Произошло все это в четверг, а в субботу под вечер перед домом Жука остановились два запыленных гриба. Боровик с сыроежкой ужинали в доме, когда со двора послышалось:
«Добрый вечер!»
«Дай боже здоровья!»
«Не здесь ли живет Жук Усатый?»
«Я самый, а что?»
«Мы слыхали, что у вас находятся боровик Шапочник и сыроежка Рябенькая…»
«А вы откуда знаете?»
«В лесу сказали… Так они у вас?»
Боровик с сыроежкой выскочили во двор как ошпаренные.
— Братец! Сестрица!.. — вскричали пришедшие, увидев их. — А мы вас целую неделю ищем по лесу.
— Дружище Опенок! — ахнули радостно Шапочник с Рябенькой.
Объятьям и поцелуям не было конца. Гости вошли в дом и сразу же начали рассказывать обо всем случившемся на Тихой поляне после возмутительного их оттуда изгнания. А удалось оно гнилякам только потому, что Рыжик Щербатый с червивыми своими однодумцами спровоцировал тупоумных стариков, а со сторонниками боровика и сыроежки расправился беспощадно и неожиданно. Но после этого все наиболее здоровые и молодые грибы резко отвернулись от гнилой компании, и начались тогда ежедневные споры и драки на Тихой поляне. Тем временем подросла оздоровленная молодежь, доказав своим здоровьем большинству заблуждавшихся правоту вашего дела. Никто уже не хотел, да и не мог верить червивому старичью. А несколько дней тому назад на Тихой произошло восстание: здоровые грибы, применив силу, изолировали от общества представлявших опасность гниляков, большинство которых уже рассыпалось в прах, а Рыжик Щербатый еще догнивает свой бесславный век с некоторыми уцелевшими дедами…
— Ну, а лекарства? — напомнила сыроежка. — Что с ними?
— Лекарства мы берегли как зеницу ока, — успокоил ее Опенок. — Наше счастье, не нашли они их, а то чем бы мы оздоровили товарищей?
— Да-а… — сказал Жук. — Я, знаете ли, не удивляюсь поведению этих стариков. Червяки у них выели разум, и им казалось, что без этих мерзавцев ползучих жизнь немыслима…
— А все же пришлось нам их силой одолевать, — сказал Опенок. — Столько в них эгоизма и злобы, что дай им волю, они бы весь мир перезаразили своим гнилостным ядом.
— Ну, это ясно, что для блага общества избавиться от них необходимо… И все же они, со всей своей злобой и ядом, только жалки…
Дружеская беседа затянулась до поздней ночи. Под конец Опенок сказал своему молодому товарищу:
— Раненько, дружок, вставай и беги на Тихую… Скажи, что нашлись наши спасители и пусть все выходят встречать их. А мы пока…
— Да к чему это вы! — перебили его боровик с сыроежкой. — Мы и сами пойдем.
— Ну, нет, подождите! — возразил Опенок. — Садитесь вот лучше и послушайте, какую вам готовят встречу…
Счастливый присутствием дорогих его сердцу товарищей, Опенок начал свой рассказ. А Жук только тихонько посмеивался в усы.
ПРАЗДНИК НА ТИХОЙ
Весть о том, что нашлись, наконец, боровик Шапочник и сыроежка Рябенькая, привела всех обитателей Тихой поляны в радостное возбуждение. Счастливая грибная община торжественно готовилась к встрече славных путешественников, прихорашиваясь и наряжаясь в новенькую праздничную одежду. Тоненькие сыроежки примеряли белоснежные платьица, рядились в красные и розовые широкополые шляпки. Степенные боровики, рыжики, маслята и опенки переодевались в великолепные серые и коричневые рубашки.
Разодетые толпы грибного народа торжественно тронулись в лес навстречу своим великим родичам. Шли дружными рядами, распевая веселые песни. Оставшиеся дома тщательно прибирали к празднику поляну. Проворные девушки накрывали столы и украшали их цветами, хозяйственные женщины расставляли всевозможные, заранее приготовленные к этому дню кушанья и напитки. Мужчины и молодежь расчищали дорогу и устанавливали триумфальную арку. Даже детишки принимали деятельное участие в хлопотах старших, бегая с веселым гомоном по поляне.
Величественные триумфальные ворота щедро разукрашены ветками папоротника и кедровника. Слева на воротах, на длинной жердине, красуется скальп огромного червяка, как символ победы над извечным врагом грибного рода. Справа — на такой же жерди, цветистый венок, олицетворяющий новую жизнь на Тихой поляне. А всю середину ворот заполняла мастерски сплетенная из гроздьев калины надпись: «Привет славным путешественникам».
У ворот почетные представители возрожденного грибного коллектива ожидали боровика и сыроежку с хлебом-солью. Когда долгожданные спасители приблизились, а принаряженные дети осыпали их осенними цветами, две пары солидных боровиков и сыроежек поднесли им хлеб-соль с низким поклоном и сказали торжественно:
— Приветствуем великих обновителей грибного рода на их родной земле! Примите наши скромные хлеб и соль, как выражение горячей признательности за ваш подвиг, который во веки веков будет сохранен в сердце каждого гриба вместе с бесконечной к вам благодарностью и любовью. Слава боровику Шапочнику и сыроежке Рябенькой!
— Ура-а! — громко подхватили присутствующие. — Да здравствуют боровик Шапочник и сыроежка Рябенькая!
Не успели оба опомниться, как восторженные почитатели подхватили их на руки и среди громкого ликования понесли на Тихую.
— Дорогие товарищи! — заговорил взволнованно боровик, попросив поднятием руки внимания. — Огромное счастье дожить до этой радостной для всех нас минуты. Ведь отныне мы начинаем новую, лучшую, бесчервяковую жизнь на Тихой. За такое счастье, за такое великое дело можно не задумавшись пожертвовать своей жизнью. Но, должен признаться, что как-то совестно нам слышать и видеть все ваши благодарности и почести. Скажу правду, — уходили мы когда-то в дальний путь, совсем не предполагая найти возможности обновления нашего рода. Гнала нас только тоска о лучшей жизни, гнала нас страшная безнадежная червяковая атмосфера Тихой поляны… И если нам удалось не только возродиться самим, но и отыскать лекарства для спасения своих собратьев — то эта заслуга целиком принадлежит тем, кто оказал нам неоценимую помощь и поддержку в том необъятном мире, которого мы еще и сейчас почти не знаем. Все наши труды и лишения уже полностью вознаграждены: во-первых, нашим собственным здоровьем, а во-вторых, цветущим видом нашей молодежи, избавленной навсегда от угрозы быть съеденными заживо. Так что наши заслуги более чем скромны, дорогие друзья. И если и следует кого благодарить за чудесные лекарства, то в первую очередь нашего незабвенного друга Жука, который золотым своим советом спас жизнь не только нам двоим, но и всем живущим и будущим поколениям нашим. Как знать, чем кончилось бы наше путешествие, не повстречай мы его, вот ему…
Смущенный похвалами, Жук украдкой спрятался за широкополую шляпу боровика и шепнул сыроежке на ухо:
— Даю слово, сейчас же убегу отсюда, если он не покончит с этим потоком славословия. Терпеть не могу такого! Ну, говорил бы о чем-нибудь дельном, а то заладил… А с меня от этого семь потов уже сошло!
Но сыроежка вместо ответа торжественно расцеловала его на глазах присутствующих, а боровик закончил свою речь, вызвавшую бурю восторга среди слушателей.
— Да здравствует Жук Усатый! — громом загремели по поляне приветственные крики. Слава другу наших дорогих спасителей и нашему другу!
Растерявшегося Жука хочешь не хочешь подхватили на руки и несколько раз подбросили, как мяч, над толпой. То же самое сделали с Шапочником и Рябенькой. После, когда буря восторгов несколько поутихла, боровика, сыроежку и Жука Усатого торжественно усадили на почетные места за столом, и на поляне начался веселый пир. Рекой лились сладкие меды и вина, от тостов и здравиц в честь троицы дрожал осенний воздух. «Что за чудеса творятся на Тихой поляне?» — удивлялся, заслушавшись, лес.
А потом разлилось весенним паводком радостное все-грибное гуляние. Песням, танцам, играм не было конца, все веселились до изнеможения. Только червивые полумертвые деды, выселенные за кусты орешника, не разделяли общего ликования. Они прислушивались к радостному гомону на Тихой поляне, и продырявленные сердца их сочились кровью от ненависти.