— Не вздумайте назвать бабушкой, — предостерегла Задонская: — Ох, и психанет!

— А раньше переводы приходили на этот же адрес? Недоразумений не было?

— Приходили.

Дверь снова открылась. Вошел Ханзада, симпатичный молодой практикант с безукоризненной военной выправкой.

— Дом на замке, — четко доложил Ханзада. — Повестку оставил у соседки.

У меня Ханзада всего третий день, и я очень доволен расторопностью помощника. Подойдя к своему столу, он с озабоченным видом принялся подшивать дело, но, взглянув на Задонскую, озадаченно заморгал глазами.

— Камила Гуревич ваша подруга? — спросил я Задонскую.

— Нет, что вы! — удивилась девушка. — Просто мы случайно оказались вместе. Она с прошлого лета живет. А я с зимы. Да и вообще… — она вздохнула, — знаете, как у девчонок? Ну, прибежишь из института, поделиться с кем-то хочется, а Камила молчит. Старухину сторону приняла. Какая тут дружба! В общем, девица себе на уме.

— А вы ее не подозреваете?

— В чем?

— В этом самом.

— В воровстве? — «Модные» глаза Задонской округлились. — Как-то не подумала. Правда, а кто и когда взял паспорт? Он всегда в сумочке на стене… И заметьте, паспорт как был, так и остался.

С минуту размышляла, оттопырив нижнюю губу:

— Сидит вечно без денег, стипендию не получает… — И решительно отрезала: — Нет, не знаю.

Ханзада смотрел на Задонскую во все глаза. Я сделал незаметный знак: не смущай, мол, девушку. Но мой помощник никак не отреагировал.

— Да тут целая швейная мастерская! — воскликнула Задонская, увидев в его руках иголку с ниткой, и добавила, явно кокетничая: — Интересно, какой шов у вас в моде?

— Любой, — отпарировал Ханзада. — Лишь бы не было шито белыми нитками.

Задонская оценила ответ и рассмеялась.

— Ханзада, — сказал я, — тебе поручение. Возьми у девушки образец почерка. Продиктуй что-нибудь на вольную тему. — Я повернулся к Задонской:

— Вы не против?

— Почему против? Пожалуйста, сколько угодно. На почте говорят: «Требуется доказать»… Вот и докажем, что не мой почерк. Пожалуйста, сверяйте.

Пока Ханзада брал образец почерка, я закончил писать протокол.

— Бог с ними, с деньгами, — доверительно произнесла Задонская, подписывая показания. — Презренный металл! Но все-таки кто сделал? Кому надо? Еще и здесь?.. Но, если это моя соседка… И здесь? О, писать научишься… Если это она!.. Знаете, верх подлости!

Перед тем, как направиться к двери, Задонская сказала:

— У меня к вам просьба: поговорите, если не трудно, с хозяйкой. Сейчас экзамены, а старухе — никакого дела. Вчера вещи чуть не повыбрасывала. Не по нраву, видите ли, пришлась. А чего? Мальчишки не ходят. Допоздна не задерживаюсь…

Я обещал, тем более, что встреча с хозяйкой непременно должна состояться. Разъяснил попутно, что все конфликтные вопросы о выселении решает суд.

— А когда дело прояснится? — поинтересовалась Задонская. — Не скоро?

— Как только будет готово заключение экспертизы, — ответил я. — Не позже субботы.

— Ловлю на слове! — Она взглянула на свои часики. — В субботу ровно в десять утра я приду. Имейте в виду! — И погрозила пальчиком.

— Попробуйте не сдержать обещания.

— Ни пуха, ни пера! — Вдруг оторвался Ханзада от дела.

— К черту… — небрежно ответила ему Задонская и опять повернулась ко мне: — Только вы с ней построже… Ладно? Приструните стяжательницу. Ну, до субботы…

Так она и осталась в памяти — стройная, милая, с солнечной прядью на бело-розовой щеке. И ни одного фальшивого жеста! Редкий человек держится так уверенно в кабинете следователя.

— У девушки талант общения, — сказал я. — Ты не находишь?

Мой помощник, казалось, только и ждал этой реплики.

— Странная вещь! — он откинулся на спинку стула, — Вот заметишь где-нибудь человека, просто так в глаза бросится: в автобусе, на улице… И все равно столкнешься с ним еще раз! Недавно на водной станции видел одну веселую компанию. А на вышке — девчонка в голубом. Поправляет шапочку. Помахала своим рукой. Оказывается, поспорила, что прыгнет. Вижу, бултых! И выходит, как ни в чем не бывало. И вот, пожалуйста, — торжествовал Ханзада. — Только что здесь была! Как по-вашему, ничего девчонка?

Ах, вот в чем дело!

— Выходит, это у тебя уже не первое свидание?

Ханзада замер. Не ответив, нагнулся, чтобы перекусить нитку.

— Подшил… Вот… — проговорил он, хмурясь и краснея мочками ушей. — Только шило… черт… Как списанный штык. Вот, смотрите, тупое. Неважнецкое, говорю, орудие труда… Не прокалывает, а рвет.

Эх ты, Ханзада, Ханзада…

— А что? Неплохо бы сюда электронную машину, — меня так и подмывало пощекотать его самолюбие. Ханзада считал себя неуязвимым и на все колкости, как правило, отвечал снисходительной улыбкой. — Запрограммировал бы скажем, цвет глаз, отношение к общественным нагрузкам. Еще какой-нибудь десяток пунктов. Палец на кнопку: раз! И ответ готов: хорошая девчонка или не очень. Здорово. — Я поднялся, чтобы пригласить парня, ожидавшего в коридоре.

— Если надо и без машины разберемся, — буркнул Ханзада вдогонку. — Только меня это не интересует.

СПРОСИТЕ ПОЧТАЛЬОНШУ

Первые капли дождя дробно застучали по подоконнику. На стол, на бумаги полетели брызги. Я бросился к окну, чтобы закрыть его. Дождевые струи плотно заштриховали сквер и дальние дома прямыми серыми полосками. Ливень налетел на город внезапно — шумный, озорной…

— Ну, я и выдала. А кому? Нет, вы спросите, кому? — Минуту назад внезапное вторжение дождя оборвало бойкий рассказ кассира почты. Теперь она словно торопилась наверстать упущенное. — Ей и выдала, фифочке, которая к нам приходила. Если крашеная, значит ей вера?

Кассирша — решительная женщина лет тридцати пяти с сердитыми глазами и могучим торсом.

— Паспорт-то чей записан? Давайте глянем. Ее паспорт, Задонской. Ишь, зубоскалка, всех хочет вокруг пальца…

И все-таки кассирша держалась не очень уверенно. Говорила с надрывом. Размахивала руками. Еще бы! Выдать деньги другому лицу — служебная халатность. За это начальство, естественно, не похвалит.

— Мы бы вам поверили, — остановил я кассиршу, — если бы можно было объяснить: зачем нужно Задонской вводить нас в заблуждение.

Стул под женщиной жалобно заскрипел.

— Нужно, не нужно, — сварливо передразнила она. — Имейте в виду, я прямо говорю. Давайте тогда очную ставку, коли не верите. Я ей в глаза бесстыжие… прямо. Получала, а еще жалуется. Таким стилягам, конечно, вера… Не верите, так у почтальона поинтересуйтесь. Извещение принесли? Принесли. Не куда-нибудь — на дом. Нет, что хотите, а моей вины нету! Спросите лучше почтальоншу: кому она вручала извещение?

Хорошо, послушаем почтальоншу.

В кабинет вошла высокая, худощавая, какая-то чересчур подвижная женщина. Было в ее продолговатом лице с длинным носом и близко посаженными глазами что-то неприятное. Угодливость? Неприязнь вызывало и покашливание в кулак, и тихий голос, и манера сидеть на краешке стула.

Такая, конечно, могла на Задонскую и накричать.

Свой паспорт женщина оставила дома. Обозвала себя недотепой. Принялась пространно, с извинениями, объяснять. что вспомнила об этом, лишь подходя к милиции и, конечно, вернулась бы, но помешал дождь.

— Так и льет. Гляньте, стеной встал. — Дождь действительно разошелся вовсю. Водосточные трубы гремели, будто по ним барабанили палками.

— Я за ограду заглянула, — рассказывала с готовностью почтальонша, — смотрю, замочек на сенях. Ладно, думаю, тогда в ящичек опущу. Для корреспонденции у них щелка возле ворот. В заборе. Снаружи нужно опускать. Вот, значит, протолкнула и пошла.

— А зачем заглядывали за ограду?

— Заглядывала за ограду?

— Ну да, — подтвердил я, — зачем вам это понадобилось? Ведь щель, как вы сказали, снаружи забора?

— Верно, верно, — спохватилась почтальонша. — Забыла упомянуть, извините. Для удобства клиентов мы и деньги разносим. Тут извещение, тут и деньги. Получай, дорогой товарищ. Ну и смотрела: есть ли кто дома? А там замочек. Небольшой такой. Собака загавкала. Я ее до смерти боюсь. Как сейчас помню, принесла письмо, извещение о переводе. Потом «Работница» да газетка. Письмо с извещением — в газетку, газетку в журнальчик. И в щелку….