Это крупное поражение позволило Уильяму Хау занять 27 сентября Филадельфию без боя. На сей раз Конгресс переместился в Йорк в Пенсильвании. Генерал Антони Уайн, готовивший удар в тылу британцев, был захвачен врасплох ночной атакой у Паоли около Валли-Форджа. Почти весь его отряд, насчитывавший несколько сот американцев, погиб в штыковом бою. 4 октября Вашингтон отправился маршем на Джермантаун в надежде внезапным ударом сокрушить девятитысячную армию Хау; он почти прорвался через линию Хау, но из Филадельфии подоспел с подкреплениями Корнваллис, и американцы вновь понесли большие потери. Вашингтону удалось вывести с поля боя свои основные силы, но это не отменяло крупного поражения.

Известия о потерях причиняли острую боль Абигейл и другим патриотам; в сердце словно вонзили штык. После каждой неудачи на страну опускалось кладбищенское покрывало, подобно тяжелому, удушающему, черному облаку. Патриоты не скрывали своей неугасимой ненависти к тори, сражавшимся на стороне красномундирников, гессенцев и индейцев. Абигейл уважала чувства людей, таких, как Джонатан Сиуолл, Исаак Смит-младший и Сэмюел Куинси, которые предпочли покинуть страну и не сражаться против Англии. Она считала их поступок честной ошибкой. Однако невозможно было понять урожденных американцев, примкнувших к британцам, — а таких у Бургойна было шестьсот человек в сражении у высот Бемис, — их участия в братоубийстве. Сторонники короля, принадлежавшие к церкви Христовой, утверждали также, что их мужья и сыновья отдают жизнь за свои убеждения, но хрупкой барке логики было трудно преодолеть бурное море политики.

К девяти часам вечера веки тяжелели, словно посыпанные песком. С гнетущим настроением она поднималась в спальню, спала при открытых окнах в надежде на бриз и иногда видела сновидения: Джон, вернувшись домой, холодно ее приветствовал.

Затем она получила письмо, из которого узнала, что Джон в Йорке, в восьмидесяти восьми милях от Филадельфии. Йорк заинтересовал ее одним: ближе или дальше от дома Джон. Он писал, что находится в районе, населенном немцами; там преподают и читают проповеди на немецком языке, и человек может прожить всю жизнь, так и не выучив ни единого английского слова.

Каждый день приносил различные новости. Кузина Ханна Линкольн вышла замуж за брата тетушки Элизабет — Эбенезера Шторера, брак оказался удачным. Ее сестра Бетси вышла замуж за преподобного Джона Шоу и переехала в приходский дом в Хавер-Хилле. По мнению Абигейл, супружество нельзя назвать удачным. Зять Ричарда Кранча Дикон Палмер отправился с милицией на Род-Айленд в расчете на наступление, но отступил без боя и поэтому оказался в опале. Затем с севера пришло известие о крупном успехе: у Саратоги Бургойн сдал в плен генералу Горацию Гейтсу целую армию в пять тысяч человек со всем ее снаряжением.

Это была крупная победа американских войск. Выезжая в Бостон, Абигейл взяла с собой в поездку Нэб, чтобы «она приняла завтра с друзьями участие в благодарении», — писала она Джону. «Хвала Всевышнему, который так замечательно передал врагов в наши руки». Форт у Ред-Бэнка в колонии Нью-Джерси на реке Делавэр оборонялся, по словам Джона, с достоинством; британская атака на форт Миффин в Пенсильвании была отбита, и их два военных корабля подожжены. Джон, несколько разочаровавшийся в Вашингтоне после его поражений на Лонг-Айленде и у Джермантауна, доверительно поведал Абигейл: «Конгресс назначит день благодарственной молитвы, и одним из мотивов должно послужить то, что честь изменения хода войны не принадлежит непосредственно главнокомандующему и войскам Юга. В противном случае обожествление и преклонение стали бы столь безудержными и чрезмерными, что наши свободы оказались бы под угрозой».

Спустя пару недель она узнала, что корабль ее брата Билли «Америкен Тартар» со всем экипажем захвачен британцами. Билли как военнопленный отправлен на Ньюфаундленд. Британцы плохо обращались с пленными американцами, и поэтому, когда в Брейнтри появилась Катарина Луиза, Абигейл старалась держаться бодро.

— Дорогая сестра, ты сама говорила, что Билли умеет постоять за себя. Распакуй свои вещи и погости у нас несколько дней.

Приближался конец ноября, когда Джон прибыл в Брейнтри. Он отсутствовал без малого год. Она не собиралась говорить о мертворожденном ребенке, но после первого поцелуя они почувствовали себя неловко. Джон не смотрел ей в глаза, и она поняла, что нужно разрядить ощущение вины, омрачившее их отношения. Она стояла прямо, прижав руки к телу.

— Мне следовало быть вместе с тобой! — воскликнул он. — Я не могу избавиться от чувства вины.

— И я упрекаю себя. Поступила ли я в чем-то неправильно, могла бы сделать лучше? Уверена, каждая мать мертворожденного ребенка ощущает это.

Он обнял ее за талию. Прядь волос спустилась на его лоб. Отбросив ее ладонью, она почувствовала пот на его лбу.

— Мне не за что себя упрекнуть. И ты не должен мучиться. Было бы приятно, если бы был здесь, но это не изменило бы судьбы малышки. Мы должны еще больше любить друг друга, пережив такую утрату.

Он прижался щекой к ее щеке.

— Уж тебя-то я не могу любить меньше, — прошептал он, — а вот себя могу.

Он пробыл дома недолго, но она заметила, что это уже другой Джон Адамс, совсем не тот, какой возвращался после четырех предшествующих сессий Конгресса. То, как твердо шагал он по дому, как раскладывал документы в своем кабинете, как составлял список нужных продуктов после осмотра погреба, скотного двора, амбара, — все это выдавало в нем человека, принявшего решение.

Шесть членов семьи Адамс сидели тесным кругом за столом, подвинутым к камину, и эта близость радовала их. Джон и Абигейл предложили тосты в честь малышей, подняли рюмки с первым ромом, изготовленным из початков кукурузы, созревшей на полях Новой Англии.

— Дети, у меня есть подарки для каждого из вас. Не догадываетесь какие?

— Книги! — хором закричала четверка.

Джон сделал вид, что огорчен.

— Как узнали?

— Но, папа! — воскликнул Джонни. — Ты всегда привозишь нам книги.

— Ты привез и мне подарок, Джон, — пробормотала Абигейл, — но я не догадываюсь какой.

— Дарю себя, если это ценный подарок. Я покончил с Конгрессом. Статьи о конфедерации согласованы. Департамент военного и артиллерийского снабжения организован. Более молодые лучше справятся с работой. Я не соглашусь на переизбрание. — Джон принял решение, и сидевшие за столом почувствовали это. — Отныне я занимаюсь лишь местной политикой.

— А как с большой политикой? — спросила Абигейл. — Согласно твоим статьям о конфедерации, центральное правительство должно иметь руководящих служащих?

— Разумеется. Но я не принадлежу к ним. Завтра в семь часов утра я вновь займусь юридической практикой. За те четыре года, что отдал общему делу, заработал право трудиться на благо семьи!

— Аминь!

После разлуки они вели себя как друзья и любовники, дорожили чудом взаимности, и им казалось, что так будет всегда.

— Нам повезло, — заметила Абигейл уже глубокой ночью, а они не разлучались даже во сне, заполняя одиннадцатимесячную разлуку потоком мыслей и чувств. — Наша привязанность никогда не ослабнет. Нам обоим нужна любовь. С ней мы все, а без нее — ничто.

Звезды поблекли, на востоке заалел горизонт. Джон встал, накинул на себя теплый халат, подбросил полено в огонь, подтянул одеяло к подбородку Абигейл.

— Я займусь детьми. Спи, пока хочется.

— А ты, Джон? Тебе также нужно поспать.

— Нет. Я слишком счастлив быть дома. Я хочу навести порядок в книгах по юриспруденции, разобрать документы и известить графство Суффолк, что адвокат Адамс вернулся в свою контору и рад принять клиентов.

Абигейл спала до полудня. Когда она спустилась вниз, то увидела несколько человек в гостиной, им не нашлось места в кабинете Джона. Старые клиенты не забыли его. На следующий день появились новые доверители, нуждавшиеся в услугах. Абигейл разместила их в гостиной, подбросила дрова в камин и предложила им по рюмочке.