Он, казалось, на обращал на меня ни малейшего внимания — только покрутил головой с напряженным лицом, словно решает, что делать дальше. Его ладонь спустилась на мою талию и пробралась под толстовку — я с трудом сдержала стон удовольствия от ощущения обжигающего прикосновения к коже. Другой рукой Рома приподнял мое лицо и заглянул в глаза — испытующе.

— Презерватив? — прошептал, проведя губами по подбородку, а затем легонько прикусывая его.

— Я здорова, — сдавленно ответила и удивленно ахнула, когда он резко переместил ладони на мои ягодицы и поднял меня в воздух, заставляя обхватить ногами.

— Я тоже, — разворачиваясь со мной на руках, просипел Рома.

Я рухнула на диван в буквальном смысле, а затем почувствовала его руки, снимающие с меня одежду. Клянусь, мне показалось, что Рома еле сдерживается, чтобы не разорвать ее в клочья — настолько резкими были его движения. Толстовка была заброшена за спинку и судя по звонкому стуку — шлепнулась об окно и свалилась на пол. Лифчик практически трещал по швам, пока Рома чертыхаясь расстегивал застежку и тоже улетел куда–то в сторону. Штаны вместе с трусиками оказались на кофейном столике, который я не заметила раньше.

От каждого движения мое естество болезненно сжималось, и я уже не скрывала отчаянные стоны. Тело предвкушало что–то запретное; что–то, чего у меня никогда не было, но к такому я не была готова вовсе — раздев меня, Рома навис надо мной, вцепился глазами в мои, расстегнул брюки, освобождая свой член и, едва я успела подумать, вошел в меня одним мощным толчком.

Мой крик был настолько громким, что на долю секунды мне послышался звон оконных стекол, но это был крик удовольствия — первобытного и дикого. Сжав мои волосы в кулаке, он потянул их и начал покусывать мою шею — слишком сильно и болезненно, но тут же зализывая ноющие места, подводя меня к какой–то новой грани удовольствия.

Меня никогда не брали так жестко — я билась о спинку дивана и мне пришлось поднять руки, чтобы хоть как–то держаться и не отбить себе голову. Не останавливаясь ни на секунду, Рома трахал меня — просто трахал — по–настоящему и по–мужски. Молча. Грубо. Дико.

Запрокинув голову, он стал толкаться еще глубже, сбиваясь с бешеного ритма. Хрипло простонал, прислонившись лбом к моему, и вздрогнул всем телом, а затем тихо выругался. Открыл глаза — светлые и лучистые, как первая изморозь. Не удержавшись, провела рукой по его лицу — с колючей дневной щетиной, резко вступающими скулами и четко очерченной челюстью. Как я не заметила раньше, что он перестал быть мальчишкой?

Ромка поцеловал кончик моего носа, а затем поднялся со мной на руках — вот так легко и ловко. Пронес меня через всю квартиру, поднялся по лестнице и толкнул какую–то дверь ногой. Поставив на пол, он отошел в сторону, щелкнул выключателем и только теперь я поняла — мы в спальне.

— Повернись, — прохрипел, снимая рубашку через голову.

Я изогнула бровь и проследила за его руками, отмечая точеный рельеф груди и живота с подрагивающими мышцами. Опустила взгляд ниже и жадно смотрела, как Рома стягивает брюки вместе с трусами, освобождая полутвердый член. Кожа вокруг была начисто выбритой, и я судорожно сглотнула — захотелось вылизать его всего, каждый сантиметр этого совершенства. Он усмехнулся и покрутил указательным пальцем в воздухе, повторяя свою просьбу жестом.

— Ты всегда так командуешь? — спросила, поворачиваясь к нему спиной.

— Временами, — прошептал, прижимаясь ко мне сзади и толкая вперед, до тех пор, пока мои колени не уперлись в кровать, — Наклонись, — погладив мои предплечья, он опустил ладони на мои запястья.

Его член потирался о мои ягодицы, пока он опускал меня и укладывал руки на матрас. Я выдохнула, когда выпрямился за спиной, и провел пальцами по внутренней стороне бедер. Смутившись, сжала ноги, инстинктивно закрываясь.

— Ром, подожди, мне надо в душ, — попыталась выпрямиться, но его ладонь легла на мою поясницу и остановила меня.

— Не надо, — отрезал он, — Мне нравится, что моя сперма стекает по твоей коже, — провел по тому месту, где была липкая влага, и я не сдержала стон с дрожью в голосе, — Еще ниже и встань на колени, — перебирая мои позвонки, Рома не давал мне подняться, — И ножки пошире.

— Рома, — отчаянно прошептала я, упираясь ладонями.

Он громко вздохнул и схватил мои руки, положив их мне за спину. Я уткнулась лицом в матрас и вздрогнула, ощутив его пальцы на клиторе.

— Никогда не стесняйся меня, — прорычал он, крепко держа меня одной ладонью, а другой продолжая сладкую ласку, скользя пальцами вверх–вниз и проникая одним внутрь — не глубоко, только кончиком — дразня, — Мне нравится, что из твоей киски стекает моя сперма, прямо по этим молочным бедрам, — повторил, раздвигая меня, размазывая мою смазку и свое семя по коже.

Меня чуть не накрыло от одних его слов — он говорил, как ненормальный, как извращенец, но мне это нравилось.

— Не закрывайся, — это прозвучало слишком близко к моему влагалищу, и я вскрикнула, почувствовав его язык на себе.

Меня словно ударило током — неужели он не брезгует? Он ведь только что кончил в меня и любой другой мужчина не стал бы делать такое после этого, но похоже, что Роме было плевать.

— Боже, — вскрикнула я, впиваясь ногтями в свои ладони.

Он по–прежнему держал мои запястья и заставлял прижиматься щекой к постели, а сам вылизывал меня с гортанными стонами; с тихим рычанием и что–то бормоча. Звуки, которые он издавал были невероятными — возбуждающими, сумасшедшими, нереальными.

— Рома, — застонала, пытаясь освободиться — мне нужна была хоть какая–то опора, потому что я стою прямо на краю пропасти.

Он понял — отпустил. Я вытянула руки над головой и — немыслимо — начала толкать бедра навстречу его лицу. Раздвинув мои ягодицы двумя руками так сильно, что я чувствовала каждый натянутый нерв, он продолжал поглощать, пожирать, посасывать и лизать, до тех пор, пока я не почувствовала приближающийся оргазм, и мои стоны не стали отчаяннее.

— Не смей кончать без меня, — Рома шлепнул меня по промежности, от чего я вскрикнула и забилась в каком–то диком экстазе — не оргазме, но близко к нему, — Б%#ть, не смей, — проревел он, отстраняясь.

Я жалобно заскулила — как собака, потерявшая своего хозяина. Матрас прогнулся, на мою шею легла горячая рука и в туже секунду он с громким стоном вошел в меня — на этот раз медленно, растягивая до невозможности, на грани между удовольствием и дискомфортом.

Кажется, слезы счастья полились по моему лицу. Во всяком случае, под моей щекой было влажно. Я уже не кричала — нет — только хрипела, чувствуя его сильную руку, сжимающую мой затылок и пальцы, запутавшиеся в волосах. Кажется, он меня шлепнул — потому что попа загорела огнем, но тут же этот огонь растёкся по коже и проник в кровь, как горячий растопленный шоколад. Я не осознавала, что делаю, двигаясь ему навстречу и скуля от каждого глубокого толчка; кончая раз за разом, потому что Рома просто не давал мне передышки и доводил до оргазма сначала членом, потом пальцами на моем клиторе, снова ласкал языком каждый уголок моего естества — и так по кругу.

Он не спрашивал, что мне нравится и что я люблю — просто делал. Словно он знает мое тело, словно оно создано только для него, и никто кроме к нему не прикасался. Входил медленно и глубоко; затем поднимал мою голову и заставлял облизывать свои пальцы, которыми прикасался к запретному месту — слишком чувствительному и тугому. Он брал меня — брал полностью, забирая все без остатка и разрушая все мыслимые и немыслимые преграды. И я отдавала, словно под кайфом от какого–то наркотика, умоляя о большем.

— Малышка, я перестарался, — прошептал он, когда мы оба рухнули без сил, — Кажется, завтра ты не сможешь сидеть, — провел языком по моим ягодицам — кожу зажгло.

Ответила бы словами, до только не могла пошевелить ни языком, ни конечностями — меня просто раскинуло на кровати, и казалось, что я существую отдельно от своего тела. Что–то промычав, я судорожно вздохнула, когда он потянулся вверх по моей спине, целуя каждый позвонок. Как оголенный провод — вздрагивала от каждого прикосновения, от ощущения дыхания, от поцелуя и улыбки, которую чувствовала кожей.