Игровая комната была заполнена сигаретным дымом. Элиот сидел в центре комнаты, прямо перед низким столом, вертя в руках пешку. Волосы молодого парня напротив были очень задымленными, или имели такой оттенок коричневого, что казались бесцветными.

Когда парень увидел, что Эйприл приближается, он вспыхнул и встал.

– Я с тобой завтра поговорю, – сказал он и нацепил на глаза очки. Эйприл, смущенная тем, что нарушила их уединение, встала перед ним, пока он готовился уйти, и одарила его медленной провокационной улыбкой. Лицо парня из розового превратилось в ярко-красное.

– Не дразни его, – предупредил Элиот, указывая на стул, который только что освободил парень. К тому моменту, как Эйприл уселась и упорядочила свои художественно обкромсанные юбки, парень ушел.

Она вскинула брови.

– Ты его до приступа доведешь, – объяснил Элиот. – А мне он нужен.

– Я не жажду смущать твоих друзей, – сказала Эйприл. – Но ты моих видел? Ты решил, права ли я, что Аравия – именно тот человек, который там нужен?

– Еще нет. Но я с нетерпением жду этого, – Элиот откинулся назад, и Эйприл знала, что что бы он ни говорил, это важно, но голова ее шла кругом. Она подняла руку, чтобы остановить его, и встала со стула. – Позже, Элиот. Мне нужно подышать свежим воздухом.

Когда она вышла из комнаты, в глазах начало расплываться. Она помнила маленький дворик где-то в лабиринте клуба. Если бы только она могла найти его. Но вместо этого, завернув за угол, она наткнулась на мальчика с голубыми веками.

– Вот, – он передал ей стакан, и его татуировка вспыхнула еще раз. Он подвел ее к бархатному креслу и помог сесть.

– Внутри жарко, не так ли? – спросила она, пытаясь сконцентрироваться на его лице.

Она уселась и обрезала юбку маникюрными ножницами из свой сумочки, как это делала уже дюжину раз в клубе, перекраивая одежду, доставшуюся ей от матери. Она прижала стакан к лицу, наслаждаясь прохладой, а затем опустошила его.

Последний звук, который она услышала, – стучащие друг о друга кубики льда, и затем звяканье колокольчиков над дверями. Кто-то уносил ее из Клуба Разврата, и она не была пьяна, конечно, нет... но затем она потеряла сознание.

Проснулась Эйприл на низкой кушетке. Над ней стоял мужчина, сжимая в руках стакан. Она чувствовала себя пьяной, но похмелья не ощущалось. И уж точно была не дома. Это место было пустынным, освещено несколькими газовыми лампами. И пахло землей. Маски на ней не было, но и на мужчине тоже. Может быть, воздух здесь безопасен.

– Меня накачали наркотиками? – спросила она, пытаясь понять, что произошло.

– Наиболее простой способ, которым мой коллега мог тебя задержать, – навис над ней человек. Его глаза были темными, его волосы – седыми, и что-то в его поведении говорило, что он привык повиноваться. И он носил темную робу, словно был скрывающимся вором.

Эйприл смотрела на него из-под ресниц, дождидаясь, когда голова прояснится. А затем все разрушила, сказав:

– Ладно, я не хочу, чтобы мое задержание стало для вас неудобным, – страх ворвался в нее. Кто этот человек? Зачем ее накачал?

– Это на удивление удобно, – мужчина поправил шарф, завязанный вокруг горла. Было что-то знакомое в том, как он стоял. – Тебе стоит это выпить. Это поможет, – он протянул руку, сказав. – Просто вода.

Эйприл проглотила ее и отдала стакан обратно.

Он взял его, и у нее перехватило дыхание.

Когда она была маленькая, у них были слуги, но иногда ночью, если Эйприл становилось плохо, отец приносил ей стакан воды. Он всегда ставил один около кровати. Выпей, это поможет.

Не может быть.

Она видела смерть отца. Видела, как Дядя Проперо стоял над ним, сжимая нож. Она ловила своего рода галлюцинации под действием наркотиков.

Рука метнулась к шарфу, и, сдернув его, Эйприл увидела уродливый шрам. Горло ее отца было перерезано. Человек – ее отец – увидел, что она поверила, и улыбнулся.

– Ты выросла похожей на мать, – сказал он. – Красивой.

Эйприл отбросила волосы. Это было тем, что она делала, когда получала комплименты о своей внешности. Сзади нее кто-то закашлялся. Когда она оглянулась, увидела мальчика в наручниках.

– Кто это? – спросила она.

– Никто, о ком бы стоило волноваться.

– Я видела его раньше, – сказала она, мрачнея от вида мальчика. Его неприметные мышиные волосы. – С Элиотом, – она резко закрыла рот.

Не выдавай информации своему тюремщику. Шок, наркотики и ее истощение о многом говорили. Она не могла доверять этому человеку, несмотря на нахлынувшие воспоминания.

– Ох, – сказал ее отец, звуча очень огорченно. – Я надеялся, что ты уже знаешь, что твой братец предатель.

– Предатель? Почему? – она не должна была говорить ничего.

– Из-за порядочности. Он лоялен к вашему дяде.

Насколько Эйприл знала, Элиот не разговаривал с Просперо больше года. Элиот дал ей надежду. Он не поддавался Просперо, но, даже если бы он уступил ему, она бы не обвиняла его. Если бы все это время отец был жив, он должен был перевернуть небо и землю, чтобы спасти Элиота от принца. Он не имел права презрительно кривить губы, говоря о ее брате.

И все же многое изменилось. Элиот сбежал от их дяди, и вот она наедине с незнакомцем, который когда-то был ее отцом. Искал ли ее Элиот? А Аравия? Мать?

Эйприл изучила комнату. Сложена из неприглядного камня. Уродливо. Единственное окно высоко на стене, и свет через него проникает грязный и плотный. Они под землей. Подвал? Это комната с несколькими дверями, но лестниц нет. Если это подвал, то здание над ними гротескно. Она должна выбраться из этой комнаты, чтобы попасть наверх. Может быть, она даже возьмет с собой мальчика. В конце концов, он нужен ее брату. Она сосредоточила внимание на отце.

– Почему ты носишь эти робы? – спросила она. – Прячешься в неком монастыре?

Он засмеялся, а мальчик в углу ответил.

– Он Преподобный Мальконент. Тот, кто поднимает волнения в городе, – его голос стал низким и обвинительным. – Взрывает церкви.

Эйприл рассматривала отца, желая иметь веер или что-то еще, за чем можно было бы спрятаться.

Собирался ли он ранить ее? Был ли он похож на Просперо? Спасут ли ее накладные ресницы?

– Ну, эта одежда не очень подходящая.

– Расскажи мне о себе, – ее надолго потерянный отец ровно уселся с одной стороны софы.

Что сказать? И чего не сказать?

– Я принадлежу клубу, – медленно сказала она. – Тому, где твой помощник меня нашел, Клубу Разврата. Это хорошее место, чтобы... заводить друзей. Проводить время. Это то место, куда я иду, когда больше не могу выносить присутствие матери, – он должен был заботиться о матери. Должна ли она сказать, что его "смерть" разрушила ее? Что она не смогла свыкнуться с чумой? Что забросила Элиота лет уж пять как, и едва-едва была матерью для Эйприл? И что он был жив все это время, но никогда не пытался с ними связаться. Гнев затопил ее. Ради чего он их бросил?

Для того, чтобы носить робу и наряжаться религиозным деятелем? Бомбить и взрывать? В городе уже этого хватает.

– Ты будешь со мной, когда моя армия возьмет город, – его глаза замерцали. – Они прошли через ад и обратно, но ты дашь им надежду.

– Потому что я такая... – она взглянула на парня в углу. При сером освещении его лицо было болезненно-бледным. По каким-то непонятным причинам, зная, что он слушает, она не смогла себя заставить произнеси слово «хорошенькая».

– Они жили в болотах, – продолжил Мальконент. – И вернулись к цивилизации. А ты представляешь собой все то, что город может им дать, – Эйприл все больше убеждалась в его безумности, этот маниакальный блеск его глаз переполнял чашу того, что она могла вынести не содрогаясь. Он что, просто видел в ней хорошенькую девочку, своего рода приз, стимул? Почему он отошел от проблемы ее похищения именно сейчас?

– Я провожу целые дни, приклеивая ресницы, – заикнулась она. – Это долгий процесс, которому я долго училась на практике. Сверкающие тени для глаз. Платья с пайетками, – она углубилась в детали и особенности создания причесок. Ее поза никак не менялась. Он кивал, и его глаза были скучающими. Она забыла о мальчике в углу в стремлении показаться безобидной и пустой.