, адвокаты, — думала Сесилия, — эти адвокаты Уильбрахамы занимаются делами Хорбери-Чейз и имуществом семьи Хорбери уже на протяжении нескольких поколений…»

— Разве вы не знаете, какие я давала показания этому проклятому суду присяжных? Я поклялась, что эту женщину я никогда раньше не видела!

— Это еще ни о чем не говорит, — сухо заметил муж. — Если у вас были какие-то дела с этой Жизелью, то можете не сомневаться, полиция об этом дознается.

Сесилия с гневным видом села в кровати.

— Может быть, вы еще скажете, что я убила ее? Встала и пустила стрелу через эту трубку? Какой-то вздор!

— Все это выглядит безрассудством, — задумчиво согласился Стефан. — Но мне бы хотелось, чтобы вы осознали всю серьезность положения.

— Какого положения? Никакого положения нет. Вы не верите ни единому моему слову. Это мерзко и отвратительно! И почему это вы вдруг стали так беспокоиться обо мне? Какое вам до меня дело? Вы меня не любите. Вы меня ненавидите. Вы были бы рады, если бы я завтра вдруг умерла. К чему притворяться?

— Вам не кажется, что вы все несколько преувеличиваете? Во всяком случае, хотя вы и считаете меня человеком старомодных взглядов, я, тем не менее, забочусь о доброй репутации моей семьи. Это, конечно, старомодные понятия, и вы их презираете.

Резко повернувшись, он вышел из спальни. В висках у него стучало. Мысли лихорадочно обгоняли одна другую.

«Не люблю? Ненавижу? Да, пожалуй, это верно. Был бы я рад, если б она завтра умерла? О, господи, конечно, она права. Я почувствовал бы себя человеком, выпушенным на свободу из тюрьмы. До чего же жизнь странная и каверзная вещь! Когда я впервые увидел ее в пьесе «Сделайте это немедленно», каким наивным, каким очаровательным ребенком она была! Такая милая, такая обаятельная… Черт бы побрал меня, молодой дурак! Я сходил по ней с ума, я был сумасшедшим… Она казалась мне олицетворением всего самого прекрасного и восхитительного. Теперь вся ее привлекательность исчезла для меня навсегда».

Он свистнул, к нему подбежала собака и посмотрела на хозяина обожающими глазами.

— Хорошая моя старушка Бетси, — сказал он и погладил ее длинные пушистые уши.

Натянув старомодную шляпу, он вместе с собакой вышел из дома.

Бесцельная прогулка вокруг виллы постепенно начала успокаивать его до предела натянутые нервы. Он потрепал по шее свою любимую лошадь, перебросился несколькими словами с конюхом, потом зашел на ферму, поболтал с женой фермера. Он шел по узкой тропинке, Бетси бежала рядом, когда перед ним вдруг появилась Венеция Керр на гнедой лошади. Верхом она выглядела очаровательно. Лорд Хорбери посмотрел на нее с восхищением, с нежностью.

— Привет, Венеция, — сказал он.

— Привет, Стефан!

— Где это вы были? Уезжали куда-то за тридевять земель?

— Да. А она хорошо идет, правда?

— Первоклассная лошадь. Вы видели моего гнедого, что я купил на ярмарке в Четсли?

Они заговорили о лошадях.

— Кстати, Сесилия здесь, — вдруг сказал он.

— В Хорбери-Чейз?

У Венеции не было привычки выражать свое удивление, но тут она против своей воли не удержалась.

— Да. Вернулась вчера вечером.

Они некоторое время молчали.

— Венеция, вы присутствовали на том суде присяжных? Как… он проходил?

Она на минуту задумалась.

— Ну, никто толком ничего не сказал. Вы ведь понимаете, что я имею в виду.

— А полиция не выдала своих секретов?

— Нет.

— Должно быть, вам это очень неприятно.

— Не могу сказать, чтобы мне это доставило удовольствие. Однако все было сносно. Судья вел себя достойно.

Стефан рассеянно срывал листья с куста.

— Послушайте, Венеция, а у вас самой нет никаких предположений относительно того, кто это совершил?

Венеция Керр медленно покачала головой.

— Нет. — Она немного помолчала, очевидно, подыскивая достойный ответ, и, найдя его, улыбнулась. — Во всяком случае, это сделала не Сесилия и не я. В этом я уверена. Иначе она имела бы удовольствие застать меня на месте преступления или я ее.

Стефан рассмеялся.

— Ну, тогда все в порядке, — весело сказал он.

Она заметила какое это принесло ему облегчение. Так, значит, он думал, что… Она отогнала от себя подобные мысли.

— Венеция, — сказал он. — Я ведь знаю вас очень давно, не правда ли?

— Хм, да. А вы помните эти ужасные уроки танцев, на которые мы ходили еще детьми?

— Разве об этом забудешь? Я чувствую, что могу с вами поделиться…

— Конечно, можете. — Она некоторое время не решалась, но потом все же спросила спокойным, деловым тоном: — Это, наверное, касается Сесилии?

— Да. Скажите, Венеция, была ли Сесилия в какой-либо мере связана с этой мадам Жизель?

— Яне знаю, — медленно ответила Венеция. — Я ездила на юг Франции. Пока до меня еще не дошли слухи из Ле Пине.

— А как вы думаете?

— Говоря по правде, я не удивилась бы, узнав об этом.

Стефан рассеянно кивнул головой.

— Но зачем вам об этом так беспокоиться? — тихо спросила она. — Вы ведь живете порознь? Это ее личное дело, а не ваше.

— Пока она моя жена, это дело в такой же степени касается и меня.

— А вы никак… не можете договориться о разводе?

— Вы хотите сказать, прибегнуть к последнему средству? Я сомневаюсь, чтобы она на это пошла.

— А вы развелись бы, представься к тому случай?

— Да, конечно, если у меня были бы на то основания, — угрюмо сказал он.

— Мне кажется, — сказала она задумчиво, — что Сесилия это знает.

— Да.

Они оба замолчали.

«А ведь у нее характер кошки, — думала Венеция. — Я-то это очень хорошо знаю, она хитрая и ведет себя осторожно».

— Так значит делать нечего? — спросила она.

— Будь я свободен, вы пошли бы за меня замуж, Венеция?

Опустив голову, Венеция сказала, стараясь не показать своих чувств:

— Думаю, да.

Стефан! Она ведь всегда любила Стефана, еще с тех далеких времен, когда они вместе посещали уроки танцев, охотились на лисят, выискивали птичьи гнезда. Стефану она тоже нравилась, но не так сильно, чтобы это могло удержать его от безумной любви к хитрой и расчетливой кошке, к этой певичке из хора…

— И у нас была бы восхитительная жизнь, — сказал Стефан.

Перед глазами его уже проносились заманчивые картины: охота, чай с горячими булками, запах сырой земли и листьев, дети… Сесилия никогда не умела разделять с ним этих простых радостей. Глаза его затуманились. И словно издалека он услышал спокойный голос Венеции.

— Стефан, если хотите… Как вам понравится моя идея? Давайте уедем куда-нибудь вместе, и Сесилии волей-неволей придется дать вам развод.

Он резко перебил ее.

— Боже мой, неужели вы думаете, я смогу поставить вас в такое положение?

— А мне все равно.

— А мне не все равно, — сказал он властно, давая понять, что на этом разговор окончен.

«Вот и все, — подумала Венеция, — а ведь, право же, жаль. Он безнадежен в своих предрассудках, и, тем не менее, он очень милый. Я не хотела бы, чтобы он стал другим».

— Что ж, Стефан, я поеду.

Она тихонько тронула коня. Потом обернулась, махнула на прощание рукой, и глаза их встретились. Все невысказанные из предосторожности чувства отразились в их взглядах.

Свернув с дорожки, Венеция вдруг уронила хлыст. Какой-то проходивший мимо мужчина поднял его и, галантно поклонившись, подал ей.

«Иностранец, — подумала Венеция, поблагодарив его за любезность. — Мне почему-то знакомо его лицо».

Мысли ее витали вокруг Стефана, но вдруг каким-то диссонансом, словно удар молнии, вспыхнуло воспоминание.

«Этот маленький человек уступил мне место в самолете. На суде он назвался детективом, что же ему здесь надо?»

Глава тринадцатая. В ПАРИКМАХЕРСКОЙ

На следующий день после допроса свидетелей Дженн Грей с замиранием сердца вошла в парикмахерскую. Ее опасения были не напрасными, владелец салона мосье Антуан встретил ее с каменным выражением лица. Коверкая английские слова, он обрушился на Джейн с бранью. Что это ей вдруг взбрело в голову лететь самолетом? Ее поведение может нанести ущерб салону и далее в том же духе. Джейн слушала, опустив голову, но чувствовала, что мосье Антуан не собирается лишать ее работы. Ее приятельница Гледис многозначительно подмигнула ей.