— Добрый вечер, Рэймонд.
— Сержант?
Блох откинулся на спинку кресла.
— Мне только что звонил Сэм. Он сказал, что сегодня в Линкольн-центре появлялся Старк. Ты ничего не знаешь об этом, а?
— Мэт Старк? Нет, сержант. Я не виделся с ним уже несколько лет.
— А ты не задержался в Вашингтоне, чтобы — повидаться с ним?
— Нет. Я пробыл там столько, сколько вы приказали. И я сделал только то, что был должен.
— Конечно. Тогда почему Старк в Нью-Йорке?
— Я не знаю. Спросите его.
— Спрошу, Рэймонд. Обязательно спрошу.
Отис фыркнул, он не мог стоять молча.
— Что-нибудь еще?
— Нет, можешь идти.
Спустя некоторое время у Блоха раздался еще один звонок.
— Все кончено, — сказал его человек в Нью-Йорке.
— Несчастный случай? — спросил Блох.
— Разумеется.
— Неплохо, — проговорил Блох, глядя на яркие языки пламени и наслаждаюсь запахом березовых дров. — Совсем неплохо.
Глава 7
Мэтью появился в отделе новостей рано утром в понедельник, даже слишком, рано, так что успел выпить две чашки кофе до прихода Фелди. Он ничего не делал. Просто сидел за своим столом, уставившись на плексигласовую перегородку напротив, куда повесил афишу фильма, снятого по его книге «Горячая зона». Они сохранили название. Фильм собрал много премий — как и книга — и сейчас продавался на видеокассетах, а сама книга была включена в программу курса Вьетнамской войны для колледжей. Раньше рядом с афишей висели несколько фотографий из фильма, но он убрал их примерно год назад. Без причины. Просто надоело смотреть на них, сказал он. А несколько месяцев назад «Тайм» напечатала статью о том, что случилось с Мэтью Старком, пилотом вертолета, который был награжден Крестом Летчика, отлетал две вахты в центральном высокогорье и затем еще раз приезжал во Вьетнам как свободный журналист, печатающийся в «Ньюйоркере», «Атлантик мантли» и в «Харперсе». Когда он в конце концов вернулся домой, то написал книгу и стал работать в «Вашингтон пост». Он был потускневшим героем, вьетнамским ветераном, который мог бы понравиться читателям.
А потом ему все это страшно надоело, а может, он исписался. Одно из двух. Он уже не задавал себе вопросов о том, что перевернуло его душу. Ушел из «Пост», некоторое время ничем не занимался, а затем, благодаря остаткам прежней славы, устроился в «Газетт» и стал строчить статейки в жанре журналистского расследования.
Потягивая кофе, Мэтью почувствовал, что ему полегчало. Только здесь, в редакции, он сможет забыть о долгих ночных кошмарах, мучивших его в прошлое воскресенье, — наяву и во сне. Он называл их снами, хотя это были не сны. Это были воспоминания.
— Сволочь!
Элис Фелдон обрушилась на него, стоя рядом с его столом, — в ее руках была скомканная и расправленная первая страница «Нью-Йорк тайме», очки редакторши сползли к самому кончику носа.
— Будь ты проклят! — заговорила она. — Ради тебя я впрягаюсь, обзваниваю кучу мест, чтобы организовать билет на этот чертов концерт в Линкольн-центре, я верю тебе, сукиному сыну! А чем ты отплатил мне?
— Успокойся, Фелди. Господи! Там ничего не выгорело. Не было никакой истории.
— Ты мне будешь говорить! — Она швырнула на стол «Тайме». — Читай, вот здесь, Женщина поскользнулась и упала на улице недалеко от Линкольн-центра. Она умерла. Ее тело обнаружили вчера утром.
— Отличный сюжет, Фелди. Я возьмусь за него.
— Оставь свое зубоскальство. Женщину звали Рахель Штайн. Это имя тебе о чем-нибудь говорит?
— Нет.
— Она была на концерте с неким сенатором Райдером, твоим старым приятелем.
Мэтью провел рукой по лбу.
— Черт возьми.
Заметка начиналась в нижней половине первой страницы. Рахель Штайн была известным голливудским агентом и недавно перебралась в Палм Бич. Из офиса Райдера сообщили, что ее знали как сторонницу сенатора и он глубоко огорчен ее кончиной.
— Этот Проныра, он тоже дружок Райдера? И ты поехал в Линкольн-центр, потому что там был Райдер, да? Здесь написано, что это несчастный случай. У тебя нет других предположений?
Фелди говорила без остановки, и Старк не перебивал ее. Самый большой в мире алмаз, неприятности Райдера, дурацкая просьба Проныры помочь сенатору, А теперь еще и это.
— Слушай, Старк, ей богу, я не жалею, что взяла тебя. Ты, конечно, можешь оставить эту работу и, я уверена, заработаешь больше денег на гонорарах и своем имени, чем плачу тебе я за шестидесятичасовую рабочую неделю. Я запросто могла бы уволить тебя, и ты бы жил припеваючи. Но вот именно этого я и не хочу. — Она резко передвинула очки на голову: — Мне рассказывали, что ты многого стоил раньше.
Никто не говорил с ним в подобном тоне, кроме Элис Фелдон. Никто не осмеливался. Мэтью нравилось, что она не боится его.
— Может, это все враки.
— Нет, не враки. — Ее тон смягчился, и она тяжело вздохнула. — А этот Отис Рэймонд, он был с тобой и Райдером во Вьетнаме?
— Проныра — прожженный вьетнамский ветеран, от которого государство отвернулось, Фелди. Но он несет какую-то ахинею. Если здесь есть сюжет, то ты получишь его. Обещаю.
— Ладно, Старк. Ты журналист. Ищи.
Ворча про себя, что пора прекратить возиться с этим бездельником, Элис потащилась к своему столу. Мэтью выпил еще немного кофе и перечитал кусок, в котором говорилось о гибели Рахель Штайн. Она запросто могла поскользнуться. Он вспомнил, какой крошечной была эта сморщенная старуха, хотя в статье говорилось, что ей было всего шестьдесят пять. Она не привыкла к гололедице. Так что, возможно, она просто поскользнулась, а может быть — нет. Имеет ли это какое-то значение? Он вернулся к началу статьи и прочел ее заново.
Вот оно. Рахель Штайн эмигрировала из Амстердама в 1945 году, проведя последние месяцы войны в немецком концлагере. Она была голландской еврейкой.
Голландская еврейка.
А человек, с которым должен был встретиться Райдер, Хендрик де Гир, тоже голландец.
Старк невидящими глазами смотрел на афишу «Горячей зоны». В голове крутилась какая-то мысль, но он не мог ухватить ее. Он вытащил программку концерта, которую сохранил, чтобы предъявить Фелди, если она захочет убедиться, что он там был, а еще из-за фотографии Джулианы Фолл, которую Мэтью хотел пришпилить к своей перегородке.
Он пробежал глазами биографию Мисс Пианистки. Первая и единственная ученица Эрика Шаджи Шидзуми, того самого, который не хотел отпускать ее в Вермонт. Посещала Джуильярд, что было и так ясно. Успех пришел к ней после того, как она стала лауреатом нескольких музыкальных конкурсов, в том числе и «Левенрит», в Карнеги-холл. Старк порадовался, что судьба избавила его от обязанности присутствовать там. В биографии забыли упомянуть о том, что она красива. Он вспомнил, как платье прилипло к ее телу. Черт! Да, она очень красива. Он пропустил кусок, рассказывавший о ее технике и об интерпретации концерта Бетховена, и обратился к последним личным данным. Живет в Нью-Йорке, где родилась и выросла, дочь Адриана Фолла, банкира с Уолл-стрит, и Катарины Пеперкэмп-Фолл, эмигрантки из Голландии, имеющей свою кондитерскую на Медисон-авеню.
Какое удобное совпадение. Фелди права — он журналист. А раз так, он не верит в совпадения.
Год назад, еще до появления Д. Д. Пеппер, Джулиана купила аквариум и поставила его у своего рояля, рядом со стеклянными дверями, отделяющими столовую от огромной, выходившей окнами на Центральный парк, гостиной. Она наполнила его водой и выпустила туда золотых рыбок, шесть штук. Их звали Фигаро, Козима (в честь жены Вагнера), Пуччини, Кармен, Барток и Дюк (в честь Дюка Эллингтона, но для Шаджи он был Людвигом), Они не разговаривали и не требовали много внимания. В общем-то, их даже нельзя было считать компанией, но зато рядом всегда был кто-то живой, помогавший перенести долгие часы уединения. Она могла повернуться, сидя за роялем на стуле, — слишком много времени она проводила за игрой, так много, что ее спина уже не выдерживала без опоры, — она могла повернуться и немного поболтать с ними. Именно этим она занималась сейчас. Рыбы требовали меньше внимания, чем кошка или собака, и больше сочетались с ее образом жизни. Ей было несложно найти человека, который мог бы покормить их, пока она странствовала, но ее не покидала мысль, что если этот человек забудет покормить их, то просто-напросто спустит сдохших рыбок в унитаз и купит других. И она ничего не узнает.