Люди верхнего слоя не могли скрыть своего богатства, а некоторые и не старались. Они поставили в 1903 году кирпичный храм «Нечаянной радости», замостили кое-какие улицы и проложили местами деревянные мостки-тротуары; иные провели в свои дома водопровод и канализацию. Этим большей частью дело и ограничивалось, фантазия богача иссякала…

В те годы много строилось домов в Марьиной роще. Нашлись предприимчивые люди, которые, учитывая мечту ремесленника о собственном домике, стали строить дома на продажу. Так строили подряд дома братья Ершовы, булочник Елагин… Ставились дома на добром фундаменте; первый этаж клали кирпичный, второй — деревянный и маскировали его одним рядком кирпичей. На пустыре построили кинематограф «Ампир».

Строили дома главным образом трех сортов, трех назначений: для себя, для других и для денег. Для себя ставили дома прочные, из крепкого материала, любовно и знаючи подбирая, чтобы стоял дом сто лет. Но для основательной стройки требовалось знать строительные материалы и строительное дело, а таких знатоков было наперечет. Поэтому большинство или покупало дома, построенные заведомо на продажу, или доверяло подрядчику сооружение своего дома. Ясно, что это были дома второго сорта, снаружи все как будто прилично, а внутри не то: и материал похуже, и работа тяп-ляп, — одним словом, стройка на продажу… Был и третий сорт домов. Строились они из плохого, обычно старого материала, еле-еле приспосабливались для жилья, но снаружи отделывались красиво; затем приглашались агенты страховых обществ, и дом по низкой оценке страховался в нескольких обществах сразу. А затем дом сгорал легко и быстро, а на вырученные от страховок деньги ставился новый, уже хороший.

Так, между прочим, построил свой четырехэтажный кирпичный дом на углу Сущевского вала и Александровской улицы виноторговец Захар Захарович Тихов. Таким же путем построили себе неплохие дома Чудаков, булочник Подскоков, Кутасов…

Заводик назывался пышно: «Патронка». Собственно говоря, он был зачат как дроболитейная мастерская, и лишь позже его владелец Гусаров задумал ловкое дело. Не только в оружейных, но и во многих игрушечных магазинах продавались ружья и пистолетики «монтекристо», или, в просторечии, малопулька. Каждый уважающий себя ученик, начиная с пятого класса, считал долгом обзавестись таким не столь вредоносным, сколь схожим с настоящим оружием. Стреляли гладкоствольные монтекристо крупными дробинами на короткое расстояние и продавались без всяких разрешений. Делали монтекристо в Бельгии, оттуда же ввозили и патроны крошечного калибра. Поскольку это негрозное оружие имело большой сбыт, бельгийские предприниматели резонно решили открыть производство на месте, в России, а чтобы удержать монополию, привозить патроны из Бельгии. Поэтому патрончики в коробках, оклеенных таможенной бандеролью, стоили дорого.

Гусаров, ливший дробь для охотничьих магазинов, сорвал бельгийскую монополию: наладил выпуск нехитрых малокалиберных патрончиков. Стоили они дешевле бельгийских, поскольку шли без таможенного сбора, как отечественное производство. Прошло немного времени, и бельгийцы почувствовали силу марьинорощинской «индустрии». Их представители искали случая посчитаться с Гусаровым, как-нибудь избавиться от конкурента.

Такой случай как будто представился. На заводике Гусарова вспыхнул пожар: загорелась деревянная, двухэтажной высоты труба, где примитивно, через сита, отливалась свинцовая дробь… Запылал заводик, как свечка, а за ним и окрестные домишки.

Прискакали пожарные из Сущевской части на своих золотистых, как пламя, рысаках и остановились, как обычно, на Сущевском валу: здесь граница города, дальше не обязаны, плати за вызов двадцать пять рублей.

Владельцы горящих домов бросились к Гусарову:

— Твой завод горит!

— Да ну? — удивился тот. — Скажи, пожалуйста, какое нескладное время выбрал: ночь, темень…

— Пожарных надо звать!.. Сущевская часть приехала! Стоят, ждут, пока позовем!

— Зовите, коли вам надо.

Пока торговались жители с Гусаровым, занялись новые домишки. Пока собирали обязательные двадцать пять рублей, пока вручали брандмейстеру, пока, одолевая кочки и ямы, подъехали пожарные дроги, пылал уже весь порядок Межевого проезда, дымились крыши на Ямской… А Гусарову хоть бы что: заводик был застрахован.

Борьба с пожарами в Марьиной роще стала заботой не только обывателей, но и страховых обществ. При поддержке «Якоря», «России» и «Саламандры» ряд благонамеренных обывателей, не собиравшихся жечь свои дома, создали в Марьиной роще добровольную пожарную дружину: расписали, кому что делать при пожаре, завели хороших лошадей, пожарные насосы, бочки и пригласили начальником дружины Юлия Юльевича Риттера. Кроме того, страховые общества стали принимать страховку строений в Марьиной роще с оглядкой, справляясь друг у друга, не застрахован ли уже этот дом. Все это привело к некоторому сокращению числа пожаров.

А потом пожаров стало настолько мало, что Юлий Юльевич растолстел и приспособил пожарных коней возить линейки от Марьиной рощи до Останкина. Пожарные рысаки — не клячи, они лихо несли линейки, и цена за проезд была дешевле, чем у городских: пятиалтынный вместо четвертака, хотя и она для бедного человека была высока.

Промысел брандмейстера имел успех. Но случалось, что, заслышав призывный звук пожарной трубы, возница останавливал линейку среди дороги, выпрягал лошадей и верхом летел к пожарному сараю, оставив пассажиров на произвол судьбы.

Построил себе дом и Шубин. Дом скромный, на одну семью, в садике. В новом доме ничто не напоминало о трактире. Одного не могла добиться Варвара Андреевна от упрямого мужа — собственного выезда. Ехать на извозчике казалось ей уже зазорным. Поэтому каждое воскресенье к их дому подкатывал рысак купца второй гильдии Андрея Ивановича Рыбкина и увозил семью к старикам, в Пыжовский переулок…

Все обычные этапы трактирщика прошел Шубин, пока выбился, что называется, в люди. Благодаря приданому он сразу перескочил из просто самостоятельных в следующий разряд. Будь менее труслив, он без большого труда мог бы теперь шагнуть и на высшую ступень. Но трактирные встречи с любопытными людьми многому его научили. Вылезать вперед в те времена было заманчиво, но и опасно. Зачем создавать себе врагов-завистников? Его жизнь должна быть скромной, невидной, а что у него есть и что он думает, — это уж его дело. Таким его и знали: ровным, спокойным удачником. Никто не считал его капиталов, не знал истинного состояния дел, считали его просто зажиточным трактирщиком. Этого именно он и хотел.

Несмотря на советы тестя, он не записывался ни в мещанское, ни в купеческое сословие, а упорно оставался по паспорту крестьянским сыном. Тесть уважал его настойчивость, но Петр об этом меньше всего думал. Жить в тени было просто по душе ему и выгодно.

Варвара Андреевна принесла в дом капитал. В дела мужа она не вмешивалась, но в делах домашних сумела постепенно ограничить властную свекровь. Отстраненная от дел, мать Петра уехала доживать свои годы в костромскую деревню. А Варвара Андреевна родила двух дочерей и сочла свое жизненное призвание выполненным…

…Разные люди жили в Марьиной роще. Все новые и новые люди появлялись в ее дамах, на улицах, в трактирах-клубах.

Сперва у вдовы Балаихи в светелке поселились трое волосатых. Нестриженые люди — не редкость в роще, но эти были не просто нестриженые, запущенные и не поповского сословия, а косматые, длинноволосые. Потом такие же, с длинными волосами — у кого подлиннее, у кого покороче — стали селиться в дешевых комнатках.

Прошло как будто совсем немного времени, и студенты стали вполне привычными обитателями Марьиной рощи. И даже несколько загадочными. А как же иначе? Ими вдруг заинтересовалась городская полиция. Околоточные надзиратели с узкими портфеликами стали навещать хозяев, сдающих комнаты студентам, и в непринужденной беседе выяснять, «не заметно ли чего» за жильцами.