Пошарит, ощупает, погреет солнышко подушку, задумается: тут что-то есть. А уж потом как прицелится, так и не отстанет.

Мы крутимся, а оно стоит на своем, не отходит.

Пахнет очень здорово мальчишками, нагретой ватой, подушкой и еще утром. Тетя Дуся убирает двор. Метлой туда, сюда, все вниз смотрит, нас не гонит.

Зашевелился Мишка, приподнялся. Смотрит на свое па-, радное. Я говорю ему:

- Привет.

- Чего?

- Привет! С добрым утром!

- Угу.

Ничего не понял Мишка.

- Посмотри-ка, ведь солнце!

- Где? - а сам все смотрит на свое парадное.

Вот и скрипнули Мишкины двери и по нашему двору идет Мишкин папа. Все такое голубое, и кубики в петличках.

Нас не видит. Кивнул только тете Дусе и к воротам.

- Папа! -крикнул вслед Мишка и скорее под одеяло. Остановился летчик, смотрит на крышу, улыбается, помахал нам планшеткой и ушел.

Мишка из- под одеяла выполз, оглядел нас всех важно, сказал озабоченно:

- Мух-то кругом сколько… Мы с ним согласились.

Наверное, у меня нет силы воли. Ночью решил одно, а вот сейчас утром опять нет-нет да и посматриваю на Ларискино окно. Прямо само притягивает.

Внизу шум какой-то. Громче всех кричит тетя Дуся. Метла на земле валяется, сама руками размахивает, а вокруг народ. Ларискин отец, и наш участковый милиционер дядя Карасев, и Мишкина мать, и еще какие-то люди.

Тетя Дуся нашего участкового за ремень тянет, на ларек показывает, кричит на весь двор:

- Я вот тут мету… Не смотрю по сторонам. Ты записывай… Потом смотрю, вроде как дверь открыта и метле мешает. Ты записывай… Глянула, а дверь-то открыта и замок под метлой. Вот он… Скореженный. Ты записывай.,.

Мы, конечно, все тут. Я Леву ищу. Он сейчас без очков, глазами хлопает, ежится в одних трусиках, мускулы на руках растирает:

- Ограбление, Алешка. Жулики.

Все на участкового дядю Карасева смотрят. Он в форме, у него кобура

- Надо бы акт составить,- это говорит Ларискин отец, заглядывая через дверь в палатку,- и бумажку куда следует.

- Собаку бы ищейку,- говорю я.

- Женька, тащи Короля! - кричат ребята.

- Тише, Ну-ка, тише, - хмурится дядя Карасев, - надо все по порядку.

Он расстегивает кобуру, вынимает из нее сначала бутерброд, потом вытягивает карандаш.

- Значит, тетя Дуся, виноват, гражданка Филимонова,, что вы, как первая, заметили?

Тетя Дуся - волосы под платок, по сторонам посмотрела, кашлянула:

- Вот, значит, я здесь мету… свой участок мету…

Мы в дверь ларька заглядываем. Там темно и очень вкусно пахнет. Дядя Карасев отогнал нас и опять занялся дворничихой.

Откуда- то появился Жиган.

- Мое вам,- снял он кепочку перед дядей Карасевым.-Что происходит?

- Ты почему не на работе? - оторвался от листка участковый.

- Сегодня в ночную смену, дядя Карасев.

Участковый опять было за листок, потом оглядел Жигана снизу вверх:

- Справку когда принесешь?

- Справка есть. Ей-богу, Только печать поставить. Отдел кадров все время на обеде.

- Чтоб завтра была,- буркнул дядя Карасев.- Так, тетя Дуся, виноват, гражданка Филимонова, вы метете вот здесь, а замок где валялся?

- Позволь, позволь! - это кричит Бахиля. Он тащит лестницу, приставляет ее к ларьку:

- Дядя Карасев, надо крышу осмотреть. Участковый хмурится, недолго думает, потом как рыкнет:

- А тебе чего надо? Марш отсюдова!

Сунул участковый бумажку в сумку и не спеша полез вверх. Бахиля лестницу придерживает…

- Так… есть следы. Свежие, - крякает сверху дядя Карасев.- Босые ноги. Левая будто перевязана.

- Вот здорово,- толкаю я Леву,- теперь-то уж найдут.

- Ага.

Меня кто- то тихонько трогает, оглядываюсь -Жиган.

- Ты что улыбишься? Чего вякаешь? - шутит он. - Дядя Карасев, - заорал вдруг Жиган. - Вот она нога-то! Перевязанная! Левая!

- Верно,- радуюсь я и показываю ногу.

И вдруг стало очень тихо. Все на меня смотрят, дядя Карасев сверху задумчиво кашлянул в кулак:

- Ну-ка, парень, лезь сюда.

- Лезь, лезь,- подталкивают меня с боков. Бахиля на перекладину подул, рукой пригладил:

- Прошу вас, король. Называется - эшафот.

Я поднялся. Дядя Карасев руку подает, хмуро просит:

- Ступи-ка ногами здесь. Я ступаю.

- Те-а-ак,- вдруг суетится участковый.- Теперь вот здесь ступи.

- Похоже? - спрашивают снизу.

- Ну, слезай, парень,- вздыхает дядя Карасев.- Пошли. Участковый тянет меня за руку через толпу.

- Алешка? Господи ты боже мой. - Это голос тети Дуси.

- Я так и знал. - Это говорит Ларискин отец. И еще я слышу за спиной гитару.

- Гражданка Филимонова,- оборачивается дядя Карасев,- никого близко не подпускать. Продавца направьте в отделение.

Дежурный по отделению милиции надел фуражку, слушает доклад дяди Карасева. Кажется, наш участковый говорит очень громко, а я ничего не слышу.

- Садись,- предлагает дежурный.

- Садись же,- подталкивает меня дядя Карасев.

- Ну, на крышу ларька лазил? - улыбается дежурный.

- Лазил,- говорю я.

- Когда?

- Ночью.

- Ах, ночью,- почему-то радуется дежурный.- Значит, темной ночью?

- Темной, - соглашаюсь я.

- А зачем?

- Не скажу.

- Ах, не скажешь! Очень интересно.

- На шухере стоял? - подмаргивает мне дядя Кара-сев.- Кто с тобой еще был?

- Никого. Я один лазил.

Дежурный привстал, приблизил лицо, спрашивает медленно:

- Так зачем? Для чего? Ты можешь объяснить?

- Не скажу.

- Очень все забавно,- откидывается на спинку дежурный и обмахивается фуражкой.

За дверью шум, голоса. Врывается заплаканная продавщица, за ней бледная Нонка, Лева, Женька и еще ребята. Дежурный фуражку на голову, встал:

- А ну-ка все посторонние, прошу выйти.

- Алешенька, как же так,- не слушает его Нонка.- Я не посторонняя, я сестра его.

- Хорош у вас братец.

- Да, хорош,- наступает Нонка.- За что вы его?

- Он вместе с нами на крыше спал,- галдят ребята.

- Он не виноват.

- А ну-ка, шагом марш, мелюзга. Товарищ Медведев, вывести посторонних, - приказывает он одному из милиционеров.

Лева не отступает, за барьер ухватился:

- Мелюзга, мелюзга… У нас Советская власть…

- Марш отсюдова, - кричит дежурный.- Товарищ Медведев, отставить газету! Исполняйте! А вы, барышня, останьтесь,- обращается он к Нонке.

Милиционер всех выпроводил и опять уселся в дверях, уткнувшись в газету. Мы с Нонкой сидим рядом, напротив продавщицы. Нонка локтем глаза вытирает, носом шмыгает.

Дежурный рассадил нас. Нонку - к продавщице, а я сижу один. Рассматриваю милицию. Нехорошо здесь. Стены зеленые, скамейка какая-то липкая.

Продавщица объясняет, что у нее украдено, и при этом на меня посматривает.

- Так,- шелестит дежурный бумагой и тоже на меня смотрит.

- Похищен ящик конфет.

- Конфет «Мишка»,-подсказывает продавщица. - Ну, с кем был? Куда дел?

- Не брал он ваших конфет,- вскакивает Нонка.- Понимаете, не брал.

- Товарищ Медведев, проводите барышню.

- Никуда я не уйду, - упрямо говорит Нонка. - Отпустите брата, тогда уйду.

- Вот составим протокол, потом дело передадим следственным органам. Там разберутся, - обещает дежурный.

Потом дежурный спрашивает, кто наши родители, где они сейчас. За меня отвечает Нонка:

- С отцом давно не живем. А мама сейчас в больнице.

- Это верно, мать в больнице у них,- подтверждает дядя Карасев.- Она прачка.

Дежурный пальцы под фуражку, поскреб затылок.

- Так, так. А на что же вы живете?

- Нам с маминой работы профком помогает,-говорю я, вкладывая в это слово какую-то весомость, солидность.

- Ане воруешь? - щурится дежурный. И опять вмешивается дядя Карасев.

- Такого за ним не наблюдалось, мальчишка в акурате. Мать у них женщина строгая, уважаемый человек.

Я чувствую, что вот-вот заплачу. Дежурный, задумавшись, на часы-ходики смотрит. Потом встает, мне руку на плечо положил: