Безусловно, взирать на это безучастно органы госбезопасности не могли. Потенциальная угроза была налицо, и далеко не только в ЛВО.

Вот почему в конце 1924 года Контрразведывательный отдел завел дело «Военные круги», впоследствии переименованное в «Генштабисты»[933].

Сразу подчеркнем, что данное дело являлось агентурно-наблюдательным (АНД), т. е. по нему не предполагалось проведение каких-либо активных мероприятий. Мы не нашли в деле планов оперативных действий, протоколов допросов, объяснений и т. д. Таким образом, основной целью АНД «Генштабисты» было накопление данных о взглядах «бывших», их позиции по актуальным международным и внутренним вопросам (политическим, экономическим, военным), наблюдение за процессом зарождения и развития группировок.

Мы посчитали не просто уместным, но крайне необходимым дать вышеизложенное разъяснение, поскольку в целом ряде монографий и статей, затрагивающих вопрос о бывших генштабистах, дело подается как некая специальная операция, запланированным итогом которой явились аресты многих фигурантов в 1930–1931 гг.[934]

В меморандуме по делу, составленном в сентябре 1926 г., указывалось следующее: «Наша контрразведывательная работа в настоящее время заключается в создании условий, при которых была бы возможность непрерывного и полного освещения настроений и деятельности как кругов старого Генштаба в целом, так в особенности образовавшихся в его среде группировок, а также выявления возможных связей представителей ГШ с русскими эмигрантскими кругами и иностранными представителями, дабы иметь возможность своевременно пресечь с их стороны антисоветские выступления»[935].

Прежде всего, чекистов интересовала реакция генштабистов на осложнения во внешнеполитической сфере, усиление военной угрозы, действия оппозиции внутри ВКП(б), чистки комсостава, на реорганизацию органов военного управления и учебных заведений, сокращение штатов и изменения в денежном содержании.

Активизация работы по АНД «Генштабисты» в конце 1926 г. была непосредственно связана с обострением конфронтации с Англией и возможной войной. В ОГПУ стали поступать многочисленные сигналы об изменении в поведении многих генштабистов, о достаточно быстрой трансформации содержания приватных бесед и дискуссий, о попытках выработать свою позицию на случай начала внешней агрессии и массовых крестьянских выступлений. «Мир Европы, — позднее заявлял, к примеру, А. Снесарев, — от критических слов и политических надежд должен был перейти к каким-то действиям, будет ли это война и интервенция того или другого типа или, наконец, более тесная и, тем самым, реальная блокада… Подобное роковое нависание грядущих грозных действий со стороны Европы… возводило зревшую в нашем сознании мысль о непрочности Советской власти на степень почти полной уверенности»[936].

Секретный сотрудник Контрразведывательного отдела ОГПУ «Кудрявцев», побеседовав по заданию чекистов со многими генштабистами, сообщил, что бывшие офицеры не боятся будущей войны и считают: ее неизбежным итогом будет падение власти коммунистической партии[937].

Другой агент КРО довел до сведения своих кураторов неоднократно слышанные им слова бывшего генерала Н. Пневского: «Чем скорее произойдет экономическое и политическое окружение СССР, тем лучше, т. к. крах Советской власти неизбежен, как постройки, воздвигнутой на песке»[938].

Подытоживая проведенную кампанию по изучению настроений в среде генштабистов, чекисты вывели некую трехчленную формулу их рассуждений: разрыв отношений — война — переворот. Более подробно данная формула описывалась в одной из обзорных сводок по АНД «Генштабисты»: «Культурная Европа (пока Англия, а в перспективе Франция, а затем и другие государства, в том числе и Германия), осознав невозможность иметь дело с СССР, разрывают с ней. Этот разрыв есть прелюдия к войне, которая должна, в силу низкой военной техники СССР и внутренних политических и экономических осложнений, вызванных войной, раз и навсегда покончить с большевиками»[939].

Такой сценарий обсуждался практически во всех сложившихся к концу 1927 г. группировках генштабистов и вообще бывших офицеров.

Во взаимосвязи с реакцией на «военную угрозу» изучалось и мнение генштабистов о деятельности оппозиции в ВКП(б). На протяжении 1926–1929 гг. секретным сотрудникам из числа бывших офицеров и генералов не раз ставилась задача выяснить, что думают проходящие по делу лица об оппозиции, не намерены ли они в какой-либо форме поддержать Л. Троцкого. В итоге выяснилось, что основная масса генштабистов настроена юдофобски и только поэтому более склонна положительно оценивать шаги, предпринимаемые И. Сталиным и его ближайшим окружением, отдавая при этом должное заслугам Л. Троцкого в деле создания Красной армии и привлечения в ее ряды военных специалистов. Особое внимание чекистов обратил на себя бывший Генерального штаба генерал-майор П. Сытин, обозначенный в АНД «Генштабисты» псевдонимом «Историк». Дело в том, что он был в достаточно близких отношениях с давним оппозиционером А. Шляпниковым, являвшимся в годы Гражданской войны членом Реввоенсовета Южного фронта, которым командовал П. Сытин[940].

Заместитель начальника КРО ОГПУ С. Пузицский еще в октябре 1926 г. дал указание «проинтервьюировать „Историка“, а также ряд крупных контрреволюционных военных и гражданских персонажей по их взглядам на оппозицию и сторонников ЦК»[941].

Как явствует из полученных чекистами сообщений, П. Сытин однозначно считал, что партия разваливается, а в итоге развалится и СССР. Ему вторил И. Вацетис. А бывший генерал С. Добророльский полагал абсолютно реальным (как результат внутрипартийной борьбы) начало новой гражданской войны. Более того, он и некоторые другие генштабисты высказывали такое мнение: «…как только Советское правительство дотронется до Красной армии, ища в ней опору, то начнутся серьезнейшие события и положение… будет безнадежно, т. к. оно совершенно не знает состояние умов военного командования РККА»[942].

Вот в этом-то генштабисты ошибались. Чекисты прилагали все усилия, чтобы контролировать «состояние их умов». Достаточно сказать, что на 109 проходящих по АНД «Генштабисты» лиц приходилось более 30 секретных сотрудников ОГПУ. В каждой из шести группировок, выделенных Контрразведывательным отделом, имелась агентура, способная освещать происходящее в них[943].

Такой плотный охват чекистским вниманием офицерских объединений следует рассматривать как положительное явление. Возможность перепроверять получаемую информацию и основывать на ней вполне объективные выводы позволяла не прибегать в течение 1924–1930 гг. к массовым арестам. Так, например, в конце 1927 г. в одном из обзоров контрразведчики отмечали отсутствие антисоветской активности бывших генштабистов и то, что в их группировках не просматривалось четких организационных форм[944]. Такой вывод удалось сделать, только проанализировав большое количество сообщений секретных сотрудников.

Перелом в сложившейся ситуации произошел во второй половине 1930 г., когда накопилось достаточно много информации об ужесточении отношения многих бывших генштабистов к Советской власти. И связано это было прежде всего с линией руководства страны на сплошную насильственную коллективизацию села, с политикой уничтожения кулачества как класса. Генштабисты, как, впрочем, и другие бывшие офицеры, а в определенной части даже «краскомы», справедливо полагали, что «крестьянские настроения» захлестнут Красную армию, подорвут ее и без того невысокую боеготовность и в итоге приведут к поражению в случае войны. На этом основании чекисты расценивали реакцию объектов АНД «Генштабисты» как поддержку «правого уклона» в ВКП(б) в лице А. Рыкова, Н. Бухарина и других известных партийных и государственных деятелей. «Правые» тенденции проявлялись и в Штабе РККА, на что обратили внимание фигуранты дела. Чекисты выявили тяготение представителей некоторых наблюдаемых ОГПУ группировок генштабистов к начальнику 5-го Управления Штаба РККА С. Богомягкову. Как показал на допросе в январе 1931 г. А. Лингау, бывший генерал царской, а затем колчаковской армии, преподаватель Военной академии С. Богомягков был ярым противником коллективизации, противопоставлял сталинистам деятелей «правой оппозиции» и оценивал последних достаточно высоко. Он рассказывал в своем окружении о «завещании В. Ленина», где якобы рекомендовалось предоставить больше власти в стране именно А. Рыкову и Н. Бухарину[945].