– Но что могло случиться с Ортенсией… и Полеттой? – вмешался Хеммет.

– Если они не поднялись в лагерь, то возможно лестницу вытащил кто-то из нападавших и тогда они остались в котловине? – предположил я.

– Возможно… – согласился профессор, – увы но пока мы этого проверить не можем. Будем надеятся, что с ними все будет нормально.

Хеммет грустно вздохнул и замолчал.

– Насколько я понимаю, вы здесь уже давно? – спросил я профессора.

– Вторые сутки.

– Как вы думаете, что это за люди?

– Их язык показался мне похожим на арабский. Но не совсем идентичным. Увы, наши стражи не слишком разговорчивы. Вообще я думаю, что это какая-то часть жителей Зерзуры, переселившихся сюда из города.

Я вспомнил рассказ, записанный в пятнадцатом веке со слов попавшего в оазис погонщика верблюдов. Он утверждал, что жители Зерзуры светлокожи. Людей, с которыми столкнулись мы, блондинами назвать было нельзя. Хотя, следует признать, кожа у них была светлее, чем у местных бедуинов и внешне они больше напоминали средиземноморцев или западных берберов, чем египтян. Что ж. Вполне вероятно. Судя по известным мне текстам, город изначально населили в основном выходцы из Карфагена, греки и галлы. Возможно, погонщик слегка преувеличил их белокожесть. Тем более, что сам он был местным и оценивал со своей точки зрения.

– Я не увидел у них ничего, что бы указывало на связь оазиса с внешним миром, – добавил Пикколо, – это настоящий рудимент глубокого средневековья! Полная изоляция в течение столетий! Мы буквально вернулись на доброе тысячелетие назад…

– Вот это-то меня и пугает, – вполголоса пробормотал Хеммет.

Уже в сумерках решетку снова открыли, и в яму спустилось несколько человек с факелами. Я попробовал заговорить с ними по-арабски, но особого фурора не произвел. Может они меня, и поняли, но отвечать не пожелали. Осмотрев нашу компанию, они отобрали Михала, Алекса и солдат-бедуинов с нубийцем и повели их куда-то наверх. Кое-кто из уводимых арабов нервно молился. Нас же оставили в яме. Эльза выбралась из угла, куда забилась, когда пришли туземцы, и тронула меня за плечо.

– Вы точно уверены, что они не принесут нас в жертву? – робко спросила девушка.

– Абсолютно, – заверил ее я, – видимо они решили допросить тех, кто в большей степени выглядит на них похожим. В конце концов, они ведь никогда не видели европейцев. Мы их пугаем ничуть не меньше чем они вас.

– Знаете что, – пробормотала она, – возьмите это. Она протянула мне какой-то металлический предмет. Приглядевшись, я понял, что это миниатюрный карманный пистолет.

– Эльза! Вы неисчерпаемы. Откуда он у вас?

– Не важно… Если все же… В общем, если что-то случится… Прошу вас, не отдавайте меня им живой, пожалуйста.

Я несколько опешил.

– Но…

– Я не могу сама. Я думала… Но не могу. Я католичка… Да. Вы можете в это не верить, но это так. Действительно так. Пожалуйста, вы сделаете это?

– Бросьте, в самом деле. Все будет хорошо. Обещаю, до самого завершения нашей экспедиции с вашей очаровательной головы ни один волос не упадет.

Она посмотрела на меня с явным сомнением. Поправила темный локон, спадавший на лоб. Потом молча вернулась в свой угол. Но пистолет я на всякий случай убрал себе в карман. Там он принесет больше пользы, чем в руках невесть чего возомнившей и до смерти перепуганной девицы.

Решетка снова загрохотала. В возникший просвет мешком упало тело. Мы бросились к нему. В свете поднимавшейся луны я узнал Михала Корчевского. Насколько можно было разглядеть, он был жив, но заплывший глаз и потеки крови на лице указывали, что досталось ему крепко. Эльза тихо ойкнула.

– Что случилось? Где остальные? – затряс его Хеммет.

– Лучше вам этого не знать, – пробормотал Михал и замолк. Все наши попытки выяснить что-либо еще провалились. Он лишь качал головой, чертыхался на нескольких языках и постанывал. Отделали местные костоломы его весьма серьезно. Убедившись в бесполезности попыток его разговорить, Хеммет отвел меня в угол.

– Мне это перестает нравиться, Танкред.

– Мне тем более. Что ты предлагаешь?

– Пока не знаю. Охраны у решетки нет, но сама решетка слишком прочна и надежно заперта. Ты видел засов?

– Нет, – я покачал головой, – времени досконально изучить нашу тюрьму у меня пока не нашлось.

– А я осмотрел, пока еще было светло. И результат меня не утешил. Решетка выкована из железа и чертовски прочная, ей слонов запирать можно.

– Слонов или не слонов, но судя по запаху, какую-то живность они в этой дыре время от времени держат, – заметил я.

– Это не важно. Пока они держат здесь нас. И решетка заперта на мощный засов, снабженный замком. Механизм прост, но голыми руками его не открыть. Сломать тоже будет сложно, даже если мы все навалимся. - Он перевел взгляд на остальных пленников.

– Пока были эти арабы шансы еще оставались, но сейчас… – он скептически хмыкнул, – мы с вами и капштадцы еще что-то можем, но от профессора и девушки толку мало, а поляк – не работник еще несколько часов как минимум. А времени у нас в обрез.

– Все еще хуже, – покачал я головой, – ну выломаем мы решетку и дальше что? Мы в самом сердце их поселка и не слишком хорошо представляем себе куда бежать.

– Что предлагаешь?

– Есть шанс, что не дождавшийся нас Лярош, вернется в лагерь, и они вышлют на поиски Эрику с самолетом. Уверен, скоро мы услышим звук его мотора…

– А если туземцы не дадут нам столько времени?

– Да, это будет не слишком хорошо. Хотя… Пожалуй, стоит попробовать.

– Что? – настороженно уточнил Хеммет.

– Я попробую с ними поговорить.

– Ты уверен, что это имеет смысл?

– Переговоры всегда имеют смысл, – заверил его я, – будем надеяться, что язык у меня подвешен достаточно хорошо, и я хотя бы смогу понять, что происходит и чего они от нас хотят.

Немного погромыхав решеткой и покричав, я смог таки привлечь внимание одного из местных воинов. Язык туземцев действительно представлял собой экзотичный и весьма древний вариант арабского с небольшим добавлением коптских слов. Кое-как я ухитрился донести до нашего стража идею о том, что я хочу переговорить с их главным. Меня выпустили из ямы. Наверху я с наслаждением вдохнул прохладный ночной воздух. Там внизу, в яме, отчетливо смердело хлевом. Я огляделся. Полная луна заливала ущелье серебристым полусветом. Через проем в скалах виднелись собиравшиеся над котловиной низкие тучи. Похоже, что водяные пары, поднявшиеся из джунглей под действием солнечных лучей, теперь конденсировались. Мой провожатый вооружился факелом и повел меня в прорубленный в скале рядом с нашей ямой проход. Мы немного поднялись по каменной лестнице, и я оказался в обширном помещении. Под потолком были пробиты ведущие наружу бойницы. На дальней стене разместилась треснувшая каменная плита с выбитыми коптскими буквами. Перед ней сидел на циновке почтенного вида бородатый старец в белой хламиде. Он жестом указал на место возле себя. Я сел. Желтоватые отблески факела и масляных ламп бросали на моего визави неровные отблески. В их пляске мне трудно было разглядеть выражение его лица. Я по возможности огляделся. В правом углу кучей лежали экспроприированные в лагере вещи. Я узнал планшет Хеммета, мой бинокль в чехле, снизу из кучи торчала кобура маузера. Винтовок нигде видно не было. В противоположной от кучи стене чернел дверной проем, из которого мне в левый бок тянул сильный прохладный сквозняк.

– Чего ты хочешь? – спросил старец. Собрав все свои лингвистические навыки, я постарался излагать свои мысли как можно более понятно.

– Я бы хотел понять, отчего ваши люди заперли нас как диких зверей? - Старец на пару минут задумался.

– Мы живем здесь уже много поколений… - Я кивнул, давая знак, что понимаю его речь.

– … до того мы жили там, – он сделал неопределенный жест рукой – по ту сторону гор. В городе, что лежит в пустыне. Бесшумно вошедшая женщина молча подала нам грубое блюдо с сушеными фигами. «У многих примитивных народов не принято убивать людей преломивших хлеб с хозяевами», – подумал я, – «надеюсь, здесь дело обстоит также». Старец продолжал.