Подчеркнем еще раз важность для археологии существования независимого от других областей знания метода датировки. Гольдман пишет по этому поводу следующее:
К сожалению почти все применяемые сегодня в доисторической археологии методы датировки должны рассматриваться как опирающиеся на другие, чуждые данной дисциплине, методы датировки. И это так даже в тех случаях, когда датировка основана на сравнении с хронологической информацией о ранних средиземноморских культурах и является производной от последних. Чем глубже попытки датировки проникают в первое дохристианское тысячелетие, тем менее уверенно удается датировать на основании таких сравнений. Тем самым, столь популярная в глазах общественности доисторическая археология в своих решающих суждениях оказывается зависимой от результатов смежных дисциплин. Дисциплин, с помощью которых ученые пытаются проверить собственные гипотезы или – в случае ранней истории – данные письменных документов, если таковые вообще существуют. Доисторическая археология и связанные с ней дисциплины древней и ранней истории не используют по сей день никакие собственные методы точной датировки хранящихся в почве вещественных документов, оценка возраста которых должна была бы быть основной обязанностью этих дисциплин. Вместо этого они снова и снова полагаются на результаты соседних наук, которые однако всегда требуют от археологов информацию о том, какой приблизительно результат последние ожидают получить. Если же соответствующая дисциплина, например, медиевистика, приходит к выводам, отличающихся от заданных оценок археологов, то специалисты по доисторическому периоду склонны объявлять методы датировки в этих соседних науках недостаточно обоснованными.
Конечно, не следует переоценивать широту применимости серийного метода датировки в изложенном здесь чистом виде. В каждом конкретном случае следует анализировать, соответствует ли количество и качество найденного при раскопках материала схеме, при которой вариация в зависимости от моды (и только от нее, т.е. только во времени) является единственной причиной изменения палитры артефактов. Если, например, могилы имеют сильные различия в зависимости от пола похороненного индивидуума, то следует проводить серийный анализ для каждого пола в отдельности. Такая же ситуация может возникнуть при резком различии в обряде похорон для разных социальных групп, в соседних географических местностях.
Трудности могут возникать и при наличии типов артефактов, которые производились и использовались практически без изменения формы в течение очень длительного времени. Тогда данный тип вместо дополнительной информации может давать случайные помехи, ухудшающие качество хронологического анализа. Не исключено, что такой тип лучше исключить из рассмотрения. Это тем более справедливо, если данный артефакт использовался лишь крайне редко. Тогда его присутствие будет наблюдаться лишь в немногих могилах, которые по этой причине могут быть ошибочно приняты за соседствующие во времени. Такой тип нужно из рассмотрения исключать.
Вообще, не надо забывать, что результат серийного анализа зависит от материала, состав которого может определяться и случайными факторами. Поэтому серийный анализ желательно проводить независимо по разным наборам артефактов, проверять по мере поступления новой информации и согласовывать с иной наличной археологической информацией. С деталями разработки метода и результатами его применения можно ознакомиться по работам [Гольдман1-5], эту серию завершает монография [Гольдман6].
Высокий уровень дописьменной цивилизации на Севере Германии
После наводнения в бассейне Одера в 1997 году и т.н. «наводнения века» в бассейне реки Эльбы летом 2002 г. началась оживленная дискуссия. Главную роль в ней играла следующая аксиома: в этих катастрофах виновен только современный человек, его вмешательство в природу. Он опустошил путем вырубки большие лесные пространства, запрудил и выпрямил - ради облегчения движения судов - реки, нарушил естественное равновесие речных систем путем освоения новых окультуренных земель. Поэтому похожие катастрофы следует ожидать в будущем все чаще, если сразу не приступить к «ренатурированию» пойменных лугов. Понятие «ренатурирование» уже вошло в актуальный политический лексикон и используется как дубинка против любого дальнейшего преобразования рек и сельскохозяйственных площадей. Это стало аксиомой, с помощью которой исторические факты ставятся с ног на голову.
[Гольдман7] об истории мелиорации в Северной Германии, 218.
Этот раздел полностью основан на работах Гольдмана, представленных здесь в коротком пересказе, сделанном с позиции исторической аналитики. В первую очередь я следовал статье [Гольдман7]. Читая статьи этого автора, я не могу освободиться от ощущения, что путаница с хронологией царит в головах историков и политиков не только в рамках древней истории, но и средневековой. Они еще что-то помнят, например, о больших мелиоративных работах, которые производились с XVII столетия, особенно обширно в Пруссии, по развитию речной системы Одера и Эльбы. Но они уже забыли, что эти работы были на самом деле робким обновлением гидротехнических сооружений, которые нашли в свое время саксонские переселенцы с запада.
Если верить ТИ, которая связывает эту колонизацию с «христианизацией» этого ареала, то речь должна идти о X-XII столетиях. Не исключаю, что на самом деле саксонцы появились здесь на три-четыре века позже. А окультуривание системы рек и озер здесь было впервые осуществлено в незапамятные времена, постепенно и в гармонии с природой жившими здесь славянами-вендами.
Итак, ни действия инженеров нового и новейшего времени, ни мероприятия саксонских переселенцев не были вмешательством в древний естественный пейзаж. Саксонцы начали строить водяные мельницы и портить не естественный, а искусственный сельскохозяйственный пейзаж, созданный вендами в доисторическое время. Гольдман, придерживающийся господствующей хронологии, говорит о нескольких тысячелетиях вендского освоения этих земель.
Но даже, если венды культивировали эти места менее тысячи лет, все равно они продемонстрировали, что и люди предыстории были способны на крупномасштабные цивилизаторские действия не по приказу фараонов, а путем согласования своих усилий на локальном или региональном уровне.
Исторические свидетельства и археологические раскопки указывают на то, что в позднее саксонское средневековье и в начале нового времени на рассматриваемой территории возникли настоящие «скопления водяных мельниц». Одержимые техническим прогрессом и возможностью заставить энергию воды работать саксонцы пожертвовали всем тем, что было создано их предшественниками. Запруженные с этой целью реки, стали непригодными для баржевого транспорта и торгового товарооборота, развитого в досаксонский период. Работы XVII столетия были только попыткой восстановить судоходство хотя бы по части рек.
Запруды приводили к постоянному повышению уровня вод. Сельскохозяйственные угодья славянских вендов вдоль рек, а также их деревни расположенные в речных долинах, оказались затопленными или регулярно затопляемыми. Старый культурный ландшафт быстро исчезал. Венды были вынуждены перебираться на холмы, корчевать лес, строить там свои новые жилища. Потеряв культивировавшиеся ими длительное время сельскохозяйственные угодия, многие из них переквалифицировались в рыбаков или пасечников.
Саксонским завоевателям вендских территорий это мешало мало: они вырубали леса на высоких местах, которые никогда прежде не служили как сельскохозяйственная полезная площадь, и распахивали целину плугом. Вызванные этим изменения старого экологического равновесия готовили базу для наводнений в наше время: запруда водоемов создавала большие спокойные водные поверхности, в которые в результате дождей смывался пахотный слой с выкорчеванных площадей.