— Продолжайте…

— Я долго думал над этим и вот к чему пришел. Чтобы поработить людей, захватчикам недостаточно было заставить их делать тяжелую работу и тем отбить у них всякую потребность мыслить, надо было еще и запугать их. Род человеческий деградировал, от религий ничего не сохранилось, и чтобы держать людей в повиновении, захватчики вынуждены были создать страшилищ. И не каких-то там выдуманных чертей, а чертей совершенно реальных, иначе говоря, — йури. Каждый житель шатанги, погрязший в своем рабском существовании, верит, что стоит ему допустить ошибку ослушаться своего Повелителя, и после смерти он превратится в йури. Вот что создала ваша машунга… чудовищ, которые являются не чем иным, как материализацией мыслей. Это — психосоздания, если хотите.

Альб возразил:

— Но эти существа живут… Они из плоти и крови…

— Да, но при условии, что ваши мысли… настроены на волну машунги. Я знаю, это звучит невероятно, но не забывайте, что захватчики — это чистейшая энергия. Их способности превосходят, вероятно, все наши представления о них, но тем не менее их способности скорее свидетельствуют об их научных знаниях, а вовсе не о сверхъестественной силе.

— Да… да… ваша наука, — вздохнул Высокочтимый… — А что же вы? Как получилось, что при первой встрече вы их не видели?

— Потому что мои мысли еще не были настроены. Это произошло постепенно, начиная с пустой могилы камнетеса.

— Как же тогда вы объясните исчезновение тела? — спросил Высокочтимый с язвительной ухмылкой.

Давид слегка пожал плечами.

— Оно вовсе не исчезало. Мне приказали его не видеть, и я его не видел. Вот и все! И, соответственно, я увидел йури, когда мне внушили, что я их вижу.

— А потом?

— Лишь тогда, когда я приблизился к энергетической массе, чтобы собрать энергию — лишь тогда окончательно установился контакт между машунгой и мной. С этого момента я уже находился под влиянием волн-мыслей, как и все вы. Я чуть не стал жертвой, потому что йури уже стали для меня реальностью. Они существовали.

Высокочтимый откинулся на спинку кресла. Слова Давида, похоже, его не очень убедили.

— Если я вас правильно понимаю, — произнес он наконец, вы пытаетесь утверждать, что на наш мозг извне воздействуют какие-то очень мощные мысли, и эти мысли материализуются, превращаются в живые существа?

Давид ограничился утвердительным кивком головы. У него возникла аналогия: шизофреник как бы материализует собственные мысли. По крайней мере для него они реальность. Он их видит, он их касается, он живет с плодом своего больного воображения. Но вне сознания шизофреника этого не существует. В данном случае все обстоит иначе. Мысли машунги реальны для всякого находящегося под влиянием излучения.

Но как объяснить это человеку, не знающему, что такое шизофрения? И как было объяснить, что мысль — это физическое поле, подчиняющееся законам волновой механики: она является одновременно потоком волн и потоком материальных частиц.

И как объяснить, что мыслительные поля ведут себя подобно магнитным и электромагнитным полям, могут распространяться в пространстве до бесконечности?… И что для того, чтобы эти поля можно было воспринимать, они должны быть модулированными? Мысль, с точки зрения физики, это модуляция силового поля, — следовательно, энергетические существа излучали мыслительное поле, которое они могли модулировать.

Да, именно в этом была разгадка. Но как Давид мог объяснить это существу, которое никогда не изучало физики?

Альб Высокочтимый вновь взял в руки каску.

— Способна ли, — спросил он, — ваша наука объяснить, почему этот предмет изолирует нас от мыслей, излучаемых машунгой?

— Вы сами ответили на свой вопрос, — сказал ему Давид. — Ответили совершенно правильно: этот предмет — изолятор.

Действительно, каска была изготовлена из «клежеселя», пластического материала многоячеистой структуры на основе полихлорвинила, обладающего очень высоким коэффициентом, гистерезиса. Каждая его ячейка, герметичная, не связанная с остальными, содержала инертный газ, который и превращал каску в прекрасный термо- и электроизолятор, выдерживающий напряжение в сто миллионов вольт.

Это была еще одна из подробностей, о которых Давид предпочитал не упоминать. Он удовлетворился тем, что добавил:

— Это каска образует препятствие для мыслительного поля подобно тому, как убежище с железобетонными стенами, в котором я был, полностью изолировало меня от волн-мыслей. Вот почему я не мог увидеть йури в перископ. Мой мозг находился вне пределов их воздействия. Хотите еще пример? Хоть один йури хоть когда-нибудь проникал в ваше Подземелье?

— Нет, — признался Высокочтимый.

— Естественно, поскольку волны-мысли не проникают сюда.

Давид встал. Ему было досадно, что он не мог объяснить все языком формул и физических терминов. Но все же он надеялся, что и те объяснения, которые ему удалось найти, тоже не будут безрезультатны. Показав на каску, он добавил:

— Теперь у вас есть средство выполнять Ритуал, не опасаясь Йури.

— Это действительно прекрасная вещь, — ответил ему глава общины и тоже встал. — Однако надо еще раз хорошенько все обдумать. Ваше открытие представляет значительный интерес, но оно делает ненужными отвагу, мужество, готовность пожертвовать собой, чему мы придаем, хотя вы этого так и не заметили, очень большое значение. Не следует пересматривать ценности с такой легкостью.

Давид посмотрел на него со смешанным чувством изумления и негодования. У всякого упрямства, у всякой непробиваемости есть предел, но упрямство и непробиваемость этого человека были безграничны. Он был как скальная глыба.

— Очень хорошо, — сказал Давид, меняя тон. — Если так, я хотел бы попросить вас об одном одолжении.

— Говорите.

— Разрешите мне удалиться в то убежище, которое мы нашли. Я претендую на передачу мне в собственность тех приборов, которые находятся там. Они ведь принадлежат прежнему человечеству… моему человечеству!

Альб поднял руку.

— Это право вам предоставляется, — сказал он… — но только при условии, что приборы никогда не будут доставлены сюда, в наш город.

Глава 19

Уже целую неделю Давид Маршал жил один в подземном бункере. Эта одинокая жизнь была ему в тысячу раз приятнее, чем убогое и бессмысленное существование, которое он вел бы в общине.

Между ним и этим новым человечеством была стена, непробиваемая стена взаимонепонимания, и разрушить ее было невозможно.

Интеллект? Давид постоянно спрашивал себя, какое место он занимает в этих комменсалистских общинах, добровольно отмежевавшихся от социального и технического прогресса, попрятавшихся в свои башни из слоновой кости и огнеупорных материалов.

Все разумные существа здесь погрязли в рутине консерватизма, жили в полной изоляции от внешнего мира. Любая попытка изменить устоявшийся порядок считалась здесь ересью и подлежала безжалостному искоренению.

Машунга давала энергию. Как бы в виде платы, взамен ее, жители Подземелья изгоняли на поверхность планеты отбросы своего общества, лишние рты. Благодаря этому в шатанге поддерживалась численность людского поголовья. Работа продолжалась, и захватчики получали необходимую им дозу шумов. На этом круг замыкался. В условиях подобного «конвейерного паразитизма» больше ничего и не могло возникнуть.

К этому стаду человекоподобных особей Давид не испытывал ничего, кроме презрения и отвращения. Они перестали бороться и деградировали.

Сдался только человек — все прочие живые существа продолжали упорно сопротивляться энтропии: вороны, как и сотни лет назад, вили гнезда на кучах мусора вокруг подземного бункера. Для них бой еще не закончился, они продолжали извечную битву за выживание.

Птицы слетались на окрестные поля. Их жизнь продолжалась, они сами добывали свой корм и не позволяли вымирать своему роду. Они не сдались. И они никогда не замкнутся в себе, подобно людям. Они вечно будут бороться, используя для этого все, чем наделила их природа.