На родине писателя (в отличие, скажем, от Франции, Бельгии и других капиталистических стран Европы) проблема такой «глухомани» и порождаемых ею моральных проблем встала особенно остро, так как стремительное развитие страны в 60–70-е годы, окрещенное «экономическим чудом», было особенно уродливым и непропорциональным. Волей буржуазных технократов оно было сконцентрировано вокруг лишь нескольких «полюсов развития», обрекло на выморочное существование значительную часть страны, привело к особенно резким и драматическим ломкам множества человеческих судеб. В угаре «бума» могло показаться, что настоящая жизнь и подлинное будущее Испании — в больших городах, которые быстро модернизировались, выходили на рубежи, свойственные современному западному миру, диктовали новый стиль жизни и существования с плюсами и минусами, свойственными потребительскому обществу. А Мигель Делибес из романа в роман, из очерка в очерк, из статьи в статью упорно напоминал: есть и другая Испания, нельзя забывать о ней. И это настойчивое напоминание находило отклик не только у людей провинции. Ведь миллионы испанцев, переехавших в крупные города, продолжают чувствовать себя эмоционально крепко связанными с покинутой ими родной почвой, ощущают себя потерянными в мегалополисах, где они не перестают чувствовать себя чужаками, страдая от тоски и дискомфортности.
Изначальный выбор этой темы, которая с годами становилась все более актуальной, стала основой парадоксально устойчивой на первый взгляд популярности Мигеля Делибеса. В более широком плане можно сказать, что он на конкретном материале своего времени и окружающей его «локальной» действительности поднял универсальные и вечные проблемы, волнующие человечество еще со времен Руссо и энциклопедистов с их тоской о «естественном человеке», живущем в органическом единстве с природой. На родине писателя во второй половине нашего столетия эти проблемы — особенно животрепещущие. Волнуют они людей и в других странах — видимо, именно по этой причине за пределами Испании творчество Мигеля Делибеса нашло широкий резонанс.
Такая попытка уточнения места Мигеля Делибеса в современной испанской литературе необходима, чтобы лучше понять его произведения, увидевшие свет после 1975 года — то есть когда умер Франко и в жизни Испании началась новая полоса. Ибо и в обстановке, складывавшейся после этого на родине писателя, его последующие произведения были органичным продолжением всего написанного прежде, а потому их можно рассматривать лишь в тесном единстве с предыдущим творчеством.
Роман «Кому отдаст голос сеньор Кайо?» вышел в свет в 1978 году. Хотя критика встретила его относительно холодно, книга раскупалась быстро, тираж следовал за тиражом. Как бы то ни было, появление этой книги Мигеля Делибеса стало событием в литературной и общественной жизни Испании. Почему?
Прошло три года с момента, когда скончался каудильо. Вместе с ним отошла в прошлое эпоха в жизни целого народа, — эпоха, конца которой на протяжении многих лет с нетерпением ожидали миллионы испанцев. Испанские литераторы, как и вся интеллигенция страны, внесли свою особую, и весьма значительную, лепту сначала в то, чтобы развенчать мифы режима, дать отпор его идеологии, которую франкисты пытались вдолбить в души и умы испанцев; позже сыграла видную роль в процессе иногда героического и открытого, а чаще потаенного и скрытого общенародного сопротивления франкизму, что и сделало возможным процесс демократизации Испании после 1975 года. А потому, естественно, напрашивался вопрос: как отразит и оценит литература эту новую реальность, становлению которой она так активно содействовала?
Между тем литература молчала. Все крупные испанские прозаики, имена которых еще с 50-х годов гремели в стране и за ее пределами, не спешили нести новые рукописи в издательства. Кроме причин чисто творческого характера (роман не сразу реагирует на исторические перемены — требуется время, чтобы события отстоялись и суть их прояснилась), были и иные. Ведущие писатели в сходных выражениях сформулировали другую причину этого кризиса: пока Франко был жив и его система продолжала существовать, было ясно, с кем бороться и против чего выступать; но после того, как каудильо покинул историческую сцену и в стране начался процесс демократизации, жизнь поставила сразу столько сложных вопросов, что ответить на них оказалось затруднительным. Но в еще большей степени сказалась специфически испанская ситуация середины 70-х годов: разложение и распад режима начался задолго до физической кончины его основателя, еще в конце предыдущего десятилетия запреты, в том числе и цензурные, начали ослабевать, а потому роман — в пределах, которые диктуются особенностями художественного воспроизведения действительности, — уже все, или почти все, сказал о морально-социальных проблемах эпохи. Что же касается собственно политического анализа, то он к тому моменту в значительной степени был проделан демократической журналистикой, успех которой в 70-х годах обязан также активному участию в нем лучших испанских писателей. Из года в год в ходе упорной борьбы с режимом, ставшей частью общей борьбы народа за демократизацию, эта журналистика раздвинула границы возможностей печатного слова, не говоря уже об испанских изданиях, выходивших за рубежом, — над ними цензура вообще не имела власти, а читали ее в Испании самые широкие слои.
На этом фоне в первые годы после смерти Франко интерес читателя (а следовательно, и издательств) привлек более прямой публицистический жанр — «литература свидетельства»: документы, воспоминания, познавательные материалы исторического характера. Единственным видом беллетристики, имевшей тогда успех, стали своего рода фантастические утопии, изображавшие разные гипотетически возможные варианты развития событий в Испании. Такие, как художественно слабый роман Рамона Тамамеса «История Элио», или же книги, сюжет которых строился на том, что в 1939 году победили не франкисты, а республиканцы (X. Торбадо «Сегодня, первого апреля…»), или на том, что неожиданно оживает Франко (Ф. Вискаино Касас «…И на третий год он воскрес»).
А роман в эти годы отходит на второй план. «Кому отдаст голос сеньор Кайо?» стал, по сути, первым художественным произведением, нарушившим это затянувшееся молчание серьезных испанских прозаиков.
Злободневность отчетливо отразилась в этом произведении Мигеля Делибеса. К тому же, судя по всему, под влиянием стремительно менявшейся окружающей действительности писатель, никогда не порывавший с журналистикой, невольно вернулся к элементам публицистичности — эти обстоятельства, наложившие печать на произведение, по-видимому, и обусловили некоторую сдержанность критики по отношению к роману.
Мигель Делибес смело вверг персонажей своего нового романа в самый водоворот событий. Заявка на это сделана уже в самом названии его произведения: герою предстоит отдать свой голос на всеобщих выборах 15 июня 1977 года — самых, пожалуй, существенных из последовавших после 1975 года голосований, в ходе которых формировалась новая государственность Испании. Такой прием заранее был чреват опасностью низведения высокой философской прозы, в прошлом всегда свойственной писателю, до уровня агитаторской публицистики, привязанной к нуждам сегодняшнего дня и сиюминутных политических симпатий.
Однако романист и на этот раз остался верен себе. Смело вторгаясь в испанскую действительность конца 70-х годов с ее борьбой партий, столкновением разных программ и «проектов будущего», Мигель Делибес снова говорит от лица той, «другой» Испании, забытой всеми даже и теперь, когда, казалось бы, настало время решать трудные и жгучие проблемы. Дело даже не в том, что в процессе демократизации есть вопросы более неотложные, — просто проблема окраин по-прежнему не осознана как одна из стержневых. На поверку оказывается, что даже прогрессивным партиям (а в данном случае речь идет о социалистической партии) некогда заняться крестьянином Кайо из затерянного в горах селения Куренья, которое давно уже оставили почти все жители. Для молодых людей, с жаром участвующих в предвыборной агитации, сеньор Кайо, которого они приехали пропагандировать, — бесконечно далекий человек, выходец из непонятного и чуждого им мира. Они в общем-то неплохие парни, радующиеся переменам, наступившим в их стране, в прошлом некоторые из них рисковали, выступая против режима. Но головы их настолько забиты расхожими схемами и мыслительными клише — следствие поверхностной образованности, — а отношение к жизни, во внешнем проявлении, столь легкомысленно-циничное (отсюда и исковерканный современным жаргоном язык, рядящийся под простонародно-уличный, а на самом деле убогий), что молодые социалисты из города просто неспособны понять старого крестьянина. Оказывается, им нечего ему сказать, они ничему не могут его научить. А следовательно, не зная его проблем, не понимая его жизни — и помочь ничем не могут.