И это его вина… он сломал ее. Сначала вознес, а потом бросил с самой высокой горы из всех чувств – с горы любви. а теперь? Теперь она рядом, живая, красивая, безумная и до боли любимая. Как и год назад. Дима не знал, как себя вести, что говорить. Да и нужны ли были слова? Ему нет. Яночке – да. Что сказать? Какое слово могло вместить в себя всю гамму чувств?

- Люблю, - голос предал хозяина, он прохрипел, но Яна услышала.

Вся боль, одновременно и облегчение, вырвались из груди девушки громким плачем. Цепляясь за рукава пиджака мужчины, уткнувшись в его грудь, сминая пальцами, почти отрывая ткань, она ревела. Не красиво, громко, со всхлипами, не замечая ничего во круг и не в силах сдержать себя. Все перестало существовать. Вот она, тихая гавань, вот то слово, которое мечтает услышать каждая женщина. И в особенности она. Раствориться в нем, стать одним целом, улететь на другую планету и остаться вдвоем на вечность. Почему это невозможно? Боязнь потерять половину своего сердца заставляла Яну еще сильнее прижиматься, сильнее целовать, ощущать его пальцами, кожей, своей душой.

Мужчина понял бессмысленность того, что он натворил. Зачем он издевался над высшим даром вселенной – способностью любить? Зачем? Нужно ли было рвать по частям и мучить их сущность, их союз? Неужели проблемы в материальном мире моги бы затушить бушевавший в их сердцах танец страсти? Он не боец. Он трус, который испугался предстоявших испытаний, назначение которых только в одном – доказать, что их чувство самое сильное, светлое - может победить все. Озарение, как гром среди ясного небо, потрясло его.

Нежно поглаживая волосы, мягкие, родные, не забытые им, он заставил ее поднять глаза.

- Люблю, слышишь? Слышишь меня? Ответь.

Улыбка его женщины сломала все барьеры, которые и так были покрыты трещинами.

- Да. И я.

- Пойдем, садись в машину. Нам надо уехать.

- Надо?

- Не хочешь? Не поедем. Что ты хочешь?

- Не хочу отпускать тебя. Ты опять уйдешь.

- Нет. Не уйду.

- Уйдешь, - она упрямо закала голой и слезы опять полились серебряными дорожками по ее матовой коже, - ты обещал и все равно ушел. И сейчас уйдешь. Я не выдержу. Не уходи.

Сглотнув, он проклял себя тысячу раз. Да, он предал ее. Что сейчас оправдывать себя?

- Не уйду. Я виноват. Кругом виноват. Но я не уходил. Я всегда был рядом с тобой. Я буду рядом с тобой.

Заплаканное лицо напоминало розу, в предрассветных лучах рассвета. Чистое, прекрасное, влажное, и в своей невинности так манящее к себе. Она не понимала, насколько желанна, совершенна в его глазах. Своей покорностью и доверчивостью околдовала его. Ему никто и никогда так не верил. Преследуя свои меркантильные интересы, его обманывали, шантажировали. Но не она. Для нее он был Богом. Ее идолом, слова которого - закон.

- Я знаю, милый. Все знаю.

- Что ты знаешь, глупышка?

- Все знаю. И про Фирсова, и про работу. И про Аню. Да, да, не смейся. Я знаю, что она инвалид, знаю, что ты винишь себя. Я все знаю. Почему ты мне не рассказал?

Он не удивился. Все тайное становиться явным. Знает ли она ВСЕ? Какая разница! Если нет, то он сам все расскажет. Никакой лжи. Нет. Больше он ее никогда не станет обманывать. Их совместное чудо – любовь, они сохранят вместе. Теперь их ничто не разлучит.

- Не знаю. Боялся.

- Чего?

Шум машин не отвлекал, люди проходили мимо, каждый проживая свою жизнь и не интересуясь чужой, солнце вышло из-за туч, даря тепло тем, кто не находил его в своей истории.

- Того, что не поймешь. Не воспримешь. Что ты убежишь от меня.

- Разве это возможно? Почему ты так мало меня любишь?

- Нет. Слишком много. Это больше чем любовь.

- Тогда почему, Дима? Почему?

- Я не знаю.

И это было правдой. Он унизил ее в своих мыслях, допустив, что она не примет его таким, кто он есть. Почему он решил, что она не поймет? Он принизил ее душу. А она бы поняла. Господи, этот год был ошибкой, роковой. Что же сделать, чтобы Яна опять начала доверять? Довериться? Да.

- Вильховский? Ты?

Дима виновато улыбнулся своему ангелу.

- Вот так всегда. Подожди, любимая. Это ненадолго. Сейчас я недеру задницу этому придурку, и мы поедем отсюда.

Яна кивнула, боясь даже на миг прервать зрительный контакт со своим мужчиной.

Олег стол от них в паре шагов, улыбаясь во все свои тридцать два белоснежных зуба. Поздоровавшись за руки, мужчину слегка приобнялись.

- привет дружище. Какими судьбами здесь? Разорился и пришел умолять меня о работе?

- Димыч, да к тебе в последнюю очередь пошел бы. Ты меня, балбес, наверняка в разнорабочие поставил бы, не вспоминая о моих заслугах. Выдающихся, между прочим.

Дима рассмеялся.

- Да я мимо шел, прогуляться решил. Проветрить так сказать мозги. Он повернулся к Яне, и взглянув на нее нахмурился.

- Так. Я почему девушка у нас плачет? Твоя работа, садист великовозрастный? Яна, что он с вами сделал?

Яночке было приятно, что он помнит ее по имени. А воспоминания об их единственной встрече, заставили засмущаться.

- Ничего не сделал. Я просто… – она не знала, что ответь.

На помощь пришел Дима.

- Отстань от моей женщины, придурок. Плачет – значит так надо.

Ни фига себе! От его женщины! Вот это да! Она удивленно посмотрела на Диму. Тот не стесняясь, притянул ее к себе и запечатлел невинный поцелуй на губах Яны.

И Олег почему-то не удивился. Откуда ей было знать, что только благодаря этому приятному мужчине, Вильховский, как и она, не пустился в тяжкие, после их идиотского разрыва.

- Я рад, друг. Очень. Яна, приходите к нам в гости, будем ждать. Ну я побежал. Позвони мне, Димыч. Нужно кое-что обсудить.

И вот он уже на другой стороне куда-то уверенно направляется.

Яна провела пальцами по небольшой щетине.

- Твоя женщина?

Слова ласкали слух.

- Да. Моя. Только моя. Я теперь поехали, хватит народ развлекать.

Их квартира. Ничего не изменилось. Даже не заглядывая в шкафы, Яна знала, что все осталось на своих местах. Ее вещей здесь давно уже не было, полки сиротливо дожидались возвращения хозяйки. А хозяйки ли?

- Дим, твой друг не вернулся еще?

Начинается. Он был готов к этому. Это просто. Не врать. Говорить правду. все просто.

- Это моя квартира. Не друга. Я соврал.

Яна подозревала это. Еще когда жила здесь. На каком-то интуитивном уровне знала, что никакого друга не существует.

- Почему ты про друга сочинил? Что такого в том, что эта квартира твоя?

- сейчас объясню. Только давай пока без истерик, ладно?

Она села к нему на колени и прижалась. Вот дурачок. Не видит, что ли, что она изменилась? И никогда уже не будет прежней. Тихо, на выдохе, сказала:

- Не будет больше истерик. Я так хочу. Мне это нужно.

- Не будет? – он приподнял ее подбородок своими пальцами, заставив поднять глаза, - Не будет? Жалко. Я буду по ним скучать.

Нежный поцелуй вернул к действительности, после омута глаз-сапфиров.

- Я не рассказал тебе о квартире, потому что не хотел, чтобы ты думала, что я вожу сюда своих женщин. Она не обустроена, личных вещей нет, вот ты бы и на придумывала себе непонятно что.

- А это не так?

- Что не так?

- Ты не водил сюда женщин?

Правда. Только правда.

- Водил. Но никто здесь не жил, кроме тебя.

- Не легче ли было снимать гостиницу? – спрашивая спокойным голосом, пыталась потушить ярость внутри. Пока получалось. Надолго ли хватит терпения – другой вопрос.

- Зачем, если была квартира? Я ее не для этого покупал. Наверное, ты так подумала.

- А для чего?

- Просто вложение денег. Недвижимость всегда в цене, особенно в центре Москвы.

- А где ты живешь? Тоже в центре?

- Нет. В пригороде. У меня свой дом. Не люблю каменные джунгли.

- Ты покажешь мне свой дом?

И это должно произойти. Не сейчас. Но должно произойти.

- Покажу.