Изменить стиль страницы

Брат Гийом отхлебнул из баклажки.

— Далее следует акт опоясывания «поясом Иоанна». Это — белый шерстяной шнур, талисман. В нем волшебная сила и снимать его не полагается. Это — и тайный знак, по которому посвященные узнают посвященных и допускаются к мистериям ордена. Но и это, — монах потер переносицу бледным пальцем, — еще не конец обряда. Вам далее внушают, что следует, пренебрегая ложным понятием достоинства и чести, приложиться губами к срамным и нечистым местам тела прецептора и присутствующих братьев, закрепляя тем самым свое не только духовное, но и физическое с ними родство. Этим, кстати, вам дают понять, что запрещенные монастырским уставом сношения братьев между собой поощряются. Дескать, это практично и замечательно. Ибо, сношаясь с женщинами, тамплиеры им выдадут тайны, а так — нет риска.

Тут же шевалье сказал:

— Мне кажется, что вы, брат Гийом, не очень-то одобряете все это.

— Отнюдь. Вернее сказать, некоторую пользу описанного странного действа я признаю и одобряю. Если таким образом можно держать в узде многих богатых, родовитых и необузданных господ — слава высшим силам. И что мне горевать о том, что содомируемый сейчас в катакомбах капитула новый тамплиер пребывает в восторге от приобщения к тайной силе. Настоящее возвышение духа человек обретает или думает, что обрел, через противоестественное унижение. Я-то знаю, что суть в другом.

Шевалье бросило в жар. Его взволновал не столько рассказ о содомии тамплиерства, сколько отношение к этим тайнам отца Гийома. Реми де Труа спрашивал себя — почему он так откровенен? Впереди открывалось мертвое море неизвестности.

— Ну, наконец-то, — удовлетворенно сказал брат Гийом. — Наконец я пробил броню, выращенную вами на душе. Признаться, я любовался той легкостью, с какой вы приняли известие, что сокровищ вам не получить. Приятно убедиться, что я в вас не ошибся.

Маска шевалье де Труа застыла в оскале. Он снова не знал, что сказать.

— Опять загадки! — вымолвил он.

— Нет, — сухо ответил брат Гийом, и в лице его проступила усталость. — Покончим с этим. Смею думать, я полно и живописно обрисовал обряд вступления во внутренний орден ордена тамплиеров.

Шевалье кивнул.

— Так вот… Все это — не более, чем карнавал. Так мы именуем всякое пышное действо, рассчитанное на профанов. Настоящее посвящение происходит не там, а здесь. И посвящают не скопище высокородных обжор, пьяниц, содомитов, а лишь одного непривлекательного внешне, зато способного негодяя. Могу вас поздравить, — брат Гийом со сдержанным пафосом развел руки, — с нынешней минуты вы — истинный рыцарь Храма Соломонова. Хотя бы в том смысле, что этого легендарного государя чтят как особо умного человека.

Шевалье снова настороженно молчал. Но говорить ему ничего не пришлось, монах заговорил сам.

— Я понимаю, почему вы не в восторге. Простодушно обрадовался бы человек, сообразивший, что его все-таки, слава Господу, оставят в живых. Но вы угадали это с самого начала. Или вы не боитесь смерти?

Новопосвященный помалкивал, а брат Гийом потянулся к своему лекарству.

— Осталось завершить разговор. Меня удивляет, что вы не спросили, почему это вдруг мы выбрали вас.

Шевалье опустил голову. Слишком он рано расслабился. А брат Гийом сказал как ни в чем не бывало:

— Даже не намекнули, что вы вправе отклонить высокую честь. Ведь вы не клялись, не топтали распятия и не вылизывали причинные места высокопоставленных тамплиеров.

Шевалье молчал, сжав кулаки.

— Может быть, вы почувствовали, что окольцованы более страшной силой, чем все эти тайны? Молчите? Снова придется мне говорить.

Глава XXVIII. Найден

Секретарь Султье поклонился и доложил, что к воротам королевского дворца прибыл подозрительный всадник. Он требует немедленной встречи с господином великим провизором.

— А со мною он не желает поговорить?! — тряхнул брыльями патриарх.

— Как он выглядит? — спросил великий провизор.

— Он просил передать вам вот это.

Д’Амьен взял кусок ткани и, улыбнувшись, сказал:

— Этого человека я жду. Ваше величество, господа, мне предстоит короткий конфиденциальный разговор, результатом которого могут стать большие решения.

— Какие тайны от нас? — мрачно поинтересовался Конрад.

— Временные, — нашелся великий провизор, — зовите его, Султье, зовите.

В маленькую комнату возле тронной залы ввели запыленного, изможденного человека, он бросился на колени перед д’Амьеном.

— Ладно, ладно, — пробормотал тот, — лучше рассказывайте, Гуле.

— Монастырь ордена святого Лазаря на берегу Мертвого моря.

— Это точно?

— Деньги сделали свое.

— Но он, насколько я понимаю, жив?

— Именно так, мессир. Мы сумели подкупить внешнюю охрану. Но он в тюрьме за двойными стенами, а там сменили всю стражу. Теперь в карауле там прокаженные рыцари. Они равнодушны к деньгам.

— К маленьким, вероятно. А дать им большие?

— Прошу прощения, мессир, боюсь, и очень большие деньги там не помогут. За это дело рыцарей выгонят из ордена, а то и повесят. Такое бывало.

Д’Амьен покусывал верхнюю губу.

— Что предлагаете?

— Все сделать быстро. Отправить пару десятков умелых людей с оружием. Ночью внешняя охрана даст себя связать и избить, шум сперва не поднимет. Ворота внутренней тюрьмы нетрудно взломать, это я выяснял. В суматохе его и прикончат. Повезет — успеют и ускакать.

— Ты берешься найти таких удальцов? И возглавишь?

— Найду, мессир. Но вы знаете мои условия, мессир.

Великий провизор махнул рукой.

— Да, все получишь. Но надо спешить, Гуле, надо спешить. Я рассчитываю на тебя. От тебя сейчас многое зависит.

Д’Амьен подошел к ящику, стоявшему на подоконнике, открыл его длинным ключом и вынул оттуда вышитый бисером кошель.

— Если что будет не так, я строго взыщу.

Гуле кивнул, перекрестился, прижал кошель к груди и, пятясь, выскользнул за порог.

Появление великого провизора — графа д’Амьена в тронной зале было встречено внимательными взглядами. На его птичьем лице трудно было что-то прочесть.

— Не томите нас, граф, — сказал патриарх. — О чем вы договорились с вашим секретным человеком?

— Погодите, Ваше святейшество. Маркиз, насколько я знаю, часть выборных находится в вашем лагере.

— Ровно половина, вторая — в лагере Раймунда.

— Боюсь, с ними придется проститься.

— Почему вы так решили?

— Я уверен, что граф Раймунд заранее распорядился слушать только его приказы.

— Весьма возможно, — нахмурился Конрад. — Но главный вопрос — когда выступаем?

— Послезавтра утром. Когда убедимся, что наша игра стоит свеч.

— Опять проклятые тайны! — не выдержал патриарх, побагровев от злости.

— У меня есть основания держать кое-что при себе, — парировал д’Амьен. — Что случилось с графом Раймундом, вы знаете. И его величество поддерживает меня.

Все поглядели на короля. Он насупился и кивнул.

— Вы, де Сантор, — развивая инициативу, сказал д’Амьен, — готовьте гонцов. А нам всем, господа, пока не стоит покидать дворец.

Глава XXIX. Имя

Прежде всего — имя!

— Имя?! — воскликнул Шевалье.

— Безусловно, — кивнул брат Гийом. — Не станете же божиться, что вы — в самом деле лангедокский дворянин Реми де Труа…

Самозванец молчал.

— Или вы отец Марк и желаете навестить могилу старика Мельхиседека?

Мозаичное лицо окаменело.

— Вы многое обо мне знаете… Что еще?

Брат Гийом отхлебнул из баклажки.

— Следим за вами с момента вашего появления на дороге к Агаддину. Вы назвались каббалистическим именем — Анаэль. И так странно вели себя, что местный комтур не решился сразу вас вздернуть на сук как шпиона. Когда же вы объявили, что вам приспичило стать тамплиером, комтур этот факт отметил в еженедельном докладе. Не мог не отмстить. Ибо стать рыцарем ордена у вас было меньше шансов, чем у жабы стать лебедем.