— Что ж нам теперь делать? — запечалилась Рябенькая,

— Придется поискать мостик или кладку, — сказал Шапочник. — А нет, так обойти придется. Что делать? Идем, голубушка!

Пошли по берегу. Идут они, идут, скоро уже и солнце спрячется за горы, — а нигде ни мостика ни кладки. Да и ручейку конца-краю не видно. Ну, беда! Хотя бы спросить у кого-нибудь, как этот ручеек переходят? Вдруг видят бежит к ручью заяц, запыхавшись. Боровик крикнул ему вдогонку:

— Ээй, казак… Подожди минутку, серый!

— Чего вам? — поднялся заяц на задние лапы.

— Мы нездешние, — сказал боровик, — и хотим попросить у тебя совета… Не скажешь ли ты нам, как здесь ручеек перейти?

— Как ручеек перейти? — изумленно вытаращил заяц большие глаза. — А вот как у нас переходят…

Он разбежался и перепрыгнул ручеек одним махом — только его и видели.

— Вот так посоветовал куцехвостый чертяка! — сказал укоризненно Шапочник. — Подумаешь, велика хитрость перепрыгнуть с такими-то ногами. Попробовал бы так прыгать грибом бывши!

— Ну а что же нам все ж таки делать? — совсем пала духом Рябенькая.

— Что делать? — повторил боровик задумчиво. — Не возвращаться же нам на Тихую… Должны переправиться во что бы то ни стало.

— Скоро ночь настанет, — сказала сыроежка. — Что ж, мы и ночью будем по берегу слоняться?

— Нет, зачем же!.. — возразил с грустью боровик. — Если придется, то заночуем где-нибудь…

Начали было для ночлега место присматривать. Вдруг боровик стукнул себя пальцем по лбу и молча перевернулся вверх ногами. И говорит при этом:

— Ты видишь, Рябенькая?

— Вижу… — перепугалась сыроежка. А сама думает: «уж не сошел ли боровик с ума? Этого только не хватало, да еще на ночь глядя!»

А Шапочник говорит:

— Вот таким манером, дорогая, мы и переправимся. Как я только раньше не догадался…

— Да что за глупости вы говорите, дяденька! — чуть не плачет уже сыроежка. — Опомнитесь!

— Да не глупости, не бойся! Ха-ха-ха! — рассмеялся боровик, поняв, наконец, чего испугалась подружка. — Ой, какая ж ты глупенькая! Я ж придумал чудесную переправу…

И стал объяснять ей свою затею. Значит так: боровик ляжет на воду вниз шляпой и получится из нее прекраснейший плот. А она сядет на этот плот и будет грести посошком прямо на противоположный берег ручья…

— Ну что, разве плохо придумано, Рябенькая? — спросил боровик гордо.

— Очень хорошо! — обрадовалась сыроежка.

— Ну, тогда за дело, племянница…

Так они и переправились благополучно через ручей на великолепной шляпе боровика.

Пока они переправлялись, зашло солнце. Теперь нужно подумать о том, где переночевать. А где заночуешь в чужой стороне? Ложиться прямо в траву у берега — холодно и опасно. Идти куда-то под кустик, в затишье, — еще хуже, там-то больше всего червяков и водится! Вот если б где камень, как в прошлую ночь, или пень сухой нашелся…

Идут они среди травы, идут, осматриваются, и видят: сидит на завалинке около своей убогой избушки кузнечик и мечтательно бренчит на гитаре. Подходят к нему.

— Добрый вечер музыканту!

— Добрый вечер!

— Хорошо играете… — похвалил боровик.

— А что ж мне делать? — пощипывая струны, ответил Кузнечик. — Дома, знаете, душно, скучно, а вечер такой тихий, прекрасный, душа радуется… Приятно посидеть и поиграть для себя на воздухе… Молодые годы вспоминаются…

— Очень уж грустная только мелодия, дяденька, — вставила сыроежка, заслушавшись. — Красивая, но печаль какую-то навевает на сердце…

— Эге!.. — закончил Кузнечик длинным аккордом, прозвучавшим как тихая жалоба в вечернем воздухе. — Невеселые мои песни, правда… С того времени как покинула меня жена, не выходят у меня веселые мелодии…

— Ааа!.. — сочувственно протянула сыроежка. — В таком горе…

— Бросила, да… Ушла с каким-то жуком-краснобаем…

Кузнечик глубоко вздохнул и отложил гитару. Боровик, воспользовавшись паузой, решил попытать счастья:

— А мы вот, путешественники, и хотели б попросить у вас ночлега…

— Что ж, ночуйте пожалуйста, я никогда добрым людям не отказываю. Только вот неудобно вам будет у меня… Тесновато, да детишки маленькие…

— Ничего, мы где-нибудь примостимся… Мы же не баре, чтоб на перинах валяться, — успокоил боровик хозяина, объяснив ему тут же, почему им так опасно ночевать под кустами.

Выслушав, Кузнечик сказал:

— Эй, да я и так бы вас не отпустил никуда на ночь глядя… Но в комнате вам будет душно, а постелю-ка я вам на крылечке. А чтоб страшно не было, я буду до утра возле вас сидеть и наигрывать потихоньку… Хорошо?

— Конечно, спасибо, — подтвердили боровик с сыроежкой.

— А вот… — замялся Кузнечик. — Стыдно признаться, знаете, но угостить вас мне нечем. Разве что хлебом и солью не погнушаетесь.

— Ничего, не беспокойтесь, ради бога, у нас еще есть немного своих запасов в сумке, — поторопился успокоить хозяина Шапочник.

Путешественники уселись на крылечке, а Кузнечик кинулся в дом. Он вынес гостям подушку, рядно, теплое одеяло из мха и старательно устроил на крылечке удобную постель. Затем принес кусок черствого хлеба и щепотку соли на тарелке.

— Извините, — поклонился он, — за такое убогое угощение, ко бедность, говорят, не порок. Сами понимаете, какое мое житье, холостяцкое!.. Живешь, как бобыль, голый и босый…

— Куда! Горек такой хлеб, известно, — участливо вздохнул боровик.

— Да еще как горек! Музыкой, знаете, на хлеб не заработаешь — не такой теперь лес… Вот если б я умел выдирать все зубами, грабить и убивать, как другие…

— Да, да… — подхватил Шапочник. — Верно говорите, что теперь в лесу все стоит на грабеже, обмане да кровопролитии. Ой, верно!

За ужином говорили о многом. О Тихой поляне, о червяках, о путешествии, о страшных болезнях и чудесных докторах, о которых слышал и Кузнечик. Под конец зашел разговор и о Кузнечихе.

— Эх, как же я ее любил, и сейчас еще люблю! — говорил Кузнечик. — Нет для меня другой на свете… А вот покинула меня, как видите, покинула с детками малыми… Не вынесла такой жизни, что ж… Не виню я ее. Что она видела со мной? Нехватки да недостатки, нужду да беду! День-деньской гоняешь за куском хлеба или спишь, чтоб нищеты этой не видеть, а ночью играешь до утра. И не играл бы, да не могу почему-то. Не знаю.

— Артист! — шепнул тихонько боровик сыроежке.

Излив свое горе, Кузнечик опять взялся за гитару. В вечернюю тишину полились нежные, бархатные ноты, которые, казалось, плакали тихонько об утраченном и несбыточном.

Долго еще прислушивались боровик с сыроежкой к задушевному звону гитары печального музыканта. Задумались и незаметно задремали. Так приятно было засыпать под нежную, убаюкивающую мелодию…

Рано утром, сразу же после завтрака, путешественники заторопились дальше. Невыспавшийся музыкант проводил их до леса и показал дорожку в чаше.

— Вот по этой дорожке и идите, никуда не сворачивая, а то заблудитесь, здесь ведь дорожек всяких уйма.

Путешественники поблагодарили его за ночлег и все хорошее и сердечно распрощались.

Вокруг указанной им дорожки росли стройные дубы и буки. Идут они, значит, правильно — это и есть Дубовая роща. Хорошо выспавшись ночью, путники чувствовали себя прекрасно. Радостно настроенный боровик шутливо ловил по пути синих мотыльков, а сыроежка даже песенку затянула:

В лесу стояла торжественная тишина, и звонкий голосок сыроежки серебряным колокольчиком долетал до пушистых вершин самых высоких деревьев.