Сергеева, лежавшего на земле, окружили товарищи. Он застонал, открыл глаза, приподнялся, непонимающим взглядом оглядел окружающих, попытался улыбнуться, но улыбка превратилась в гримасу боли. Заботливые руки помогли ему встать. Подбежал судья. Вытянутыми вверх пальцами он показывал: два штрафных!

Смысл происходящего с трудом доходил до сознания Сергеева. Он посмотрел на судью, на мяч, на товарищей. Значит, его сшибли, и теперь он должен выполнять два штрафных броска. Баскетбольные правила и в этом отношении неумолимы: броски может выполнять только пострадавший игрок. Сергеев взял мяч и шагнул на площадку. Острая боль кольнула в левом боку, в глазах всё плыло, гул болельщиков доходил смутно, словно уши были заткнуты ватой.

Иван остановился на линии штрафного броска и посмотрел на щит. Как далеко! И каким тяжёлым стал мяч! Пожалуй, не докинешь. Обе команды выстроились за его спиной, броски «мёртвые». Да, ведь они проигрывают одно очко. И Иринка ушла с тем, длинным. А сейчас всё зависит от него: если он заложит оба мяча, то они выиграют, если один, то ничья, дополнительная пятиминутка, а если ни одного — значит, проигрыш. Ира ушла, ей неинтересно, как закончится матч. И тут же он разозлился на себя: что значит ушла? И вообще при чём тут она? Они должны выиграть во что бы то ни стало, должны! За его спиной стоит команда, они надеются на своего капитана, он обязан попасть! Пора бросать, все ждут.

Бросок! Мяч, ударившись о дужку кольца, отлетел в сторону. Не попал! Сергеев растерянно оглянулся на ребят, ища поддержки. Но они отвели глаза — никто не мог ему ничем помочь.

Судья снова подал ему мяч. Сергеев подкинул его на руке. Смятение овладело им, мысли путались, мышцы размякли. Свист болельщиков, раньше долетавший словно откуда-то издалека, теперь прорвал невидимую преграду и оглушающе бил прямо в уши.

— Мазила! — надрывался какой-то мальчишка.

Сергеев болезненно поморщился: кто это там орёт? Он посмотрел в ту сторону и вдруг увидел чьи-то бархатно-синие глаза, устремлённые на него. В них была радость и тревога, ласка и мольба: «Попади, попади!», и ещё что-то непонятно волнующее, от чего у Ивана даже вспотели ладони. «Почему синие? — промелькнуло в голове. — Если бы серые…» Он положил на землю мяч, провёл руками по бокам, вытирая вспотевшие ладони о майку. Ещё не всё потеряно! Он может свести матч к ничьей. Правда, в баскетболе ничьих не бывает, даётся дополнительная пятиминутка, но это пока не проигрыш, а там видно будет, ещё поиграем!

Спокойствие и уверенность вернулись к нему. Теперь уже он, лучший снайпер штрафных бросков в школе, промахнуться не мог. Он поднял мяч, по привычке прищурился, прицеливаясь, затем мягким и в то же время упругим толчком руки послал мяч в кольцо.

И сразу же над площадкой пронёсся восторженный вопль. Полетели в воздух мальчишеские фуражки, промелькнули ноги — кто-то, кажется, Серёжка Вьюн, от радости прошёлся на руках. К Ивану подбежали и игроки, и болельщики, они обнимали его, тискали, восторженно орали ему в уши.

Судья объявил десятиминутный перерыв перед дополнительной пятиминуткой. Игроки даже не пошли в раздевалку, а просто вышли с площадки и остановились — каждая команда под своим щитом. Кто-то из болельщиков сбегал в школу, притащил ведро воды и кружку. Ребята попили и сполоснули лица. Вытерлись майками. Все молчали — говорить не хотелось, так велика была усталость.

Женька посмотрел на Нину. Её взволнованное лицо удивило его. Конечно, исход встречи был и ему не безразличен, но чтобы так переживать — было бы из-за чего!

— Проиграют теперь наши! — с подавленным вздохом произнесла Нина и отвернулась.

Решение пришло сразу. Вот он, выгодный случай повысить свой авторитет в её глазах.

— Проиграют? Ну, это ещё посмотрим! — с вызовом сказал он и пошёл прямо через площадку под щит, где собралась вся школьная команда.

Женька подошёл к Ивану. Тот сидел, обняв свои колени и почти уткнувшись в них лицом. Женька тронул его за плечо. Иван устало поднял голову.

— Ты меня в протокол встречи записал? — спросил Женька.

Иван молча кивнул.

— Порядок! — удовлетворённо сказал Курочкин и повернулся к Серёжке: — снимай майку, я выйду за тебя?

Серёжка вопросительно взглянул на капитана. Тот сидел, всё так же уткнувшись в колени. Обида на Женьку за отказ играть ещё не прошла, и в первую секунду Иван хотел коротко ответить: «Обойдемся!» Но сказать так — это почти наверняка проиграть, а проигрывать не хотелось. Кроме того, может быть, Женька ни в чём не виноват — сердце такая вещь, что с ним нужно поосторожнее…

Додумывать Иван не стал. И Женька, и вся команда ждали его решения. Он поднял голову и спросил:

— А сердце?

— Пять минут — не сорок, ничего не будет! — бодро ответил Женька.

— Ладно, одевайся!

Когда Женька в потемневшей от Серёжкиного пота майке появился на площадке, болельщики школы радостно зашумели. Шансы на победу, бывшие до этого крайне мизерными, значительно выросли.

А Женька был, что называется, в ударе. Ему удавалось всё: и замысловатые финты, и быстрые проходы под щит, и дальние броски. Может быть, сказалось его большое желание отличиться в глазах Нины, а вернее, просто игроки обеих команд устали, и на этом фоне игра Женьки выглядела особо эффектно. Как бы то ни было, но почти с самого начала дополнительного времени даже у самых заядлых скептиков не оставалось никаких сомнений в победе школьников, а к концу разрыв достиг 16 очков. Когда прозвучал финальный свисток судьи, болельщики снова ринулись на площадку. Они обнимали игроков, хлопали по их пропотевшим спинам, потом подхватили Женьку Курочкина и начали качать. Взлетая над их головами, Женька старался глазами отыскать в толпе Нину: видит ли она его триумф?

Напрасно судья пытался навести какой-то порядок и выстроить команды для заключительного приветствия: болельщики заполнили площадку. Тогда он махнул рукой, повернулся и пошёл в школу, в раздевалку. За ним, окруженные болельщиками, усталой походкой хорошо поработавших людей направились игроки обеих команд.

В раздевалке к Сергееву подошёл защитник, сбивший его в конце основного времени. Он смущённо потоптался и, немного запинаясь, сказал:

— Прости, товарищ, что сшиб тебя.

Иван устало махнул рукой:

— Ладно уж. Сам понял, что нехорошо сделал? Ну и ладно. В следующий раз так не делай.

— А ты молодец! — неожиданно проговорил защитник. — После первого мазка, я думал, ни за что второй мяч не положишь.

Иван молча зашнуровывал ботинки. Говорить ни о чём не хотелось, напряжение игры сменилось душевной пустотой.

— С победой, Ваня!

Сергеев поднял голову. Перед ним стоял вырвавшийся наконец из объятий болельщиков Женька Курочкин, а рядом с ним — Нина. Синие глаза её излучали тепло. «Так вот чьи это глаза были!» — запоздало сообразил Иван, а Курочкин возбуждённо тараторил:

— А здорово мы их разложили! Жаль, что не смог я с самого начала играть, а то бы мы очков тридцать им дали! Ну, ничего, в следующий раз дадим, лишь бы сердце меня снова не подвело.

Сергеев болезненно поморщился. Нет, на Женьку он совсем не сердился — может, и правда ему нельзя играть. Сам никогда не хвастаясь, больше всего он не любил этого в других. А Женька ничего не замечал:

— Нет, а Ирка-то, Ирка какова! Соизволила почтить матч своим присутствием ровно на полминуты. «Какой счёт? Ах, наши проигрывают?» — и от ворот поворот!

— А разве она была? — постарался как можно безразличнее спросить Сергеев.

— А как же! С братом приходила.

Женька ещё что-то продолжал говорить, но Иван уже не слушал его. «С братом, с братом!» — радостно стучало в его голове. «Чего это я радуюсь? — внезапно подумал он. — Ну, и что же из того, что с братом? Мне-то не всё равно?» Но, очевидно, действительно было не всё равно, радостный голос в душе продолжал твердить: «С братом! С братом!»

«Уж не влюбился ли я?» Тревожная мысль подхлестнула сердце, и оно забилось гулко и взволнованно. «Глупости!» — отмахнулся он, но ехидный голосок подтвердил: «Конечно, влюбился!» «Ну, а если и влюбился, что тогда?» — оборвал его Сергеев, и ехидный голосок сразу замолк.