— Вот, как обещала, привезла шпиона!

Филипп Андреевич втянул живот, как бы нечто сказав этим.

— Попался, как кур во щи. На том же повороте и с тем же вопросом, не в «Ермак»- ли я еду! Нашли дежурную дурочку!

— Становись! — скомандовал Давлет.

18

Мы нетерпеливо построились, не сводя глаз с дверцы, за которой сидела странная личность — шпион! Не из книг и не из телевизора, а живой, настоящий наш противник!

— Можно? — спросила Рая.

— Давай! — разрешил Филипп Андреевич.

Со значительным жестом, как дрессировщица, выпускающая из клетки тигра, шоферша дернула шпингалет и распахнула дверцу. На землю спрыгнул щуплый паренек, в серенькой рубашке, с газетным паке-

том под мышкой. Растерянно оглядевшись, он переметнул пакет под другую руку и замер, как вратарь в воротах, где штангами были Рая и Филипп Андреевич.

— Ты кто такой, цыпленок жареный? — спросил Давлет, беря у него пакет и ощупывая содержимое.

— Осторожней! — вырвалось у паренька.

— А!

Сверток упал на гравий, и все, кто находился на плацу, отшатнулись, загораживаясь руками. Но взрыва не последовало. Последовало то, что паренек поднял сверток и сказал:

— Это пирожки.

— Пирожки? — удивился начальник. — Какие пирожки?

— С печенкой.

И тут Димка, все время беспокойно тянувшийся вправо, чтобы толком разглядеть то, что происходит у машины, стоявшей к нам боком, метнулся вперед с криком:

— Федя!

— Федя! — заорал и я, кидаясь следом.

— Димка!.. Семка!..

Слепившись в один комок, мы кружились на виду у всех, приплясывая, мыча и хлопая друг друга по лопаткам, пока Федя, спохватившись, не притормозил нас. И Димка запоздало объяснил озадаченному Давлету:

— Филипп Андреевич, это мой брат!

— Брат?

— Врет он! — крикнул Рэкс с балкона ГКП.

— Молчи там, Рэксина!.. Брат, Филипп Андреевич!

— Родной?

— Да, — ответил Федя, почувствовав себя уверенней. — Я приехал попроведовать его. Вот и пирожки, мамин гостинец. Спасибо вам! — с легким поклоном сказал он Рае.

— Хм! — ответила та.

— Брат, значит! — подытожил начальник, бдительно присмотревшись к обоим Лехтиным и найдя, очевидно, сходство, которого нельзя было не найти. — Олег, а ты не узнаешь этого брата? — спросил он на всякий случай.

Олег подошел, оглядел Федю и мотнул головой.

— Нет.

— Ну, ладно! — сожалеюще сказала Рая. — Брат так брат. Все равно доброе дело сделала. Но я вам еще привезу шпиона! Я вам всех шпионов Советского Союза перевожу! — Она усмехнулась, села в кабину и умчалась на верхнюю палубу.

— Отбой! — крикнул Давлет.

Братва с гиканьем унеслась к бассейну. Федя развернул газету, где оказалось десятка два румяных пирожков, и протянул ее Филиппу Андреевичу.

— Угощайтесь!

— М-м! — мурлыкнул он. — С печенкой, говоришь? — И, щекотнув свое арбузное брюшко, взял пирожок, куснул его и восторженно поднял брови. — М-м, передай маме спасибо!.. Вообще-то, знай впередь, встречи с родственниками разрешаются только за шлагбаумом, к тому же у нас осадное положение, но...

— Мы сейчас уйдем, — сказал Федя.

— Но, — продолжил Давлет, — раз уж ты въехал сюда, и раз уж у тебя такие вкусные пирожки, из которых я, с вашего позволенья, возьму еще один, — и он взял, — то разрешаю маленькую экскурсию по лагерю. Минут через двадцать Рая поедет за обедом — можешь воспользоваться. Да, а маме еще передай, что юнга Лехтин служит образцово! — И, глянув на меня, добавил: — А если встретишь Полыгиных, то им тоже передан, что и юнга Полыгин служит образцово! — И сквозь кусты Филипп Андреевич направился в штаб.

— Хороший у вас начальник! — оценил Федя.

— У-у!.. Минутку подожди тут!

Мы сбегали в кубрик, где дневальный, из новеньких, домывал полы, живо переоделись и вернулись.

— О-о! — протянул Федя, увидев на нас форму.

— А ты как думал? — сважничал Димка, поправляя ремень и пилотку. — Настоящие!

— Ух, ты!

— А ты почему не в форме? Или в «Зарнице» нет?

— Есть, но я в увольнении.

— А нам Филипп Андреевич приказывает не снимать робу даже в увольнении! — заметил я.

— А какого цвета ваша форма? — спросил Димка.

— Зеленого.

— A y нас — во!

— Хорошая!.. А это кто? — кивнул Федя на Посейдона, усы которого пошевеливались на ветерке.

— Посейдон! Бог морей! — сказал я.

— Да-а! — восхитился Федя. — А меня за кого приняли?

— За шпиона! — хохотнул Димка.

— Как это?

— А вот так!

И мы наперебой рассказали ему про трех лазутчиков, напавших на Олега. Оказалось, что и вокруг «Зарницы» происходят какие-то подозрительные движения. Мы решили, что это, может быть, орудует одна и та же шайка. Димка посоветовал передать Фединому начальству, чтобы оно усилило караулы, как это сделали мы, выставив дополнительный пост на перевал, по его, Димкиной, идее, и выставим еще — на мысу, так что теперь к лагерю ни с суши, ни с моря не подобраться. И без передышки — дальше: о мачте, о подъеме флага, об автоматчиках, об Огне Славы. Федя одобрительно кивал, вертел головой, пристально ко всему приглядываясь и коротко сравнивая с тем, как у них. Мачта их ниже и без расчалок, флаг меньше и красного цвета, зато автомат — постоянно, правда, они лишь изучают его, а не стреляют, а вот Огня Славы нет совсем.

— Плохо, что вы не охраняете! — кивнул Федя на флаг.

— Как это не охраняем? — возразил Димка. — А дежурный на ГКП? Это же под носом! Чуть чего — в рынду, и вся армия тут! И кишки выпустим кто сунется!

Рында Федю заинтересовала. Сказав, что у них тревога поднимается горном, Федя спросил Рэкса, который, не отлипая от перил, следил за каждым нашим шагом:

— Можно потрогать вон ту штуку?

Рэкс нахально промолчал.

— Он глухой,— заметил Димка.

И Федя крикнул:

— Можно?

— Чего орешь, локшадин? Сейчас вот сниму ту штуку да врежу между глаз — будет вам экскурсия! Экскурсанты! Может, вас еще в штаб пустить? В сейфе пошариться? Нашли музей! В гальюн вон идите на экскурсию — там ничего секретного! А от ГКП проваливайте! — зло выпалил Рэкс, как будто ГКП ломилось от секретов, хотя там находились лишь телефонный коммутатор и вахтенный журнал, да и в самом штабе ничего секретного пока не было, если не считать секретом подробную карту Внутреннего Японского моря, на которое чихать и нам, и нашим шпионам! Хотя нет, сегодня появился совершенно секретный список наших кличек.

— Ладно, не командуй! — отмахнулся Димка и, принимаясь цедить воду из бачка, весело рассказал, как вчера ночью Егор Семенович едва не подавился тут мальком, а Сирдар, такой же охламон, как вот этот, — Димка преспокойно кивнул на Рэкса, — подумал, что на нас напали, и поднял тревогу.

— Про-ва-ли-вай-те! — грознее повторил Рэкс.

Рэкса я уже ни капельки не боялся, но был терпелив на обиды, смущаясь неизбежных при объяснении криков и упреков, а тут, при Феде, я не выдержал, пронзительно ощутив вдруг, что нет, никогда нам с Рэксом не примириться и, и тем более, не стать друзьями, потому что между нами не трещина, а пропасть, и я выпалил в его ледяной прищур:

— Сам проваливай! И не с ГКП, а вообще!

Верхняя губа Рэкса дернулась прямо по-собачьи, и дело приняло бы дурной оборот, если бы не зазвонил телефон. Рэкс метнулся к аппарату, а Федя сказал:

— Ладно. Где вы спите?

— Рэксина! — выдохнул начавший было надуваться и насупливаться Димка. — Айда!

— Большие у вас палатки!

— Это кубрики. Палатки мы называем кубриками, а столовую — камбузом!.. Он с нами! — обратился я к дневальному, который и не помышлял нас задерживать.

Пол свеже влажнел.

Придирчиво оглядев кубрик и заметив под одной из кроватей лужу, Димка спросил по-мичмански:

— Почему сыро? 1

— Мыл.

— И что, хочешь лягушек развести?

— Нет.

— А кого, крокодилов?

— Сейчас! — ответил растерянный дневальный, схватил со ступенек тряпку и полез под кровать.