Такова была система, предложенная Луи Бланом, родоначальником всей этой теории. Того же самого требует и Родбертус[158]. Когда Адольф Вагнер говорит о вполне социалистическом устройстве народного хозяйства, он имеет в виду именно управление всего промышленного производства центральною государственною властью[159].

Итак, по этой теории вся промышленность должна руководиться государством. Ему принадлежат все орудия производства. Оно является и землевладельцем, и капиталистом, и предпринимателем. Отдельному лицу оставляется только труд, причем произведения этого труда, по крайней мере по учению умеренных социалистов, предоставляются работнику, однако исключительно для потребления, а отнюдь не для капитализации. Работник имеет право съесть то, что он заработал, но не имеет права употребить свой заработок на полезное дело.

Если бы кто-нибудь предложил план, по которому всякая инициатива в науке или в искусстве была бы отнята у частных лиц, и все ученые и художники сделались бы органами и орудиями государства, которое взяло бы на себя руководство всех ученых исследований и всех художественных работ, то, без сомнения, подобное предложение было бы принято за бред сумасшедшего. А между тем именно этого требуют социалисты в приложении к промышленной деятельности, которая, точно так же как наука и искусство, составляет проявление человеческой свободы и дело личного начинания. Как свободное существо человек имеет такое же право на свободную деятельность в материальном мире, как и в мире мыс-ли, и эта свободная деятельность составляет начало всякого промышленного развития. Тут личная польза и общественная совпадают. Человек, прилагая свою мысль и свой труд к покорению материальной природы, стремится к личной своей выгоде; он хочет устроить свою судьбу по собственому усмотрению и имеет на то неотъемлемое право. Общество же в этом пробуждении личной энергии и самодеятельности находит источник всех достающихся ему материальных благ. Где нет самодеятельности, там нет и промышленного развития, нет и богатства.

Введение социалистического порядка было бы только заменою естественного деятеля искусственным, хорошего - плохим. Мы видели уже, что государство менее всех обладает качествами, нужными для предпринимателя. Здесь же оно поставлено в условия самые выгодные для промышленного производства. Оно избавлено от всякого соперничества, следовательно от всякого побуждения к деятельности; оно не имеет нужды сообразоваться и с требованиями потребителей, ибо у потребителя нет выбора; он должен довольствоваться тем, что ему дают, и теми ценами, которые ему назначают. Пожалуй, он может поднять крик; но через это промышленность обратится в поприще бесконечных пререканий, которые могут только затруднить управление, но не в состоянии улучшить производство. Промышленность двигается не журнальною полемикою и не парламентскими прениями, а личною энергиею и инициативою. Если же введением социалистического устройства энергия и инициатива убиты в гражданах, то откуда возьмутся они в правительстве? Воображать, что в правительстве могут сохраниться качества, которые исчезли в обществе, значит фантазировать без всякого смысла, производить что-нибудь из ничего.

Единственным результатом социалистического устройства будет замена главного двигателя промышленного производства, личного интереса, бюрократическою рутиною и формализмом. Известно, что таковы, в большей или меньшей степени, свойства всякой бюрократии, а тем более бюрократии, обладающей монополиею. Этому злу не помогут никакие системы экзаменов, которыми предлагают заменить существующее в промышленном мире состязание. Промышленная способность доказывается не экзаменом, а практическим делом. Не помогут также награды и премии, которыми социалисты хотят заменить действие личного интереса. Известно, что в бюрократическом порядке самые награды обращаются в рутину или же, что еще хуже, становятся предметом частных происков и протекции. Это признают сами социалисты: "Общественная организация состязания, - говорит Шеффле, - способна к величайшему извращению. В особенности опасно в ней предоставление решающего голоса мало прозорливой общественной власти, которая выбирает не способнейших конкурентов, а каких-нибудь любимцев"[160]. Никакое политическое устройство не в состоянии предупредить это зло. Если в самодержавии преобладают личные интриги, то в представительном правлении к тому же самому ведет господство партий. Соединенные Штаты представляют тому живой пример. Но тут, по крайней мере, беззастенчивость партий находит сдержку в тесных границах, предоставленных правительственной деятельности. Если же личный интерес, подавленный в частной сфере, не будет иметь иного исхода, как государственное управление, и этому управлению будут настежь открыты карманы всех и каждого, то грабительству не будет конца. Едва ли можно представить себе что-нибудь ужаснее, как эксплуатация всего материального богатства страны и всего благосостояния частных лиц в пользу владычествующей партии. А к этому именно ведет социализм.

Неизбежное при социалистическом устройстве умаление производства усилится еще тем, что вместе с личною самодеятельностью будет подавлено и стремление к сбережению. К чему, в самом деле, сберегать, когда государство является не только единственным предпринимателем, но и единственным капиталистом? Все орудия производства находятся в его руках; портной не смеет приобрести себе иголку, плотник топор, земледелец соху. Социалисты не говорят, имеет ли сочинитель право писать своими перьями, или он непременно обязан употреблять казенные. Выше уже было указано на то, что подобное ограничение представляет отрицание права собственности, а вместе и подрыв семьи, неразрывно связанной с наследственною передачею приобретенного. С экономической же точки зрения подобная система ведет к уничтожению важнейших побуждений к труду и к накоплению капиталов; следовательно, она составляет существенный подрыв всему промышленному производству. Человек перестает иметь в виду будущее, обращать свои взоры вдаль, заботиться об обеспечении своих детей; он ограничивается настоящим днем. Всю заботу о будущем берет на себя всеобщий опекун и предприниматель, государство. Оно сберегает за всех, но сберегает особенным образом. Когда частный человек делает сбережение, он ограничивает собственное потребление и часть своего дохода откладывает для будущего производства; тут есть нравственный момент. Государство же, сберегая, ограничивает не собственное потребление, а потребление граждан. По сочиненному социалистами рецепту государство простым распоряжением или бухгалтерским переводом сперва выделяет из общего народного дохода то, что нужно на общественные потребности, на возобновление и умножение капитала и затем уже остальное распределяет между гражданами[161]. Спрашивается: много ли останется?

Останется тем меньше, чем больше потребуется для возобновления потраченного капитала в сравнении с частною предприимчивостью. Работник, работающий чужими орудиями, не имеет интереса в их сохранении; нужен хозяйский глаз, а тут он заменяется надзором чиновников, имеющих столь же мало интереса в деле. Не поможет и система премий и наград за сохранение орудий. Эта система в частных предприятиях приносит некоторую пользу, но она не может заменить хозяйского глаза, а при общем господстве чиновничества и она легко обратится в бюрократический формализм. Во всяком случае отсутствие хозяина, этого существеннейшего элемента всякого предприятия, непременно должно отразиться на большей трате капитала.

С другой стороны, не может не замедлиться даже естественное в прогрессивном обществе умножение капиталов, ибо социалистическое устройство в самом корне поражает не только труд, но и изобретательность. По закону справедливости новое орудие принадлежит тому, кто его изобрел, и это составляет одно из сильнейших побуждений к изобретениям. Здесь же изобретателю воспрещается обладание каким бы то ни было орудием; он не может надеяться и на частную предприимчивость, которая при существующем порядке берет испытание на свой риск и старается о введении новых изобретений с целью получить перевес над соперниками. При социалистическом устройстве изобретателю предоставляется только право представить свое изобретение правительству в надежде получить награду. Он должен подчиниться суду чиновников, которые, с одной стороны, не вправе рисковать казенною собственностью, а с другой стороны, не имеют никакого интереса в том, чтобы введено было новое производство, но весьма часто, напротив, заинтересованы в том, чтобы оно не было введено, ибо этим нарушается господствующая рутина и причиняются новые хлопоты. Понятно, что при таких условиях изобретательности полагается предел; вместо поощрения она испытывает задержку.