и он засмеялся

рогов у тебя нет, лоб чистый, спи спокойно

и опять засмеялся, подавшись вперед, и поехал к Главному дому, но еще до обеда опять явился к Пако и сказал

как нога? дон Педро так разорался, что я и не спросил

и Пако ответил

ничего, сеньорито Иван, сами видите, получше

и сеньорито наклонился к нему, и посмотрел ему в глаза, и грозно спросил

завтра охоту потянешь?

и Пако глядел на него, пытаясь понять, шутит он или нет, и не понял, и спросил

вы это шутите или как, сеньорито Иван?

и сеньорито скрестил два пальца, и поцеловал их, и посмотрел серьезно, и сказал

я не шучу, Пако, вот тебе мое слово, ты меня знаешь, я такими вещами не шучу, а, честно говоря, твой Кирсе меня не устраивает, какой-то он такой, как будто я ему обязан, это не дело, Пако, чем такая охота, лучше дома сидеть

но Пако тыкал пальцем в больную ногу и говорил

как же мне идти, сеньорито, вон какая, гипс

и сеньорито опустил голову, и сказал

верно

и помолчал, и вдруг поднял глаза

а что ты скажешь, Пако, насчет твоего шурина? ну, дурачка с птицей? ты говорил, голубя он потянет

и Пако склонил голову набок, и сказал

Асариас у нас блаженный, а так, что ж, попытка не пытка

и посмотрел на белые домики, увитые виноградом, и крикнул

Асариас!

и через минуту-другую явился Асариас, жует, мычит, штаны болтаются, и Пако сказал

Асариас, сеньорито Иван хочет взять тебя на охоту

с птичкой!

обрадовался Асариас, а Пако сказал

не в птичке дело, это охота на голубей, с подсадным голубем, он слепой, привяжешь его к дереву и будешь двигать веревку туда-сюда, пока другие прилетят

и Асариас кивал и спрашивал

как там, в Харе?

и Пако ответил

да, Асариас, как там

и на другое утро, в семь часов, сеньорито остановил у дверей коричневую машину и позвал

Асариас!

и Асариас ответил

сеньорито!

и они задвигались в полутьме, тихо, как тени, только Асариас жевал беззубым ртом, а далеко за горами занималась заря, и сеньорито говорил

ставь вот здесь, сзади, клетку с голубями, клади вещи, веревку взял? на дерево полезешь босой? ноги не поранишь?

но Асариас все делал и его не слушал и, не спросившись, пошел под навес, взял шкатулку с кормом, вышел во двор, поднял голову, приоткрыл рот и сказал

ку-ру-ку-ру-кур!

тихо, и нежно, и в нос, а сверху, с флюгера часовни, птица ответила ему

ку-ру-кур!

и посмотрела на тени, шевелившиеся у машины, и, хотя еще не рассвело, кинулась вниз, и сделала круг, и села ему на плечо, раскрыв для равновесия крылья, и перепрыгнула на руку, и открыла клюв, и Асариас левой рукой подносил ей влажные комья, и улыбался, пуская слюну, и ласково бормотал

хорошая, хорошая птичка

а сеньорито говорил

вот это да, сколько жрет, а что, она сама не умеет?

и Асариас лукаво улыбался беззубым ртом и говорил

как ей уметь, не научена

и птица наелась, и улетела, потому что сеньорито хотел подойти к ней, и ткнулась со страху в дверь часовни, и ловко вырулила вверх, и села на флюгер, и поглядела вниз, и Асариас ей улыбнулся, и помахал рукой на прощанье, и, уже в машине, опять помахал через заднее стекло, а сеньорито Иван вел машину в горы, к дубовой роще, и, доехав туда, они вышли, и Асариас, зайдя за дуб, помочился себе на руки, а потом полез на самое толстое дерево, цепляясь за сучья и пропуская согнутые ноги сквозь кольцо рук, как обезьяна, и сеньорито спросил

зачем тебе эта веревка, Асариас?

и Асариас сказал

зачем-зачем, а может, так длиннее

и сеньорито протянул ему балансир и слепую птицу и сказал

сколько тебе лет, Асариас?

и Асариас, наверху, взял балансир левой рукой и, глотая ветер открытым ртом, сказал

я на один год старше сеньорито

и сеньорито Иван удивился и спросил

это какого же?

и Асариас, прикрепляя птицу, сказал

ну, сеньорито

и сеньорито Иван сказал

твоего, из Хары?

и Асариас, сидя на суку, бессмысленно улыбался небу и не отвечал, а сеньорито Иван сгребал тем временем ветки, чтобы сделать под дубом засаду, и, устроив ее, повернулся к югу, и оглядел светлое небо, тронутое туманом, и нахмурил брови, и сказал

ничего не видно, может, мы время пропустили?

но Асариас дергал за балансир, раз-два, раз-два, раз-два, словно это игрушка, и слепой голубь исступленно бил крыльями, чтобы не упасть, и Асариас улыбался беззубым ртом, и сеньорито говорил

тише, Асариас, тише, пока птицы не летят, глупо его теребить но Асариас дергал и дергал, раз-два, раз-два, раз-два, играл, как ребенок, а сеньорито сердился, не видя голубей, и чуял, что утро будет пустое

сказано, тише, так-перетак!

закричал он

ты что, не слыхал?

и Асариас испугался, и затих, и сжался в своей петле, улыбаясь ангелам беззубым ртом, словно грудной младенец, а между тем через несколько минут на бледной лазури появились пять черных точек, и сеньорито в своей засаде вскинул ружье и негромко сказал

летят, Асариас, теперь тяни

и Асариас схватил конец шнура и потянул, а сеньорито подгонял его

так, так, так…

но голуби не пошли на приманку, и свернули вправо, и улетели, словно их и не было, а минут через пятнадцать на юго-западе показалась стая побольше, и сеньорито крикнул, и Асариас стал тянуть, и голуби снова свернули к дубам Алькорке, и сеньорито совсем расстроился

не желают, так-перетак, слезай, Асариас, поедем в Алисон, вроде бы они туда направились, хотя их вообще раз-два и обчелся

и Асариас спустился с балансиром на спине, и они сели в машину и поехали в Алисон, и, на горке, на месте, Асариас оросил себе руки, и ловко вскарабкался на огромный дуб, и прикрепил голубя, и ждал, но что-то и тут было тихо, хотя, конечно, сразу не решишь, но сеньорито Иван потерял терпение и сказал

слезай, прямо кладбище какое-то, тьфу, мерзопакость

и они опять сменили место, но голуби, которых и так было раз-два и обчелся, на приманку не шли, и ближе к полудню сеньорито Иван стал стрелять в кого попало, в скворцов, и в дроздов, и в сорок, и в длиннохвосток, словно взбесился, и орал как оглашенный

не хотят, кретины, и не надо!

и, когда устал палить и дурить, вернулся к дереву, и сказал

сними это все и слезай, сейчас тут нечего делать, посмотрим, может, под вечер повезет

и Асариас все снял и слез, и, когда они ехали по солнечному склону, высоко над ними показалась стая, и Асариас взглянул наверх, прикрыв глаза ладонью, и улыбнулся, и забормотал, и наконец тронул хозяина за рукав, и сказал

постойте-ка, сеньорито

и сеньорито заворчал

это почему?

но Асариас пускал слюну и показывал вверх, и там, громко крича, летели птицы, совсем небольшие на таком расстоянии, и он говорил

сколько птичек! видите, а?

и, не дожидаясь ответа, поднял к небесам преображенное радостью лицо, и сложил руки, и крикнул

ку-ру-ку-ру-кур!

и вдруг, к удивлению сеньорито, от стаи отделилась птица и ринулась вниз, по прямой, и летела так странно, что завороженный охотник вскинул ружье, снизу вверх, по вертикали, и когда Асариас это увидел, улыбка его искривилась, лицо погасло, глаза наполнил ужас, и он закричал страшным криком

не надо, это птичка!

но сеньорито ощущал правой щекой приятный холодок приклада, и неудачи этого утра точили его, и стрелять вверх не так уж просто, и он хотел взять реванш, и, хотя он слышал умоляющий голос

богом-христом, не надо!

сдержаться он не мог, и мушка сперва закрыла цель, но он прицелился лучше и нажал курок, и, когда еще гремел выстрел, птица поджала лапки, и свернулась в клубок, и рухнула вниз, оставляя след синевато-черных перьев, и переворачивалась на лету, и еще не упала, как Асариас уже бежал к ней, огибая кусты, и клетка со слепыми голубями болталась у него на боку, и он истошно кричал

это птичка, сеньорито! вы убили мою птичку!