— Возможно, один из этих бедняг, которых он обдирал, какой-нибудь его клиент уже был сыт по горло, если можно так выразиться?

— Ну, такое возможно, — с серьезным видом сказал Мартин Бек.

— Особенно в кинофильмах, — дополнил Колльберг. — Американских.

Стенстрём сунул список в карман и встал. В дверях он остановился и обиженно сказал:

— У нас иногда тоже так бывает.

— Возможно, — согласился Колльберг. — Но ты забыл, что Матссон исчез в Венгрии, куда поехал за товаром для этих своих бедняг. Ну, тебе уже пора уходить.

Стенстрём ушел.

— Ну, ты и ехидный, — заметил Мартин Бек.

— Он что, не может подумать, прежде чем говорить? — сказал Колльберг.

— Вот именно, он подумал.

— Ну да!

Мартин Бек вышел в коридор. Стенстрём как раз надевал пиджак.

— Посмотри каждому в паспорт. Стенстрём кивнул.

— И не ходи один.

— Они опасны? — колюче спросил Стенстрём.

— Инструкция, — проворчал Мартин Бек.

Он вернулся к Колльбергу. Они сидели тихо, пока не зазвонил телефон. Мартин Бек взял трубку.

— Разговор с Будапештом состоится в семь часов, а не в пять, — сухо сообщила телефонистка.

Они немного поразмышляли над этим сообщением. Потом Колльберг сказал:

— Черт возьми. Это досадно.

— Гм, — сказал Мартин Бек. — Ты прав, ничего хорошего в этом нет.

— Два часа, — сказал Колльберг. — Может, поедем немножечко оглядимся?

— Почему бы и нет?

Они проехали через Вестерброн. Субботнее движение уже затихло, и на мосту почти не было машин. Посередине моста они обогнали немецкий автобус с туристами. Он ехал медленно, и Мартин Бек видел, как туристы встают и смотрят в окна на отливающую серебром воду залива и дождливую панораму города на заднем плане.

— Молин — единственный из них, кто живет не в центре, — сказал Колльберг. — Начнем с него.

Они продолжили путь через Лильехольмсброн, проехали по Орстаплан, где клубился густой туман, и повернули в аллею на Сокенвеген. Колльберг свернул с главного шоссе и немного попетлял по узким улочкам, застроенным частными домиками, пока не нашел нужный. Он медленно ехал вдоль живых изгородей и читал таблички на калитках.

— Здесь, — сказал он. — Молин живет слева. Эти ступеньки ведут к нему. Раньше в доме жила одна семья, но теперь его разделили. Второй вход сзади.

— Кто живет в другой половине дома? — спросил Мартин Бек.

— Какой-то таможенник на пенсии, с женой

Сад перед домом был большой, заросший искривленными яблонями и густыми кустами смородины и крыжовника. Живая изгородь была аккуратно подстрижена, а белая калитка казалась свежевыкрашенной.

— Большой сад, — сказал Колльберг. — И должным образом защищен от любопытных. Хочешь как следует все это осмотреть?

— Нет, поезжай дальше.

— Ну, тогда поедем на Свартенгатан, — сказал Колльберг, — к Гюннарссону.

Они поехали по Нюнесвеген в Сёдермальм и припарковали автомобиль на Мосебакеторг.

Дом номер шесть по Свартенгатан находился почти на самой площади. Это был старый жилой дом с большим мощеным двором. Гюннарссон жил на третьем этаже, окна его квартиры выходили на улицу.

— Он живет здесь не очень давно, — через минуту сказал Мартин Бек.

— С первого июля.

— А до этого жил в Хагалунде. Знаешь где?

Колльберг остановился перед красным светофором возле кирхи Святого Якоба и кивнул в направлении большого углового окна ресторана «Опера-келларен».

— Может, они все как раз там сидят, — сказал он. — Кроме Матссона. В Хагалунде? Да, знаю.

— Ну, так мы потом туда тоже съездим, — сказал Мартин Бек. — Поезжай вдоль воды, чтобы я мог посмотреть на суда.

Они ехали по Страндвеген, и Мартин Бек смотрел на суда. У Блазиехольмстранд стояла на якоре огромная белая яхта с американским флагом на корме, а между двумя аландскими[15] баржами у Юргордсброн втиснулся польский катер. Перед входом в дом Пиа Больт на Стриндберггатан маленький мальчик в пестром дождевичке и моряцкой зюйдвестке вез по первой ступеньке красный двухэтажный автобус из пластмассы и громко рычал, изображая звук мотора. Он зарычал еще громче, когда остановил автобус, чтобы дать возможность Колльбергу и Мартину Беку проскользнуть внутрь.

В коридоре стоял Стенстрём и хмуро изучал список Колльберга.

— Чего ты здесь стоишь? — спросил Колльберг.

— Ее нет дома. И в ресторане «У кружки» ее не было. Вот я стою здесь и размышляю, куда мне пойти теперь. Но если вы хотите меня сменить, то я могу идти домой.

— Попытайся сходить в «Опера-келларен», — посоветовал ему Колльберг.

— Кстати, почему ты один? — поинтересовался Mартин Бек.

— Я был с Рённом, он сейчас придет. Он заскочил к своей маме с букетом цветов. У нее сегодня день рождения, и она живет здесь за углом.

— А что ты узнал об остальных? — спросил Мартин Бек.

— Мы проверили Лунда и Кронквиста. Из «Опера-келларен» они ушли около полуночи и направились прямиком в пивную «Гамбург». Там встретили каких-то знакомых девушек и около трех поехали домой к одной из них.

Он посмотрел в список.

— Ее фамилия Свенсон, и она живет на Сагавеген на острове Лидингё. Там они остались до утра пятницы, аж до восьми часов, а потом поехали в такси на работу. В час дня пошли в ресторан «У кружки» и сидели там до пяти, а потом уехали в Карлстад делать репортаж. Остальных я еще не успел проверить.

— Это я понимаю, — сказал Мартин Бек. — Продолжай проверять. Мы будем в Кристинеберге в семь часов. Когда у тебя все будет готово, позвони.

Когда они ехали в Хагалунд, лило как из ведра. Колльберг остановился перед низким жилым домом, где еще два месяца назад жил Гюннарссон. Вода заливала лобовое стекло, а дождь стучал по металлической крыше так, что не было слышно собственного голоса.

Они подняли воротники и побежали через тротуар к дому. Он был трехэтажный и на двери одной квартиры на втором этаже была приколота кнопкой табличка. Имя на табличке значилось также и в списке в вестибюле, причем табличка выглядела белее и новее, чем все остальные.

Они вернулись в автомобиль, объехали дом и остановились с другой стороны. В квартире, где раньше жил Гюннарссон, было всего лишь два окна, н она, очевидно, была однокомнатная.

— Наверное, это малометражная квартира, — сказал Колльберг. — Теперь, когда у него квартира побольше, он женится.

Мартин Бек смотрел на дождь. Ему было холодно и хотелось курить. На противоположной стороне улицы было поле, а чуть дальше поросший лесом холм. На краю поля возвышался новенький многоэтажный дом, а рядом с ним строились другие. Очевидно, все поле хотят застроить рядами совершенно одинаковых многоэтажных домов. Из дома, где жил Гюннарссон, открывался спокойный, почти деревенский вид, но теперь он безнадежно погибнет.

Посреди поля были сгоревшие остатки какого-то дома.

— Что здесь горело? — спросил Мартин Бек и показал на обгоревшие развалины.

Колльберг подался вперед и прищурил глаза, вглядываясь в сильный дождь.

— Какая-то деревенская усадьба, — сказал он. — Помню, я видел ее здесь в прошлом году. Красивый деревянный домик, но там уже тогда никто не жил. Думаю, его сожгли пожарные. Сам знаешь, они используют такие дома для учений. Для учений поджигают, потом гасят, потом снова поджигают и гасят и так далее, пока от дома ничего не останется. Жаль, это был очень красивый домик. Тут, наверное, будут строить новый дом.

Он взглянул на часы и завел мотор.

— Придется поднажать, чтобы успеть до того, как соединят с Будапештом.

Дождь струился по стеклу, и Колльбергу пришлось вести машину осторожно. До кристинебергского управления они ехали молча. Вышли из автомобиля, когда было без пяти семь и уже стемнело.

Телефон зазвонил в семь с точностью, казавшейся сверхъестественной. Это действительно было сверхъестественно.

— Черт возьми, где там застрял Леннарт? — допытывалась жена Колльберга.