не женится на ней, я женюсь».

Вася уперся руками в поясницу Вячеслава и стал толкать его к дому,

собираемому из светлотелых панелей. Внутри строения их осыпало чем-то

горячим. Они прижались к стене. Сверху, из-под электрода, который курился

лунным дымком, падали оранжевые капли. Сварщик стоял на коленях. Из-за

фибрового щитка, под стеклом которого возникало зеленое напряженное око, он

производил впечатление неземного существа, подпирающего спиной синюю

высоту. И Вячеславу захотелось перенестись на место сварщика, казаться людям

неземным существом, дышать небом, соединять панели и не ведать, что есть на

свете Тамара Заверзина.

Близ сварщика возник рабочий - фуражка козырьком назад, майка

приподнята кудрявой шерстянкой, подступившей к самому горлу.

- Эй, друзья, валяй отсюда. Зашибчи может.

Опять падает жалящий оранжевый дождь. Они бредут обратно: туда, откуда

вошли в здание. Тамара сидит на бумажных мешках с цементом. Как сиротлива

сейчас Тамара. Чудится, что пригорюнилась не только она сама, но и ситцевая

сумочка, висящая на согнутом пальце. Сесть бы рядом, прижаться, гладить

волосы. Нельзя! Невозможно! Никогда, никогда не простит. Невозвратным

человеком пройдет мимо, и ничто в нем не дрогнет, если она даже зарыдает. Вот

теперь, в эту секунду, его сердце словно очугунело и бесчувственно гонит кровь,

как движок речную воду.

Приближаясь к Тамаре, он все ясней ощущал вкрадчивые наплывы чего-то

томительного.

Куда девалась его холодность и почему он трепещет от нежности? Наверно,

любовь, однажды возникнув, приобретает над человеком вероломную власть?

Вася насупился, пинает дорожную пыль.

- Не пыли.

Вася поддел ботинком толченную колесами землю.

- Тебе чего сказали?

- Сла, позову Тамару?

- Зачем?

- Прошлой зимой мы с папой на речку ездили. Папа ельцов ловил. Мне их

жалко. Меня бы кто поймал, было бы хорошо? А сейчас бы я лег на поляне,

жаворонков слушал. Знаешь, как солнце зайдет за тучку, они падают в траву.

Мама дома или мы где-нибудь вместе с мамой - прямо солнце и вроде

жаворонки поют. Когда я к Тамаре зайду или на улице увижу, тоже тепло, весело

и в ушах: тюр-лю-лю, тюр-лю-лю.

- При штурмане у тебя тоже тюр-лю-лю?

- Она ему все тебя хвалила.

- Тогда меняй брата на Томку и штурмана.

- Учился бы ты у Марии Николаевны, поставила бы она тебе жирную

единицу.

Вася, угрюмо сопя, поднял подкову, перекинул через плечо. Вячеслава

умилили рассудительность и хитрость брата. Разумеется, он перебросил подкову

не потому, что верит, что это принесет ему счастье, а для того, чтобы

посмотреть, где Тамара. Вася догнал брата, довольный: Тамара следует за ними.

Вячеслав с укором глянул на Васю и поймал себя на том, что даже рад, что

она не повернула домой.

6

Лодочная станция, к которой они шли, поразила Вячеслава безлюдием. По

всей России, покуда он ехал с места службы, дни стояли погожие. На родине

тоже держится вёдро. Он забыл, что уже октябрь, но пустынность лодочной

станции напомнила об этом.

Открытые стеллажи уложены плоскодонными катамаранами. Рядом скутера

- оранжевые, алые, розовые, белые с черным, купоросно-синие. До армии он

нередко здесь бывал - ходил на яхтах, но либо так ярко не красили катамараны и

скутера, либо он был глух к разноцветью. Вероятней всего, был глух. Впрочем,

когда у него п е р е к р у ч е н н о е состояние, он очень обостренно

воспринимает все прекрасное, как будто вот-вот должен умереть. Что за чудо

каноэ! Какая в них изящная длиннота, И звонкое на вид дерево, и тонко, до

сухого свечения, крыто лаком! Не из такого ли дерева делают скрипки и не

таким ли покрывают лаком? Может быть, за каноэ, когда оно летит по воде,

вьется паутинка мелодии, и гребец слышит ее, особенно в безветрие и на самой

ранней утренней зорьке?

Вячеслав взял ялик, греб на далекую от пристани дамбу, насыпанную из

сиреневого скальника. Куда-то девалась Тамара? Только что была возле сарая,

откуда торчал нос спасательного катера, и вот исчезла.

- Вась, ты не заметил, куда она подалась?

- Хотя бы и заметил...

Вася замкнул губы и отводил с переносицы челку.

Зыбило. Лодки, звеня цепями, кланялись мосткам. Яхты, приткнутые к

заветренной части пристани, пошатывали в небе мачтами. От прилива тоски

Вячеслав все воспринимал как бессмыслицу: приход на лодочную станцию, то,

что исчезла Тамара, и то, что насупился Вася.

Распахнулась дверь фанерной будочки, где была касса, оттуда вышла

старуха. В тот короткий промежуток времени, пока старуха прикрывала дверь,

он успел заметить Тамару, склонившуюся к оконцу кассы. Потом Тамара

подошла к старухе.

- Бабушка, я оставлю в залог босоножки.

- Никаких залогов, - зло сказала старуха, хозяйски осматривая пруд.

- Мало босоножек - платье оставлю.

- У меня не раздевалка. Вона погода портится. Вона пруд-то кочками взялся.

Тамара обогнула ограду, скрылась в дощатом кругло-оком доме. Вскоре она

вышла на крыльцо впереди мужчины, одетого в чесучовый костюм. Мужчина

столкнул с отмели красную лодку-однопарку, придирчиво наблюдал, как Тамара

огибает причал. Начальник станции. Дурнушка бы попросила отпустить лодку

без документа, наотрез бы отказал, красавица - персональную, пожалуйста,

бесплатно.

Яростью наполнились руки Вячеслава. Хотя весла раздирали пруд не под

самой поверхностью, вода кипела и снаружи.

Он правил к вышке, установленной на железных понтонах, но едва заметил,

что Тамара начала грести вдогонку, повернул ялик в сторону Южного моста.

Мост светло возвышался вдалеке на высоких быках.

Алюминиевой легкости Тамарина однопарка догоняла ялик. Вячеслав

подумал с ехидцей, что встречи со штурманом оказались для нее не без пользы.

А уж морячок-то, видимо, достиг, чего добивался.

Вячеслав гнал ялик без передышки. Его не покидала уверенность, что

Тамара скоро измотается и отстанет. Но как он ни кромсал воду, лодка упорно

подтягивалась к ялику.

Вася, сидевший на корме со сжатыми кулаками, внезапно принялся

раскачивать лодку.

- Прекрати, дьяволенок.

Вячеслав сшиб лопастью гребень волны, Васю окатило брызгами, но он

продолжал наклоняться вправо-влево. Вячеслав опять ударил веслом по воде, и

тогда Вася, мокрый, с наершившимися на макушке волосами, прыгнул в пруд.

Вячеслав машинально взмахнул веслами, а когда, испугавшись, затормозил,

Вася уже схватился за протянутую руку Тамары и она выдернула его из пруда и

было направила однопарку к пристани, но его настырный братишка

запротестовал, тыча пальцем по направлению к Южному мосту, и Тамара

погнала туда лодку.

Держа ялик поперек воля, фыркающих и шепелявящих пеной, Вячеслав

медленно поплыл за ними.

Они пристали к бетонной площадке возле боковой опоры моста, где лежали

плиты для облицовки дамбы, кабельные шпульки и пласты асбоцемента.

Подъезжая к центральным быкам, Вячеслав увидел, что Тамара полезла из-под

моста наверх, а Вася принялся стаскивать с себя мокрую одежду.

Как только проплыл под мостом, опять увидел Тамару. Она шла около

чугунной решетки, выкрашенной оловом, задержала прохожего, что-то взяла у

него, быстро бросилась на ту сторону моста, наперерез желто-голубому

трамваю.

Она спустилась на площадку, разожгла костер. Голенький Вася, зажавшись,

стал прыгать вокруг этого красивого огня. Вячеслава потянуло под мост, к ней, к

брату, но тут ему стало совестно перед Тамарой и Васей, и он, не глядя на них,

въехал под свод между срединными быками и посетовал, что это не Сцилла и