— Послушайте, — сказал полковник. — Я бы вам… за вашу услугу… Видите ли, этот документ… в нем нет ничего особенного, но я не хотел бы его потерять… Вот вам, пожалуйста, возьмите, — быстро закончил он и сунул Пишторе бумажку в пятьдесят крон. Пиштора был приятно поражен и даже стал серьезным.

— Ах, право, не за что! — сказал он, быстро пряча кредитку. — Такой пустяковый случай. Премного благодарен. Если я вам понадоблюсь…

— Я дал ему пятьдесят крон, — благодушно объявил жене полковник Гампл. — Такому болвану хватило бы и двадцати, но… — полковник махнул рукой, — будем великодушны, ведь документ-то нашелся!

Человек, который никому не нравился

© Перевод Т. Аксель

— Господин Колда, — сказал Пацовский вахмистру Колде, — у меня тут кое-что есть для вас.

Пацовский во времена Австро-Венгерской монархии тоже был полицейским и даже служил в конной полиции, но после войны никак не мог приспособиться к новым порядкам и ушел на пенсию. Малость поосмотревшись, он наконец арендовал деревенскую гостиницу под названием «На вышке». Гостиница была, конечно, где-то на отшибе, но теперь это как раз начинает нравиться людям: всякие там загородные прогулки, сельский пейзаж, купание в озерах и разные такие вещи.

— Господин Колда, — сказал Пацовский, — я тут чего-то не возьму в толк. Остановился у меня один гость, некий Ройдл, живет уже две недели, и ничего ты о нем не скажешь: платит исправно, не пьянствует, в карты не играет, но… Знаете что, — вырвалось у Пацовского, — зайдите как-нибудь взглянуть на него.

— А в чем же дело? — спросил Колда.

— В том-то и загвоздка, — продолжал Пацовский огорченно, — что я и сам не знаю. Ничего, кажется, особенного в нем нет, но как бы это вам сказать? Этот человек мне не нравится, и баста.

— Ройдл, Ройдл, — вслух размышлял вахмистр Колда. — Это имя мне ничего не говорит. Кто он?

— Не знаю, — сказал Пацовский. — Говорит, банковский служащий, но я не могу из него вытянуть название банка. Не нравится мне это. С виду такой учтивый, а… И почта ему не приходит. Мне кажется, он избегает людей. И это мне тоже не нравится.

— Как это — избегает людей? — заинтересовался Колда.

— Он не то чтобы избегает, — как-то неуверенно продолжал Пацовский, — но… скажите, пожалуйста, кому охота в сентябре сидеть в деревне? А если перед гостиницей остановится машина, так он вскочит даже во время еды и спрячется в свою комнату. Вот оно как! Говорю вам, не нравится мне этот человек.

Вахмистр Колда на минутку задумался.

— Знаете, господин Пацовский, — мудро решил он. — Скажите-ка ему, что на осень вы свою гостиницу закрываете. Пусть себе едет в Прагу или куда-нибудь еще. Зачем нам держать его здесь? И дело с концом.

На следующий день, в воскресенье, молодой жандарм Гурих, по прозвищу Маринка или Паненка, возвращался с обхода; по дороге решил он заглянуть в гостиницу. И прямо из леса черным ходом направился во двор. Подойдя к двери, Паненка остановился, чтобы прочистить трубку, и тут услышал, как во втором этаже растворилось со звоном окно и из него с шумом что-то вывалилось. Паненка выскочил во двор и схватил за плечо человека, который ни с того ни с чего вздумал прыгать из окна.

— Что это вы делаете? — укоризненно спросил жандарм.

У человека, которого он держал за плечо, лица было бледно и невыразительно.

— Разве нельзя прыгать? — спросил он робко. — Я ведь здесь живу.

Жандарм Паненка не долго обдумывал ситуацию.

— Может быть, вы тут и живете, — сказал он, — но мне не нравится, что вы прыгаете из окна.

— Я не знал, что это запрещено, — оправдывался человек с невыразительным лицом. — Спросите господина Пацовского, он подтвердит, что я здесь живу. Я Ройдл.

— Может быть, — произнес жандарм. — Тогда предъявите мне ваши документы.

— Документы? — неуверенно спросил Ройдл. — У меня нет с собой никаких документов. Я попрошу их прислать.

— Мы уж сами их запросим, — сказал Паненка не без удовольствия. — Пройдемте со мной, господин Ройдл.

— Куда? — воспротивился Ройдл, и лицо его стало просто серым. — По какому праву… На каком основании вы хотите меня арестовать?

— Потому что вы мне не нравитесь, господин Ройдл, — заявил Паненка. — Хватит болтать, пошли.

В жандармском участке сидел вахмистр Колда в теплых домашних туфлях, курил длинную трубку и читал ведомственную газету. Увидев Паненку с Ройдлом, он разразился страшным криком:

— Мать честная, Маринка, что же вы делаете? Даже в воскресенье покоя не даете! Почему именно в воскресенье вы тащите ко мне людей?

— Господин вахмистр, — отрапортовал Паненка, — этот человек мне не понравился. Когда он увидел, что я подхожу к гостинице, то выпрыгнул во двор из окна и хотел удрать в лес. Документов у него тоже нет. Я его и забрал. Это какой-то Ройдл.

— Ага, — сказал Колда с интересом, — господин Ройдл. Так вы уже попались, господин Ройдл.

— Вы не можете меня арестовать, — беспокойно пробормотал Ройдл.

— Не можем, — согласился вахмистр, — но мы можем вас задержать, не правда ли? Маринка, сбегайте в гостиницу, осмотрите комнату задержанного и принесите сюда его вещи. Садитесь, господин Ройдл.

— Я… я отказываюсь давать какие-либо показания… — заикаясь, произнес расстроенный Ройдл. — Я буду жаловаться. Я протестую.

— Мать честная, господин Ройдл, — вздохнул Колда. — Вы мне не нравитесь. И возиться с вами я не стану. Садитесь вон там и помалкивайте.

Колда снова взял газету и продолжал читать.

— Послушайте, господин Ройдл, — сказал вахмистр немного погодя. — Что-то у вас не в порядке. Это прямо по глазам видно. На вашем месте я бы рассказал все и обрел наконец покой. А не хотите — не надо. Дело ваше.

Ройдл сидел бледный и обливался потом. Колда посмотрел на него, скорчил презрительную гримасу и пошел поворошить грибы, которые у него сушились над печкой.

— Послушайте, господин Ройдл, — начал опять Колда после некоторого молчания. — Пока мы будем устанавливать вашу личность, вы будете сидеть в здании суда, и никто там не станет с вами разговаривать. Не сопротивляйтесь, дружище!

Ройдл продолжал молчать, а Колда что-то разочарованно ворчал и чистил трубку.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Вот посмотрите: пока мы вас опознаем, может, и месяц пройдет, но этот месяц, Ройдл, вам не присчитают к сроку наказания. А ведь жаль зря просидеть целый месяц.

— А если я признаюсь, — нерешительно спросил Ройдл, — тогда…

— Тогда сразу же начнется предварительное заключение, понимаете? — объяснил Колда. — И этот срок вам зачтут. Ну, поступайте как знаете. Вы мне не нравитесь, в я буду рад, когда вас увезут отсюда в краевой суд. Так-то, господин Ройдл.

Ройдл вздохнул, в его бегающих глазах появилось горестное и какое-то загнанное выражение.

— Почему? — вырвалось у него, — почему все мне говорят, что я им не нравлюсь?

— Потому что вы чего-то боитесь, — наставительно сказал Колда, — вы что-то скрываете, а это никому не нравится. Почему вы, Ройдл, никому не смотрите в глаза? Ведь вам нигде нет покоя. Вот в чем дело, господин Ройдл.

— Роснер, — поправил бледный человек удрученно.

Колда задумался.

— Роснер, Роснер, подождите. Какой это Роснер? Это имя мне почему-то знакомо.

— Так ведь я Фердинанд Роснер! — выкрикнул человек.

— Фердинанд Роснер, — повторил Колда. — Это уже мне кое-что напоминает. Роснер Фердинанд…

— Депозитный банк в Вене, — подсказал вахмистру бледный человек.

— Ага, — радостно воскликнул Колда. — Растрата! Вспомнил! Дружище, ведь у нас уже три года лежит ордер на ваш арест. Так, значит, вы Роснер, — повторил он с удовольствием. — Что же вы сразу не сказали? Я вас чуть не выставил, а вы Роснер! Маринка! — обратился Колда к входящему жандарму Гуриху, — ведь это Роснер, растратчик.

— Я попрошу… — сказал Роснер и как-то болезненно вздрогнул.

— Вы к этому привыкнете, Роснер, — успокоил его Колда. — Будьте довольны, что все уже выяснилось. Скажите, бога ради, милый человек, где же вы все эти годы прятались?