потому и стал так быстро бюрократом, что он дурак?
Может, и другие бюрократы — это тоже просто дураки? Ведь зачем бы умному да хорошему человеку становиться бюрократом?
— А вы что — по комсомольским делам сюда приехали?— осторожно спросила девушку Ксеня.
— Да вроде по комсомольским, — ответила девушка.
— Хотела путевку получить. На комсомольскую стройку. Чтобы или ГЭС или химия... Что-то главное надо делать!,. Да, боюсь, придется так ехать...
— Это почему же? Не дают? — с интересом спросила Ксеня.
Она вспомнила, что по комсомольским путевкам уехали из их деревни на целину три ну прямо совсем некрасивые девчонки. А потом они писали, что девчат на целине совсем мало и парня можно выбрать хорошего, если только не быть дурой. И все они на самом деле вышли там замуж, и одна даже приезжала с мужем к себе домой. Муж у нее был симпатичный и всем в деревне очень понравился.
Когда Ксене становилось тоскливо и одиноко, ей тоже очень хотелось уехать на целину или на какую-нибудь большую стройку, про которые она много читала в газетах и журналах. Но она все никак не решалась.
Да и семью бросить нельзя: ее руки пока нужны. А эта вот девочка, значит, решилась...
— Не дают, бюрократы проклятые! — ответила девушка.
— Говорят, нужна бумажка из зонального комитета комсомола. А где ж мне ее взять, если секретарь комитета — мой брат, и он против того, чтобы я ехала? Где мне ее взять?
— А почему он против? — спросила Ксеня.
— Говорит, так все уедут, а кому-то надо и здесь оставаться. «Я, говорит, тоже хотел бы, да вот тут кручусь ». И вообще он меня всерьез не принимает. Считает, что я маленькая, что мне рано, что от меня там пользы не будет, а одни только хлопоты другим... А я все равно уеду!
— Конечно, — согласилась Ксеня. — Там лучше будет...
— А я не ищу, где лучше. Я ищу, где интереснее.
— А вот как по-вашему, в чем этот интерес? Я часто про это думаю...
— Да так сразу не скажешь... — Девушка улыбнулась, потом задумалась. — Мне много надо... И чтоб любовь была настоящая... И чтоб работа — в удовольствие...
И чтобы люди за нее мне спасибо говорили, а не по носу щелкали...
— А вы работали?
— В Тюлюкинском райпромкомбинате — учетчиком.
Скучища там — сил нет! Два рационализатора отыскались на весь комбинат!.. И тем ходу не давали... Я вмешалась — мне говорят:
«Не лезь! Молода еще!» Я к брату пошла, а ему за меня вступаться, видите ли, неудобно
— сестра... От одного этого уедешь!..»
Девушка замолчала и снова задумалась, глядя куда-то в угол чуть прищуренными темными глазами.
— Ну и как?— тихо спросила Ксеня. — Ничего не вышло?
Она была почти уверена, что не вышло. Разве может выйти что-нибудь путное, если против начальства пойдешь?
— Выйти-то вышло! — Девушка слегка махнула рукой.
— Я до секретаря парткома дошла... А вот толку?..
Ну, стали больше тележных колес делать... А по мне — так уж все телеги давно на слом пора! Двадцатый век давно переломился, а я из-за телег воюю... Вот и подумала:
на что жизнь уйдет? Раз живешь — второй не дадут...
Уж жить — так ради чего-то стоящего. Ради чего-то главного... Чтоб века прошли, а люди все спрашивали:
«Кто ж делал это? Кто здесь пот проливал? Кому спасибо сказать?» И чтоб кто-нибудь ответил: «Вот среди других и Светка Пестовская здесь была... И не последней...»
— Вас Светланой зовут? — спросила Ксеня.
— Да. Светланой.
— А меня Ксеней. Я из Таловки. Камышейского району.
— Вы на .какое-нибудь совещание приехали?
— Нет!.. Я картошку на базаре продавала.
— А-а... — разочарованно протянула Светлана и опустила глаза в журнал.
Ксеня подумала, что Светлане теперь, наверно, совсем неинтересно разговаривать с ней, и это было обидно, потому что было несправедливо. Ксеня ведь не потому продавала картошку, что любила торговать.
Велико ли счастье — торчать целый день на базаре?..
Чего доброго, Светлана подумает, будто Ксеня и делать ничего больше не умеет!..
— А на совещании я тут летом была, — сказала Ксеня.
— Когда свекловодов собирали. Прямо в* обкоме совещание шло...
Светлана сразу подняла от журнала глаза и с любопытством поглядела на Ксеню.
. — Вы свекловод? — опросила она.
— Ага, — ответила Ксеня. — В свекловодческом звене работаю. У нас по всему Камышейскому району лучшие урожаи. Вот нас троих из звена и вызвали.
— Вам хорошо! — сказала Светлана. — У вас дело свое в жизни есть. Своя дорога какая-то... А. у меня — пока ничего! Даже институт по душе выбрать не смогла!Удивительная бездарность!
— А вы что, поступали в институт? — спросила Ксеня.
— В том-то и дело — нет! Не решила — в какой. У нас вот такие, кто не решил, все в педагогический пошли.
На истфак да на литфак... А я литературу люблю, только смогу ли быть учителем — не знаю. Не тянет меня что-то в учителя... Я бы, наверно, в летное училище пошла! Чтоб испытателем стать... А девчонок туда не берут... Был бы отец жив, он бы что-нибудь для меня придумал!
Светлана зябко передернула плечами, повыше натянула на голые ноги угол одеяла. Совсем тихо добавила:
—Он, говорят, у меня очень смелый и очень умный был, отец-то... И мама рассказывала, и товарищ его, который с ним сидел... Он три года назад приезжал...
Записку нам с Володькой от отца привез...
Ксеня сразу поняла, где был Светланин отец. Она и слыхала про это и читала много. Но вот так, в жизни, ни разу еще не встречалась с теми, у кого отцы или матери зазря сидели при Сталине.
— А вы совсем отца не помните? — спросила она.
— Как же я могу его помнить? — Светлана усмехнулась.
— Его забрали, когда я еще не родилась... А Володьке тогда два года было. Тоже ничего не помнит... Мы отца только по одной карточке знаем. Ма-аленькая карточка!.. Мама ее десять лет ото всех прятала... Отец ведь еще до войны сидел... Потом его на войну отпустили. Он военный был, подполковник. Они с мамой на фронте поженились. Мама медсестрой у него в полку
служила... А через год после войны его снова забрали... Мама тогда в Тюлюкино и уехала — меня рожать. Потому что в Тюлюкине дедушка с бабушкой... А до реабилитации
отец не дожил... Так там и умер...
— Страшно это! — сказала Ксеня. — Когда зазря!..
Ой, как страшно!
Светлана промолчала.
— А вы этим бюрократам про отца рассказывали?—спросила Ксеня.
Светлана отрицательно помотала головой.
— А может, помогло бы...
— Все равно не стану! — упрямо сказала Светлана.— Что ж я буду ходить жалость выпрашивать!.. Отцу бы это не понравилось... Я лучше на толкучке свой платок продам и без всякой путевки уеду! У меня платок пуховый. Мне за него много дадут!
— А как же вы без платка поедете? — спросила Ксеня. — Зима ведь.
— А у меня в рюкзаке зимняя шапка есть, — ответила Светлана. — Мальчишечья. Ее раньше брат носил, а теперь она ему мала. Я ее и прихватила...
— Смело это вы... — Ксеня покачала головой.—А если человека хорошего встретите?.. А сами в мальчишечьей шапке?..
— Ну и что?
— Как что?.. Будь вы по-женски одеты, он, может, заинтересовался бы. А так — и не заметит...
— Ой, что вы! — Светлана рассмеялась. — Чихала я на такого хорошего человека! Нужен он мне очень! Разве хороший человек на это внимание обратит? Что вы!
— Мужчины — они на все внимание обращают,— заметила Ксеня.
— А я об этом как-то не так думаю, — сказала Светлана.
— Мне кажется, если будет любовь, так все равно, кто в чем одет и кто кем работает. Это ни вот столечко . значения не имеет! — Она показала кончик мизинца.
—Я, если полюблю кого, куда угодно с ним поеду. Хоть в Арктику, хоть в пустыню — мне все равно. Лишь бы с ним вместе!
— Это только в книгах так. — Ксеня усмехнулась, —А в жизни такой любви не бывает...
— А у меня в жизни будет!
Светлана произнесла это так уверенно, даже громко, что Ксеня невольно с любопытством поглядела в ее темные, горячие глаза и даже приподнялась на локте, чтобы глядеть было удобнее.