Известно, что через год, при перестройке здания Сената в 1779 году под наблюдением Державина был отделан зал общих собраний. Модельмейстер фарфорового завода скульптор Жан-Доминик (Яков Иванович) Рашетт украсил стены аллегорическими барельефами и медальонами, а Львову было поручено (не самим ли Державиным?) составить «план» для этих барельефов, то есть описать их содержание. Генерал-прокурор Вяземский, принимая работы, был недоволен, что Истина представлена обнаженной, и приказал прикрыть ее наготу. Державин сердился, а Львов шутил и смеялся: в сенате бесстыжая истина и голая правда всегда бывают прикрыты.
Державин чуть позже упоминал, что «все сии барельефы и медальоны изобретения г. Львова». А еще позднее, в «Записках» он резюмировал: «С тех пор стали отчасу более прикрывать правду в правительстве».
Комментируя этот эпизод, Я. К. Грот пишет о Львове: «Здесь в первый раз в биографии Державина появляется этот замечательный человек, который с этих пор до самой смерти своей приобретает такое значение в жизни и поэзии Гаврилы Романовича». Однако попытаемся проследить их отношения в более ранний период.
В те годы поэтическая деятельность Державина тоже только начиналась. После первых опытов в переводах и написании шуточных куплетов во время службы солдатом Преображенского полка он в 1775 году сочинил оду «На смерть Бибикова» и выпустил «Оды, переведенные и сочиненные при горе Читалагае», произведения «высокого штиля». В 1778 году он напечатал оду «Успокоенное неверие», о которой в «Объяснениях» к своим сочинениям говорил: «Сия ода пришла в известность, будучи исправлена Автором и друзьями его Н. А. Львовым, В. В. Капнистом, И. И. Дмитриевым и А. С. Хвостовым у последнего в доме».
Вокруг Львова образовался литературный кружок людей, ощущавших потребность общения в свете новых задач, возникших перед обществом в годы идейных исканий после поражения восстания Пугачева. Еще более укрепилось национальное самосознание, ощущение самобытности русской культуры.
В эти годы «высокая поэзия», то есть торжественные хвалебные оды, высокопарные трагедии, приподнятая эпика переживали заметный кризис. Мощно выдвигались ей в противовес лирический сентиментальный жанр и сатира, в том числе притча и басня, как стремление к живому разговорному языку. Все это было обусловлено сложным процессом общественной и политической жизни страны, выдвинувшей представителей демократического движения просветительства, прежде всего Н. И. Новикова с его сатирическими журналами и Д. И. Фонвизина с его комедиями. Ода тоже ждала обновления.
Львов, глубоко изучив наследие античных классиков, историков и поэтов, древние и европейские языки, уделял большое внимание и русскому народному поэтическому творчеству. Его товарищи, которые всегда чутко откликались на его инициативу всячески расширять свое образование и кругозор, тоже проявляли себя как новаторы. Хемницер стремился воскресить народное начало угасавшего жанра басни, объединяя и обновляя опыт Сумарокова и Хераскова. Капнист пытался освежить и облегчить тяжеловесные формы устаревшей оды. Говоря о громадном значении львовского кружка в развитии русской литературы, Г. А. Гуковский писал: «Вполне отдавая себе отчет в том, что двойственное развитие поэзии 70-х годов привело ее к кризису, этот блестящий кружок полагал, что следует искать выхода из положения в возрождении истинной «естественности» в литературе и, отчасти, в приближении ее к народно-поэтической стихии...»20. Это стремление к народной стихии из года в год углублялось в кружке.
Характерно, что именно конец семидесятых годов отмечен в литературе и музыке появлением первых образцов демократического жанра комической оперы. Антикрепостническая направленность, защита человеческого достоинства простых людей и осмеивание увлечения иностранной модой - главное содержание оперы «Несчастье от кареты» (1779); в опере «Мельник - колдун, обманщик и сват» (1779) правдиво показан народный быт, обряды. Жизнь народа раскрывалась через мелодии подлинно народных песен. Опера «Санкт-Петербургский гостиный двор», так же как комедии Капниста и Фонвизина, обличает лихоимство21.
Именно в эти годы Фонвизин читал в московских и петербургских салонах своего «Бригадира» и усиленно работал над вариантами «Недоросля», законченного в 1782 году, заостряя в них идеи антикрепостничества. В эти-то годы как раз и складывался Львовский кружок.
Состав кружка не был постоянным. Лишь основной костяк - Н. А. Львов, Г. Р. Державин, В. В. Капнист и И. И. Хемницер - оставался неизменным. Вначале к ним примыкали П. Л. Вельяминов, А. С. Хвостов, А. В. Храповицкий, О. П. Козодавлев, П. Ю. Львов. В 1780 году, вернувшись из Твери, в кружок вступил М. П. Муравьев. Хемницер уехал в 1782 году в Турцию; Капнист часто и надолго уезжал на Украину в свою любимую Обуховку; Державин дважды надолго покидал Петербург в периоды, когда в Петрозаводске и в Тамбове служил губернатором. Храповицкий, Хвостов, П. Ю. Львов отпали очень рано, позднее - М. Н. Муравьев; их место заняли И. И. Дмитриев, Ф. П. Львов, А. Н. Оленин, А. М. Бакунин. Эпизодически посещали собрания кружка поэт И. Ф. Богданович и переводчик И. С. Захаров. Имеется предположение, что к обществу примыкал некоторое время Д. И. Фонвизин и, возможно, Я. Б. Княжнин.
Говоря о кружке, первый биограф Львова пишет, что в этом содружестве Львов был главным авторитетом, утверждавшим произведения друзей своею печатью. Он вспоминает, что Хемницер не выдавал ни одной басни своей в свет без одобрения Николая Александровича. «Помню, когда прекрасная ода Фелице Державина... привезена была Автором к Львову в суд... помню, как сей гений располагал нарядами красавицы...».
В наследии Державина имеется много удачных, верных исправлений, сделанных рукою Львова.
Державин в «Записках», вспоминая в 1805 году этот период, называя себя в третьем лице, говорил, что он «в выражении и штиле старался подражать г. Ломоносову, но, не имея такого таланту, как он, в том не успел... А для того с 1779 года избрал он совсем особый путь, будучи предводим наставлениями г. Баттё и советами друзой своих: Н. А. Львова, В. В. Капниста и И. И. Хемницера».
Член Французской академии, философ, аббат Шарль Баттё (1713-1780) был широко известен сочинением «Les Beaux-arts, reduits а un meme principe» (1746), в котором он развивал мысль, что лозунг «подражание природе» следует понимать лишь в плане подражания тому, что в ней истинно прекрасно. С подобным восприятием аристотелевского учения мы уже встречались: вспомним критическое высказывание Хемницера о памятниках в Шантальи. Такое утверждение проистекало из принципов европейского классицизма и соприкасалось с лозунгом Буало, выдвинутым в его «художественном манифесте классицизма», в поэме «Поэтическое искусство» (1674): «Берегите взор от низменных предметов». Этот отрыв от действительности и привел европейский классицизм к условности и рационализму. Но не только произведения аббата Баттё читали члены кружка, - известно, что Капнист брал у Хемницера сочинения Вольтера, Руссо («Философия природы») и знаменитое сочинение просветителя-материалиста Гольбаха «Система натуры».
В общественной деятельности львовского кружка крайне знаменательны два года - 1779 и 1780. В сентябре 1779 года появляется в «Санкт-Петербургском вестнике» произведение, нарушающее все прежние, освященные традицией каноны: ода Державина «Па смерть князя Мещерского». Герой оды - «сын роскоши, прохлад и нег...» - таково было первое нарушение традиций. Второе: контрастное смешение образов «высоких» с «низкими», заимствованными из жизни, из обыденной речи. Впоследствии Н. В. Гоголь отмечал, что слог у Державина крупен, и это происходит от необыкновенного соединения самых высоких слов с самыми низкими и простыми, на что бы никто не отважился, кроме Державина.
Размышление о скоротечности человеческой жизни, о непреодолимости неизбежного конца, о тленности мира, о ложности счастья определяет философский характер этого произведения.