Изменить стиль страницы

Кейт медленно отдернула руку. Она глубоко вздохнула, пытаясь проглотить настигшую ее боль и обиду. Она думала, что он другой, что он разглядел ее истинную сущность за хрупкой внешностью. Что он видит в ней человека достаточно сильного, чтобы ему довериться.

Но конечно, он взял ее еще неделю назад, но с того первого вечера он не провел с ней ни одной ночи. Напротив, он опять сделал себе отдельную кровать в комнате, где царил ледяной холод. Это было всего лишь молчаливым способом прогнать ее прочь. Его любви оказалось достаточно всего на несколько часов, но ее явно не хватало, чтобы доверить ей свои тайны. Ее не хватало даже на такую малость, как доверить ей свой сон.

Нед взял ее за руку:

— Нет, это не имеет к тебе отношения. Ты должна понимать.

Однако вместо того, чтобы все объяснить, он замолчал. Кейт ждала, моля себя набраться терпения.

Нед тяжело вздохнул:

— Ты такая сильная. Ты даже не можешь себе представить.

Она хотела бы отодвинуться от него, свернуться в сторонке, убаюкивая свою боль. Вместо этого Кейт подавила вздох.

— Я попытаюсь.

Нед еще раз вздохнул и неловко пошевелился.

— Иногда нечто происходит со мной. — Похоже, ему казалось, что это объяснение вполне адекватно, потому что он так и продолжал, ссутулившись, сидеть рядом с ней на сиденье.

Господи, упаси ее от неразговорчивых мужчин.

— «Нечто» — это не очень определенное слово, — попыталась пробудить она его к большей откровенности.

— Понимаешь, это не очень определенное… нечто. Я никогда не мог подобрать нужных слов для описания его. Видишь ли, это не совсем безумие.

Кейт не думала, что он и в самом деле ответит на ее вопрос, скорее напустит еще большего тумана. Однако то, что он сказал, потрясло ее, заставив надолго замолчать. Если это не совсем безумие, то насколько оно к нему близко? Она почувствовала толчок его локтя и поняла, что он снял цилиндр и поставил себе на колени, прижав к груди.

— Я спрашивал врача, — сказал он своему цилиндру. — Так что мне это хорошо известно. Это не безумие. Безумие — это когда ты не можешь контролировать свои слова или поступки или не даешь себе отчета в том, что реально происходит. Я же полностью контролирую все свои действия. Постоянно. Я могу делать все, что захочу.

Неужели он хочет спать в ледяном холоде, выставив ее за дверь.

— Я могу делать то, что хочу, — медленно повторил Нед. — Я просто… Иногда я не хочу.

— Не хочешь чего?

Экипаж тряхнуло на повороте, и ее снова бросило на него.

Кейт почувствовала, как он пожал плечами.

— Когда это начинается, я не хочу даже вставать по утрам. Впервые это случилось, когда мне было девятнадцать. Я проводил в постели недели. Моя матушка решила, что я заболел, но врач не нашел у меня никакой болезни. Я просто не хотел вставать.

— Это не очень похоже на нечто.

— Мне проще думать об этом как о чем-то отдельном. Иначе остается лишь одна альтернатива, что я сам и есть это нечто. Что каждые несколько лет я просыпаюсь однажды утром и решаю вести себя так, будто я совсем другой человек. Нет, Кейт, мне спокойнее считать эти явления лишь краткими отступлениями от своей натуры. Быть уверенным, что это нечто, находящееся вне меня. Я не могу этого объяснить, просто знай, что я не безумный и тебе не следует никогда больше об этом беспокоиться.

— Не беспокоиться об этом? Но…

Он поднял обтянутую перчаткой руку и коснулся пальцем ее губ.

— Нет, не делай из меня какое-то раненое создание, за которым надо ухаживать, чтобы вернуть ему здоровье. Здесь нечего лечить, Кейт, и для тебя не осталось драконов, чтобы с ними расправиться. Это лишь зверь, которого мне уже удалось подчинить. Иногда он поднимает голову. В прошлом он старался победить меня. Но ему это не удалось. И не удастся. Мне не нужна помощь. Мне не нравится помощь — она может ослабить меня, заставить хотеть делать еще меньше.

— Но…

— Это не важно.

Он ударил рукой в стенку экипажа, чтобы усилить значение сказанного, и карета, громыхая, остановилась. Кейт понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что они встали не из-за этого плохо рассчитанного удара, а потому, что экипаж подъехал к их лондонскому дому.

Нед потянулся и взялся за ручку двери, удерживая ее на месте, чтобы никто не прервал их уединения. Дверь дернулась, однако лакеи быстро осознали, что она закрыта изнутри, и больше их не тревожили.

— Тебе не надо беспокоиться, — повторил он. — Я больше не валяюсь в кровати, когда это происходит. Теперь я готов к этому. Я тренировался, чтобы спокойно встретить то утро, когда оно снова наступит. Я готовился к этому, приучая себя делать те вещи, которые мне не хотелось делать.

— Как, например…

— Как, например, пробежать три мили утром, а потом, когда кажется, что больше уже ничего не сможешь сделать, пробежать еще три. Или спать с открытыми окнами с погашенным камином. — Он встретил ее взгляд. — Иногда отказываться разделить с тобой ложе, когда я безумно хочу тебя. Я сделал себя достаточно сильным, чтобы эти явления не имели для меня больше никакого значения.

— Мне это кажется… — Кейт замолчала, пытаясь подобрать нужное слово. Странным? Необъяснимым? Очень холодным? Ни одно из этих слов не подходило, и она гордо вскинула подбородок. — Мне кажется, ты должен был рассказать мне об этом.

Она бы помогла. Она бы обязательно что-нибудь сделала. Кейт уже начала строить планы.

В ответ он отодвинул щеколду и открыл дверь. Лакеи преданно вытянулись. Нед повернул голову, и его напряжение пропало за озорной улыбкой.

— Что же, — беспечно заметил он, — мне кажется, мои попытки тебя развеселить были гораздо более забавны. Ты этого не находишь?

Он вышел из кареты. Кейт смотрела на дверку экипажа, не веря своим ушам. Он не должен — он просто не может прекратить их беседу так, будто бы ничего не произошло. Кейт вскочила так быстро, что едва не ударилась головой о крышу кареты.

— Нед, ты… ты…

Ее слова были встречены холодной тишиной. Вздохнув, она подобрала юбки и задержалась около дверей кареты. Однако Нед не оставил ее; он занял место лакея и, когда она поставила ногу на ступеньку, протянул ей руку, помогая сойти. Его пальцы были теплыми даже сквозь перчатки.

— Мне очень хорошо удавались эти шутки, — заметил Нед, и его голос был столь тих, что ей пришлось напрягаться, чтобы расслышать его, даже несмотря на бархатную тишину ночи. — Когда мы поженились, я достиг совершенства, разыгрывая из себя шута. В конце концов, гораздо лучше, когда твои прегрешения приписывают фиглярству, чем позволить всем догадаться, что с тобой периодически случается это ужасное нечто, которое не совсем безумие. — Он снова усмехнулся, и выражение его лица настолько не соответствовало серьезности тона, что Кейт покачала головой.

Он взял ее за руки, когда они поднялись по ступенькам.

— Но…

— Я не сказал тебе, Кейт, потому что не хотел, чтобы ты знала. Я не хотел, чтобы ты смотрела на меня и видела слабость. Мне не надо было, чтобы меня кормили овсяной кашкой и подтирали подбородок. Кроме того, чем меньше людей об этом знает, тем менее реальным это кажется.

Последняя фраза показалась ей настоящим суеверием. Кейт нахмурилась, глядя на своего мужа. Однако он совсем не смотрел на нее. Напротив, он проскользнул через парадную дверь, управляя беседой с такой легкостью, будто бы вел Кейт в туре вальса. Он снова оставил ее в стороне. И пусть это было не так, как три года назад, когда он уехал в Китай, но он все равно оставил ее. Это было забвением, отрицанием самого смысла их брака, того, чем она могла бы стать для него, если бы он только ей это позволил.

Если Нед думает, что она не достойна даже того, чтобы услышать правду, он совсем не доверяет ей.

Кейт встала как вкопанная, и он остановился тоже.

— Нет. — Все, что ей оставалось, — это категорическое отрицание.

Второй лакей застыл перед ней, желая принять ее меховую накидку.