Роберт Грейвз
Вступление Ларисы Васильевой
Книга английского поэта и романиста Роберта Грейвза «Со всем этим покончено», по отзыву критики, — «одно из самых честных и достоверных свидетельств о Первой мировой войне». Впервые она была опубликована в 1929 году, потом несколько раз переиздавалась, последний раз — в 2011-м. Ее название «Со всем этим покончено» даже вошло в словарь крылатых выражений, составленный Джоном Бартлетом. «Мой единственный вклад в это уважаемое издание», — скажет позднее Роберт Грейвз.
Девятнадцатилетний Роберт Грейвз ушел на фронт добровольцем, служил лейтенантом, затем капитаном в Королевском уэльском стрелковом полку, участвовал в военных действиях во Франции, в том числе и в сражениях на реке Сомме.
Его автобиографическая книга воспроизводит не только многие события исторической битвы на Сомме, увиденные глазами участника: газовые атаки, яростные сражения, применение в бою британцами — впервые в истории — железных чудищ (танков), но и жестокую повседневность войны: увечья и смерть товарищей, тяготы траншейной жизни, нелепые приказы штабного начальства, очередь в сто пятьдесят человек во французский бордель (солдаты не хотели умирать девственниками), перекрикивание через мегафон с немцами, трупы солдат, гниющие на брустверах окопов.
Пишет автор и об обстановке в армии, об отношениях солдат и офицеров, о суевериях, о шпиономании, столь характерной для Великобритании тех лет, — с этим Грейвзу пришлось непосредственно столкнуться. Его полная фамилия — Роберт фон Ранке Грейвз — вызывала косые взгляды, подозрения. Мать Грейвза была внучатой племянницей прусского придворного историографа Леопольда фон Ранке, некоторые близкие родственники жили в Германии. Один из сослуживцев, позавидовав тому, что в двадцать один год Роберт Грейвз стал уже капитаном, распространил слух, что немецкий шпион Карл Грейвз, пойманный в Англии, — якобы родной брат Роберта.
Рассказывает Грейвз и о расставании с иллюзиями, о прозрении тех, кто поначалу был воодушевлен патриотическими лозунгами и мечтал о подвиге и славе. Солдаты все больше «заражались пессимизмом», пишет он, и избирали тактику обороны, чтобы не провоцировать немцев на более активные действия. Рассказывает Грейвз и о своем друге, поэте, товарище по оружию Зигфриде Сассуне, проявившем отчаянную храбрость в боях, но потом — не меньшую храбрость — в пацифистских акциях.
После тяжелого ранения в одном из боев на Сомме Роберт Грейвз был демобилизован. В 1926 году он окончил Оксфордский университет, писал стихи, работал над книгой своих военных воспоминаний. Но, как и другие молодые люди, возвратившиеся с полей сражений, свое место в мирной жизни он находил с большим трудом. Грейвза тяготило многолюдье Лондона, поездка в поезде, разговор по телефону оборачивались для него бессонницей, раздражение вызывали даже дома, строившиеся, как тогда было модно, в один ряд, вплотную друг к другу. Травмы войны усугублялись и обстоятельствами личного характера — распалась его семья, были порушены многие дружеские связи. Ему хотелось навсегда уехать из Англии, хотелось уединения и близости к природе.
Идею поселиться на Майорке впервые подала ему Гертруда Стайн. «Майорка — это рай, убеждала она меня, хотя сама предпочитала жить в Париже», — вспоминал позднее Грейвз. Поскольку книга «Со всем этим покончено» хорошо продавалась и в Англии, и в США, это позволило Грейвзу уже в 1929 году последовать совету Гертруды Стайн и, расплатившись с долгами («Распад семьи — дело дорогостоящее»), построить неподалеку от деревушки Дейя, расположенной на живописном северо-западном побережье испанского острова, небольшой каменный дом с черепичной крышей — прямо в оливковой роще. Этот дом, Грейвз называл его Са n'Alluny[1], стал его основным — на протяжении более сорока лет — местом жительства.
«На острове прекрасный климат, — писал он в книге о Майорке, созданной совместно с английским художником Полом Хогартом, — отличное вино, честные и дружелюбные люди, и лошадь, запряженная плугом, не воспринимается здесь анахронизмом. Да и гринвичский меридиан, как я выяснил, проходит поблизости».
В Са n'Allimy были написаны многие его главные книги — исторические романы «Я, Клавдий», «Божественный Клавдий», стихи, эстетические и антропологические эссе, сделаны переводы из Гомера, Апулея, Теренция, Омара Хайяма, подготовлено двухтомное переложение мифов Древней Греции. Но к теме Первой мировой войны Грейвз больше не возвращался. Со всем этим действительно было покончено.
В Англии однако о Великой войне не забыли. 11 ноября 1985 года в уголке поэтов Вестминстерского аббатства был торжественно открыт памятник шестнадцати поэтам — участникам Первой мировой войны, и имя Роберта Грейвза — еще при его жизни — было высечено на камне рядом с именами Руперта Брука, Уилфреда Оуэна, Айзека Розенберга, Зигфрида Сассуна и других.
Грейвз умер 7 декабря 1985 года в своем доме на Майорке, здесь же, в Дейе, он и похоронен.
В Дальнем доме, где жил один из классиков английской литературы XX века, в 2006 году был открыт музей Роберта Грейвза.
Со всем этим покончено
Глава из книги
Четыре дня спустя после рейда мы через Бетюн, полуразрушенный и почти безлюдный, подошли к Фукьеру, где погрузились в вагоны, чтобы ехать к Сомме. Ближайшая к Сомме станция находилась возле Амьена, и оттуда, короткими пешими переходами, мы начали продвигаться через Кардонетт, Даур и Бюри, пока к вечеру 14 июля не добрались до первоначальной линии фронта, близко к тому месту, где были убиты Дэвид Томас, Ричардсон и Притчард. Сейчас бои шли в двух милях отсюда. В 4 утра 15 июля по дороге Меольт — Фрикур — Базентен через Долину Счастья мы вышли к прифронтовой полосе. В утренней дымке мимо нас нескончаемым потоком тянулись раненые и пленные. Больше всего меня потрясли трупы лошадей и мулов: на войне невозможно обойтись без человеческих жертв, но то, что убивали животных, казалось неправильным. Мы шли повзводно, соблюдая дистанцию в пятьдесят ярдов. Сразу за Фрикуром дорога, разбитая немецким артобстрелом, стала непроходимой — пришлось сойти с нее и пробираться полем между воронками. В 8 утра мы подошли к кромке леса Мамец, где повсюду лежали убитые, среди них были и солдаты из батальонов Новой армии[2], участвовавшие в операции. Нас накрыл густой туман. В этом месте немцы применили слезоточивый газ, и его пары висели в воздухе вместе с туманом, вызывая кашель. Мы пытались закуривать, но сигареты пропитались газом, и пришлось их выбросить. Позже стало ясно, что мы сваляли дурака, — привкус газа был в горле, а не в сигаретах.
Когда туман рассеялся, мы увидели орудие, на котором мелом было написано «Первый батальон Королевских уэльских стрелков» — значит, немцам досталось трофейное. Я сразу подумал о Зигфриде и своих друзьях из роты А. Как вскоре выяснилось, мой бывший батальон расположился на отдых неподалеку, и все мои знакомые живы: и Зигфрид, и Эдмунд Дэдд, и два других офицера. Батальон уже побывал в тяжелом бою: в своей первой атаке на Фрикур он разгромил немцев из полка с тем же номером — двадцать третий пехотный, немецкий полк в тот день оказался на внеочередном дежурстве за нарушение дисциплины: при последней проверке обнаружилось, что были не в окопах вместе с солдатами, а в надежном глубоком укрытии в деревне Мамец. (Эдмунд Дэдд говорил мне, что в марте, во время особенно ожесточенных сражений, самыми высокими чинами на передовой у немцев были унтер-офицеры.) Следующей целью батальона был «Квадрат» — небольшая рощица возле леса Мамец. Зигфрид уже успел и здесь отличиться, в одиночку захватив немецкие позиции, которые безуспешно атаковал Королевский ирландский полк накануне. Обвешанный гранатами, Зигфрид среди бела дня бросился на вражеские окопы под прикрытием огня из двух винтовок и обратил врагов в бегство. Его героизм оказался бессмысленным — вместо того чтобы запросить подкрепление, он уселся в немецкой траншее и стал читать прихваченную с собой книгу стихов, а вернувшись, даже не доложил начальству. Командир — полковник Стоквелл — пришел в ярость, узнав об этом. Атака на лес Мамец была отложена на два часа, поскольку все считали, что британские разведгруппы еще не вернулись. «Британскими разведгруппами» оказались Зигфрид и его книжка стихов. «Будь у тебя хоть пара извилин в мозгу, я бы представил тебя к ордену!» — орал Стоквелл. С тех пор как меня перевели в другой батальон, Зигфрид постоянно лез на рожон. В седьмой дивизии его прозвали Безумный Джек. Он получил Воинский крест за то, что под шквальным огнем вынес раненого ефрейтора, лежавшего в воронке возле вражеских позиций. В этот раз увидеться нам не удалось — он уехал в тыл на отдых. С одним из шоферов я передал ему письмо в стихах: поэму о том, чем мы с ним займемся после войны, как, отдохнув в Харлехе, мы поедем на Кавказ, в Персию и Китай и какие замечательные стихи мы напишем. Это был ответ на его стихотворное письмо, присланное несколько недель назад из армейской школы во Фликсекуре. (Письмо Зигфрида вошло потом в его сборник «Бывалый стрелок».)