Мы тоже пришли спасти мир.
Уф!.. Мы восстановили в народе духовное единство.
Образование? Ах, господа, сколько я всего этого перечел.
Ты знаешь, милосердный боже, что бесчеловечность мне чужда. Но ведь ацтек — не человек.
Молчать, мои герои!
Это он начал. Не вздумай он защищаться, все было бы спокойно.
Только без малодушной сентиментальности! На войне как на войне!
Жители истреблены и город сожжен с соблюдением полного порядка и дисциплины.
Что утверждает этот Галилей? Что земля вращается вокруг Солнца? Помилуйте, у меня есть заботы поважней.
Я отнял у них свободу, зато внушил им уверенность в себе.
(1933)
VI
Кошка. Мой величайший враг — собака.
Собака. Мой — тоже.
Весь животный мир делится на два вида: враги и конкуренты.
Не я воюю. Воюет муравейник.
Я и говорю — ну на что нам сдались эти олени?
Посмотрите на эти глупые деревья: сплошные ветви и никакого порядка.
Тихо, жерди! Забор — это я.
Солнце? Вот вертопрах — все-то вертится, все-то носится… Нет у него никаких твердых устоев.
Я лучше знаю, каким все должно быть: прямоугольным.
Плюх! Вот когда я смог развернуться и проявить свою индивидуальность.
Пусть я не могучая река, зато какое содержание!
Вот оно что! Мир существует только в нашем представлении. Вне меня нет ничего.
Дни становятся короче… Все… Это конец света.
Ну хоть бы где какая кучка лошадиного навоза… Куда катится мир?!
Весна? Ничего, это пройдет, сколько я их перевидела, а что толку?
Когда-нибудь и я буду славным прошлым.
(1933)
VII
Зачем мне знать, каков мир? Довольно того, что я знаю, каким он должен быть.
Надо приготовиться к зиме.
По-моему, змее не следовало бы быть такой длинной.
Это и есть высшая ступень развития: никаких корней, никаких ветвей, никаких листьев.
А что мне делать в деревне? Там даже сточных каналов нету.
До чего тесен мир!
Теперь я знаю, где граница бытия.
Все на свете бессмысленно. Все суета сует.
История? Это мне ничего не говорит.
Ждать — тоже нелегкая работа.
Ура! Мы, головастики, затопили весь мир.
Наконец-то я стала независимой.
Дорогу молодым! На сколько лет? Лет этак на пятьдесят.
Я — впереди. Я первое из всех пожелтело и потеряло листву.
Пусть зарежут — лишь бы вели.
Я был бы на многое способен, если бы мне приказали.
Свободу муравьям! Мир принадлежит муравьям! Разумеется, не черным.
Мир — это когда никто не преследует нас, волков.
Цыц! Мы, львы, не любим сантиментов.
(1933)
VIII
Шофер. Этот пешеход мечется, как овца.
Пешеход. Этот дурень-шофер гонит, как сумасшедший.
Не понимаю, как можно быть голубеводом.
По-вашему, придет весна? Милый, вы оптимист.
Дегтярник. Я знаю, отчего появилась нищета. Оттого, что не расходится коломазь.
Известник. Да нет. Оттого, что известь упала в цене.
Оставьте эти разговоры о нищете! Я только что подал одному попрошайке десять геллеров.
Я делаю это не ради себя, а ради денег.
Еще чего не хватало! Я тружусь из чистой любви к делу, а кое у кого находится нахальство соваться в мою заповедную область.
Если ты не можешь сделать сам, — по крайней мере, помешай другому.
Польза государства? Это — либо то, что полезно нам, либо то, что вредно остальным.
Глупая чернь думает, что я ее веду, а на самом деле она ведет меня.
Война — чисто внутреннее дело. Цель войны в том, чтобы народ осознал свою силу.
Я буду действовать, а вы будете подыскивать основания для моих действий.
Ура! Мы победили!
Я не мстителен. Уничтожив врага, я простил ему то, что он защищался.
А меня никто не назовет героем.
(1934)
IX
Подумаешь, пал вековой дуб. Как будто рядом нет нас, молодых дубов.
Ура! Айда валить деревья!
Упразднить бы все другие буквы и оставить только Е. Вот когда были бы стихи!
Я опять нашел новое направление.
Поглядите, сколько их идет за мной!
Всемирный потоп? Да, это случилось со мной.
…например, носить на голове рога — явная бессмыслица.
Нектар? Нектар я не потребляю из принципа.
Фи! Стоит ли говорить о таком низменном предмете, как перегной!
Брр! Чего это мне насыпали в помои? Что за свинство?
Мы держимся дружно? О нет. Мы держимся просто своим стадом.
И это, по-вашему, большое дерево? Да вы посмотрите; у него одна ветка сухая.
128
Кониаш Антонин (1671–1760) — чешский иезуит, фанатично преследовавший протестантов, подвергал цензуре и уничтожал чешские книги (сжег свыше 30 000 книг).