– Лето! Глава третья…

«Опять что-то напутали!» – думает Герральдий и вглядывается в окно, ожидая увидеть зиму. Но за окном сквозь плотные кружева акации заговорщически подмигивает крупное краснощекое ярило.

– Все равно напутали, потому что третья глава будет следующей.

– Так, так, так! Минуточку! Ну надо же?! Так оно и есть. Да, что тут у нас происходит? – слышатся возмущенные голоса недовериков, роющихся в скомканной второй главе.

Герральдий выныривает из волн одеяла и, шурша поясом халата, спускается в ванную комнату, по ходу стряхивая с себя налипшие щепки. Принимает контрдуш, умывается перед самим собой и внимательно изучает сегодняшнего Герральдия: «Тэк-с! Брови на месте, ушки на макушке…» Герральдий отработанным движением разводит брови по местам влево-вправо, прочесывает шевелюру и оценивает результат:

– Три балла!

Очень уж нелегко быть обьективным в такие интимные моменты: с глазу на глаз. Зеркало подстрекает на кривляние. Герральдий выполняет несколько классических гримас.

У теперешнего Герральдия на правом плече обнаруживается рисунок весьма загадочного происхождения. Первое, что приходит ему на ум, – это искреннее удивление. Зачем ломать себе голову спозаранку из-за всяких пустяков?

. . .

– Кофе? – с готовностью обращается Хопнесса к Герральдию.

– Светлогорькосладкокрепкий! – отстреливается умеющий распоряжаться временем Герральдий.

Между блинами продольными и блинами поперечными успевает втиснуться взмыленная рекогносцировка. Герральдий обстоятельно изучает ситуацию на втором правоверхнем и принимает кратчайший план действий:

– Допустим, так!

Вжжжик! За окном падает разрубленная веревка, мелькает крыло с дудкой и, наконец, слышится ржание трофейного коня.

– Твой кофе, как просил. Двойной с хреном.

– Благодарю! – молниеносный Герральдий скидывает амуницию, складывает под стол электрическую стрелу и двигает к стойлу кормушку с рукоплещущими ржаными хлопьями. Трофейный конь умолкает.

– Вы только полюбуйтесь на это зрелище! – Герральдий указывает на удаляющуюся вслед за Верикой процессию выпечных изделий, крадущихся гуськом из кухни. На полу остаются треугольные мучные следы. Птица Очевидия, склонив хохолок, подозрительно наблюдает за ними одним только глазком, в то время как другим она поглядывает в сторону Герральдия, надеясь уловить суть происходящего.

А суть происходящего в том, что близится час наслаждения…

…Летуил летующий

Храп Герральдия необычно инертен и настигает слух домочадцев, как правило, уже после завтрака тягучим эхом скрипящей палубы корабля, когда Герральдий заканчивает есть лимон с корочкой.

Сонный корабль вплывает через двери столовой, проплывает над столом, выплывает в распахнутое окно наружу и возвращается только под утро в спальную комнату Герральдия на втором этаже, так же невозмутимо следуя за идущим умываться хозяином.

Храп-призрак всегда немного запаздывает, но на редкость неудержим. Его не удается остановить никому – ни упорным сетям Хопнессы, ни даже малярийным пиратам со скоморошкового болота. Ни-ко-му! Этот корабль знаменует собой живой пример настоящего снотворного фантома.

Но стоит отдать должное – крепкий ажурный силуэт корабля неплохо смотрится на круглом экране расплавленного заходящего солнца. Черное на красном.

. . .

Бесценные часы с Верикой хранятся в кабинете Герральдия. И скоро станет понятно почему.

Иногда их называют чудесятами, которыми каждый раз приходится неподдельно восхищаться: «Ну надо же! Бывает же такое?!» А они отвечают, дружно кивая светлыми макушками: «Бывает, бывает! На то оно и бытие таковое».

Мы живем, а оно бывает себе. Себе и всем остальным на удивление. Вперемежку с житием. Как кекс с изюмом. Следует не забывать, что в кексе немаловажную роль играет пудра.

– Точно, точно! – подтверждают деятели от книги, эпизодически посыпая головы сахаром.

Современное искусство не требует жертв. Оно требует хлеба и зрелищ.

– Минуточку, мы фиксируем! – живо реагируют рукописцы.

Герральдий в очередной раз описывает, как однажды прошел сквозь огонь, воду и медные трубы.

– Не надо описывать, просто излагайте, – подсказывают доверики с недовериками. – Ну-ну, и как там?

– Сначала жарко, потом мокро, а в завершение торжественная музыка играет.

– Как в бане?

– Так точно, как в бане.

…табло круговерти

У Герральдия есть необыкновенный хронометр, особенно памятный ему. Часы неуправляемые, с самонаводящимися стрелками системы «Земля > Воздух > Вода > Огонь» и с серебряной крышечкой, на внутренней стороне которой выгравирована надпись: «Герральдию на память». Подарены самим собой самому себе по поводу воссоединения.

В центре циферблата, напоминающего медленно вращающуюся арену цирка, сидят крепкие лучники в трико и посылают свои стрелы в стороны расширения времени. Летящие стрелы обращаются в молнии, солнечные лучи, дождевые струи и ледяные посохи и сортируются по секторам:

> Осень > Зима > Весна > Лето >.

Каждые триста шестьдесят минут положенного времени раздвигаются иллюминационные проемы:

> Утро > День > Вечер > Ночь >,

откуда выпускаются почтовые мятные чайки, направляющиеся в разные концы света:

> Запад > Север > Восток > Юг >.

В бесшумно движущейся системе механизма, под хрустальным униграфическим стеклом, можно отчетливо разглядеть, как пересыпается песок, переливается вода, перекатываются калейдоскопические сверкающие камни, перемешиваются теплые с холодными потоки воздуха, подогреваемые и остужаемые красными с синими языками пламени. Герральдий заглядывает в маленькое оконце и удостоверивается, что Всеша мчится с занятий домой, на всех парах обгоняя младшеклассных мчишей.

Так выглядит текущая картина времени. И конечно же, никакого тиканья. Никакого трезвона. Чинно и бесшумно катится табло круговерти. Все идет своим чередом. Замечательный хронометр, геометрически точный, небьющийся, проницательный. Настоящее мастерское искусство, шедевр своего времени, абсолютно неуловимый ход.

. . .

В кабинете Герральдия нет ничего вымышленного. На стенах развешено большое количество часов в градообразующей последовательности. По взаимосвязанным стрелочным комбинациям можно определить любое точное время, в том числе – время происхождения различных событий. К примеру, в Чочо сейчас только начинают варить кофе на камнях, а в Стое уже происходит завершающий этап очередного кубка миротворения.

Часы в кабинете Герральдия цифрально повсюду. Можно даже сказать, что его кабинет состоит из всевозможных часов и напоминает срез руды под микроскопом, как Млечный Путь при ближайшем рассмотрении. Сами же часы заслуживают отдельного упоминания. Центр композиции – резной стол – является образцом классических деревянных ходиков с маятником в виде качелей и с выдвигающимися ящичками. Шкафы библиотеки вдоль стен также представляют собой огромные стоячие часы с развесистыми гирьками. Края рам на зеркалах отделаны будильниками. Рядом со столом стоит астроскоп с вмонтированным прозрачным циферблатом и крупный глобус в виде немыслимых шарообразных курантов.

Часы в набалдашниках тростей, в пуговицах, в моноклях, в портсигарах, в чайном сервизе и столовом серебре, в заколках для галстуков и в запонках, в доспехах, в носовых платках, в ножнах шпаги и даже в трубке мира. И тем более в орденах. Жизнь Герральдия носит неразмеренный характер потому, что несоизмерима с умеренностью действительности. На стенах кабинета красуются дипломы о незаконченных нижнем, среднем и высшем образованиях. На нижнем сидит нахохлившаяся птица Очевидия и мирно посапывает. Любое образование производит на нее успокаивающее действие.

…визит часоеда