Эту последнюю границу гораздо труднее определить, нежели первую, ибо общая польза, на которой основываются права государства, опять же есть начало изменчивое, не поддающееся точному определению. Тем не менее, и здесь не только возможно, но и необходимо установить общие начала, которыми должны управляться эти отношения.

Задача государства состоит не в одном охранении права; оно управляет совокупными интересами народа. Поэтому и стеснение свободы должно иметь место лишь на столько, на сколько оно требуется этими совокупными интересами. Вся сфера частных интересов и отношений должна быть предоставлена свободе. Нет сомнения, что между частными интересами и общими существует взаимная связь, есть и промежуточные формы; нет сомнения также, что с развитием жизни самое свойство интересов и их требования могут изменяться: то, что прежде составляло частный интерес, восходит на степень интереса общего, и наоборот, то, что во имя общего интереса могло исполняться только путем принуждения, при высшем развитии удовлетворяется свободою. Поэтому граница здесь, по существу своему, колеблется неизменной, раз навсегда определенной нормы установить нельзя. Но несмотря на то, в высшей степени важно всегда иметь в виду это разделение, ибо без него свобода исчезает. Неприкосновенность частной жизни и частной деятельности должна считаться коренным законом всякого образованного общества. Вмешательство государства в эту область может быть оправдано только в крайних случаях и всегда должно считаться не правилом, а исключением. И если при известных обстоятельствах, там где свободная деятельность не достигла еще надлежащего развития, может потребоваться усиленная регламентация частных отношений во имя общего интереса, так же как требовалось и рабство, то нет сомнения, что в общем ходе развития высшая ступень состоит в предоставлении свободе того, что делалось путем принуждения. Идеалом человечества может быть только расширение, а не стеснение свободы.

Поэтому мы должны безусловно отвергнуть мнение тех, которые стремятся к полному подчинению лица обществу и вследствие того к замене личной свободы общественною. Таково было учение Руссо. Он требовал, чтобы человек отдал всю свою свободу в руки государства, с тем чтобы получить ее обратно в виде участия в общих решениях. Несостоятельность этого воззрения слишком известна; здесь неуместно было бы об нем распространяться[27]. Руссо, отдавая лицо всецело государству, все-таки хотел сохранить его свободу, и вследствие этого приходил к совершенно невозможным положениям. Он требовал, чтобы законодатель устанавливал только такие нормы, которые одинаково касаются всех; он старался в общих решениях различить общую волю, выражающую то, в чем все согласны, от воли всех, представляющей не более как сумму частных воль; он понимал, что народ, как он есть, не способен к безусловно справедливому законодательству, какое требуется этою системою, а потому искал мудреца, облеченного сверхъестественным призванием. Одним словом, стараясь совместить несовместимое, сохранение свободы с ее уничтожением, он впадал в нескончаемые противоречия.

Но Руссо по крайней мере хотел сохранить свободу, в которой он видел коренной и необходимый элемент человеческого естества. Социалисты даже и этого не имеют в виду. Они просто уничтожают личную свободу во имя общественного начала. И это делают не только фанатики социализма, которые за своей благою, но дурно понятою целью не видят ничего другого, но также и ученые, обставляющие свои исследования целым научным аппаратом. Таков, например, Шеффле. Мы видели уже выше, что он отправляется от одностороннего определения свободы, как исполнения требований. вытекающих из нравственно-общественной природы человека. Вследствие этого он свободу полагает единственно в выборе призвания или занятия (die Freiheit des Berufs); а всякое занятие, по его учению, должно быть признано общественною должностью или службою. Человек обязан добровольно подчиниться специальному служению; он должен отказаться от самоволия (Eigenmacht); он должен определяться (sich bestimmen lassen) обществом, которое дает ему подготовку и устанавливает разделение и соединение труда; он, по началам публичного права, должен исполнять свои обязанности, как член принудительных союзов и общественных учреждений. Одним словом, "каждый на своем месте, для и через посредство целого, таков, - говорит Шеффле, - идеал справедливой организации"[28]. Если Шеффле при этом утверждает, что именно в такой организации осуществляется истинная свобода, то это доказывает только, как легко можно довольствоваться одними словами, отнявши у них весь существенный смысл. Свобода состоит в том, что человек сам является источником своих действий; если же он превращается в чистый орган общества, если он существует только для и через посредство целого, то самостоятельность его, как единичного существа, исчезает, и о свободе не может быть речи. Шеффле сравнивает единичное существо с органическою клеточкою; и точно, в его системе оно является не более как органическою карточкою, которой никто свободы не приписывает.

Такое воззрение противоречит не только здравой теории, но и всему ходу человеческого развития. Первоначально человеческая личность является погруженною в общую субстанцию; только мало-помалу она выделяется из последней и приходит к сознанию своей свободы. Поэтому в древнем мире на первом плане стояла свобода политическая. Однако же и греки, и римляне не думали, что гражданин должен быть чистым органом государства: и в то время это воззрение находило пристанище только в утопиях. У гражданина была своя частная сфера, где он был полновластный господин. Он распоряжался своим домом, своим хозяйством, своими рабами по собственному усмотрению; государство в это не вступалось. Но главная его деятельность была все-таки обращена на занятия государственными делами; частная сфера служила ему только обеспечением жизни и доставляла ему досуг для собственной гражданской деятельности. Мы видели, что в этом состояло существенное значение рабства.

Несовместность такого порядка с требованиями человеческой личности повела к его падению. Развитие личных интересов было главною причиною разрушения древних республик. Это развитие воздвигло свой бессмертный памятник в римском праве, которое разрабатывало преимущественно нормы и определения, вытекающие из частных отношений и оставило плоды своей деятельности как образец для всех времен и народов. Но на этом движение не остановилось. В средние века наступили отношения совершенно противоположные тем, которые господствовали в древнем мире. Здесь частная свобода поглотила собою общественную. Средневековый вольный человек не знал над собою иной власти, кроме той, которой он подчинялся на основании частного, свободного договора. Все общественные должности превратились в частную собственность.

Но если господствовавший в древности порядок был несовместен с развитием личности, то средневековое устройство не только было несовместно с общественными требованиями, но и само себя разрушало; ибо безграничная частная свобода ведет к порабощению одних другими. Отсюда необходимая реакция, которая повела отчасти к восстановлению начал древнего мира; но лишь отчасти, ибо свобода, завоеванная историческим развитием личности, не могла уже быть потеряна. Задача новой истории состоит в сочетании древних начал с средневековыми. Частная свобода остается коренным правом человека, источником его самостоятельности; но над нею воздвигается другая область, общественная, где водворяется политическая свобода. Первая служит основанием, вторая обеспечением. И это отношение должно сохраниться ненарушимо, ибо оно составляет драгоценнейшее приобретение человеческого рода, плод всего его исторического развития. Отвергать его значит возвращаться назад, не только за пределы классического мира, но и за пределы всякого образованного быта. Свобода, по самой своей природе, есть индивидуалистическое начало, ибо в ней именно выражается самостоятельность лица. Поэтому борьба против индивидуализма есть борьба против свободы. Эта борьба законна в области государственных отношений, когда она направляется против учений, пытающихся основать государство на началах личной воли и свободного договора. В государстве господствует не частная а общественная свобода. Но эта борьба лишена всякого основания, когда она ведет к поглощению всей частной сферы общественною и к пожертвованию личной свободы общественным требованиям. Такое направление является величайшим врагом свободы и развития, ибо оно уничтожает источник того и другого. А таков именно характер социализма, который поэтому должен быть признан величайшим злом нашего времени.