Я никогда не напишу такого.

В той потрясенной, вещей немоте

ко мне тогда само являлось слово

в нагой и неподкупной чистоте.

Уже готов позорить нашу славу,

уже готов на мертвых клеветать

герой прописки

и стандартных справок..

Но на асфальте нашем -

след кровавый,

не вышаркать его, не затоптать...

1946

Из обращений к трагедии

1

От сердца к сердцу.

Только этот путь

я выбрала тебе. Он прям и страшен.

Стремителен. С него не повернуть.

Он виден всем и славой не украшен.

.. .. .. .. .. . .

Я говорю за всех, кто здесь погиб.

В моих строках глухие их шаги,

их вечное и жаркое дыханье.

Я говорю за всех, кто здесь живет,

кто проходил огонь, и смерть, и лед,

я говорю как плоть твоя, народ,

по праву разделенного страданья...

...И вот я становлюся многоликой,

и многодушной, и многоязыкой.

Но мне же суждено - самой собой

остаться в разных обликах и душах,

и в чьем-то горе, в радости чужой

свой тайный стон и тайный шепот слушать

и знать, что ничего не утаишь...

Все слышат всё, до скрытого рыданья...

И друг придет с ненужным состраданьем,

и посмеются недруги мои.

Пусть будет так. Я не могу иначе.

Не ты ли учишь, Родина, опять -

не брать, не ждать и не просить подачек

за счастие творить и отдавать.

...И вновь я вижу все твои приметы,

бессмертный твой, кровавый, горький зной,

сорок второй, неистовое лето

и все живое, вставшее стеной

на бой со смертью...

1946

2

Прошло полгода молчанья

с тех пор, как стали клубиться

в жажде преображенья,

в горячей творящей мгле

твоих развалин оскалы,

твоих защитников лица,

легенды твои, которым

подобных нет на земле.

Прошло полгода молчанья

с тех пор, как мне стала сниться

твоя свирепая круча -

не отвести лица!

Как трудно к тебе прорваться,

как трудно к тебе пробиться,

к тебе, которой вручила

всю жизнь свою - до конца.

Но, как сквозь терний колючий,

сквозь ложь, клевету, обиды,

к тебе - по любой дороге,

везде - у чужих и в дому,

в вагоне, где о тебе же

навзрыд поют инвалиды,

в труде, в обычной заботе -

к сиянию твоему.

И только с чистейшим сердцем,

и только склонив колено,

тебе присягаю, как знамени,

целуя его края, -

Трагедия всех трагедий -

душа моего поколенья,

единственная,

прекрасная,

большая душа моя.

Весна 1947

3

Друзья твердят: «Все средства хороши,

чтобы спасти от злобы и напасти

хоть часть Трагедии,

хоть часть души...»

А кто сказал, что я делюсь на части?

И как мне скрыть - наполовину - страсть,

чтоб страстью быть она не перестала?

Как мне отдать на зов народа часть,

когда и жизни слишком мало?

Нет, если боль, то вся душа болит,

а радость - вся пред всеми пламенеет.

И ей не страх открытой быть велит -

ее свобода,

та, что всех сильнее.

Я так хочу, так верю, так люблю.

Не смейте проявлять ко мне участья.

Я даже гибели своей не уступлю

за ваше принудительное счастье...

1949

Измена («Не наяву, но во сне, во сне...»)

Не наяву, но во сне, во сне

я увидала тебя: ты жив.

Ты вынес все и пришел ко мне,

пересек последние рубежи.

Ты был землею уже, золой,

славой и казнью моею был.

Но, смерти назло

и жизни назло,

ты встал из тысяч

своих могил.

Ты шел сквозь битвы, Майданек, ад,

сквозь печи, пьяные от огня,