Елена густо покраснела. Бородин искоса наблюдал, как постепенно бледнело ее ухо в золотых кудряшках и по щекам пошли розовые пятна.
Как-то вечером в хуторе Бородин побрел сам не зная куда. Встречались притаившиеся под деревьями и у калиток влюбленные. Они старались быть неузнаваемыми. Бородин поравнялся с домом Елены, подумал: а не постучаться ли? В другой, не такой поздний час вполне было бы уместно вызвать девушку на улицу или самому зайти в дом: мало ли на что нужен секретарю председатель! Но теперь веского предлога не находилось, и, постояв, поразмыслив, он пошел восвояси. Неподалеку, у телеграфного столба, увидел Елену с парнем. Может быть, и они видели, как секретарь битых пять минут торчал у калитки. Так и есть!
— Василий Никандрович, вы меня ищете? — спросила Елена.
Бородин похолодел, и собственный голос показался ему чужим:
— Нет, нет!
Елена повернулась к парню и что-то сказала. Парень молчал, наверное не желая выдавать себя. С Бородиным он не поздоровался, и тот прошел мимо. И облегченно вздохнул. Почему-то на секретарской должности ухаживание за юным председателем Бородин считал недопустимым. И в то же время нет-нет и вспомнится история в трамвае, и потянет к Елене…
— У того парня своя любовь, — сказала она, оправившись и уже смело взглянув на Бородина. — Вот какие наши дела, Василий Никандрович. — И взмахнула полевой сумкой, с виду беззаботная, ничем не связанная, вольная, как птица: «Смотрите, Василий Никандрович, и завидуйте!»
У Бородина шевельнулась то ли ревность, то ли зависть к тому неизвестному, кому могла достаться такая девушка. Того и смотри этот неизвестный выскочит из балки верхом на лошади, заарканит Елену и умчит в неведомые края, а Бородин останется ни с чем. Он почти до боли ощутил утрату и едва не крикнул: «Стой! Не отдам!»
Вихрь пронесся по кукурузе, и она колыхнулась волной, вот-вот выплеснет на дорогу, собьет с ног, утянет в зеленую пучину.
Елена подняла глаза к небу:
— Туча.
Прямо над головой повисло тяжелое облако и совсем недалеко, за бугром, от него вытянулись до земли темные полосы, быстро приближаясь. Крупные капли ударили по листьям. Кукуруза закачалась. Налетевший вихрь разметал ее во все стороны. На другом конце поля бабы подняли визг, стайкой побежали к полевому стану.
— Нету порядка у главного агронома, — сказал Бородин и взял Елену за руку. — Пойдем в машину!
Тарабанил по кабине ливневый дождь, оплыли водой окна, казалось, разразился всемирный потоп, но было не страшно, напротив, уютно и даже немного весело: пусть там себе льет, в кабине сухо и безопасно! Бородин поглядывал на исхудалое, загоревшее лицо Елены и думал: «Нескладная, беспокойная девушка! Ты и не знаешь, какой ты замечательный человек. И хорошо становится на душе, и вдвойне уверенней чувствуешь себя на свете, когда живешь рядом с тобой!»
Туча, словно тряпка, скользила по голубому стеклу неба. Окно расширялось, светлело, и вот уже брызнуло солнце, и весело заблестел «газик», обмытый дождем, и кукуруза, и речные плесы вдалеке.
Бородин завел машину. Потянулись поля, блеснула между камышей речка, захлестали по ветровому стеклу ветки в Качалинской роще, но не надолго: машина снова вырвалась на степной простор. И потому, что рядом сидела, о чем-то оживленно рассказывая, Елена, Бородин, как никогда прежде, почувствовал родными эти степи, словно получил здесь наконец постоянную прописку.
Оставив на дороге машину, они подошли к реке. Вода в заливчике была чистая и недвижная. С дерева сорвался дубовый лист и медленно опустился на воду, но двоим на обрывчике показалось, что он поднялся со дна: так зеркально блестела река. Бородин и Елена смотрели, как уплывает от них дубовый лист. Он долго держался у берега, то удаляясь, то приближаясь, и, захваченный круговертью возле затопленной коряги, чуть было не пошел ко дну, но вот его подхватила быстрина, вынесла на стрежень, и разлапистый лист стремительно понесся вниз по течению, выделяясь на воде буро-зеленой окраской. Провожая его взглядом, Елена думала: «А куда меня несет, к какому берегу? Хорошо бы заглянуть лет на пять вперед…»
После этой встречи каждый день она пробуждалась от чего-то легкого, светлого, что не оставляло ее и у рукомойника, и за завтраком. Первый раз она так близко, без посторонних, была с Бородиным и запомнила каждое его слово, каждый жест, а рука на плече будто до сих пор лежала. Он положил ее на какую-то секунду — просто, непринужденно, но Елена чутьем женщины поняла, что тогда подумал Бородин, и теперь, вспоминая об этом, краснела. Ей казалось, что все замечали ее выпиравшие ключицы. «Всем хороша— и добра, и лицом приятна, да худа уж очень», — подслушала Елена разговор двух хуторских кумушек. «Ничего. Выйдет замуж, враз поматереет», — сказала другая.
Елена досадовала, что никто не замечал ее стройных ног, ее в меру полных, округлых бедер, ее нежной белой кожи, которая розовела, чуть потрешь щеки ладонями. «Не огрубею ли я на председательской должности?»— с тревогой подумала она, вспоминая мужиковатых баб.
Еще вчера, ложась спать, она подумала о голубом трикотажном костюме с юбкой гофре, который купила в сельмаге. Костюм там висел давно, его перемерили все хуторские молодки, но возвращали продавцу: не подходил по росту. Продавец хотел уже отправить костюм в райцентр на склад, когда Елена нашла его как раз по себе и по росту и по цвету. Сами собой сложились слова:
И вот обновка в руках. Бегом Елена вернулась домой, закрыла дверь на засов, разделась. На печке паровала выварка с водой. Обмылась, набросила на плечи широкое мохнатое полотенце. Стояла перед трюмо, глядя на свои розовые напаренные бедра, поворачиваясь то в профиль, то в фас, с легкой грустинкой, но больше с надеждой думала: «Кому-то я все же понравлюсь». И, застыдившись, ушла от зеркала в другую комнату.
За последний год Елена заметно повзрослела, но в душе по-прежнему оставалась простой хуторской девушкой. Стыдливость не оставляла ее до сих пор. Она смущалась под взглядом мужчины и просто от того, что сама себе казалась нескладной. То руки некуда деть, то вроде из платья уже выросла и каждый это видел и лишь из вежливости не смеялся над ней. С обувью тоже была беда, никак не подберешь по ноге, в семнадцать лет покупать приходилось уже тридцать восьмой номер, и Елена завидовала своим подругам, которые носили маленькие модные туфли. Высокий рост свой она тоже считала недостатком. Сверстницы доходили ей лишь до плеч, и хороводить с ними было уже неловко. И дома многое приобрело другой смысл. Многие обиходные слова теперь казались непристойными, намекавшими на что-то нехорошее. А недавно увидела себя во сие: среди белого дня пробиралась задами домой (на речке куда-то запропастилась одежда). На огородах пололи бабы, а Елена бежала по тропинке, горя от стыда под перекрестными взглядами.
«…Знаю, знаю твои трудности, — вспомнила она доверительный разговор с Бородиным возле речки. — Приходи как-нибудь вечером, потолкуем».
Последние слова доставили Елене немало беспокойства. Она все время раздумывала, случайно или преднамеренно Бородин назначил вечернее свидание, не вкладывал ли он в это какой-нибудь смысл? Вскоре ей понадобилось в райцентр. Приехала она намеренно вечером и остановилась в гостинице, то и дело поглядывая в окно: скоро ли стемнеет? Посмотрела на часы. Было уже девять. В неясной тревоге Елена достала из чемодана голубой костюм, переоделась; выйдя на крыльцо, остановилась в нерешительности: темно, глухо, даже со стороны клуба никаких звуков. Елена не знала, как быть. Приход в эту пору к Бородину, только что казавшийся легким и естественным, теперь, на крыльце, перед стеной темноты и неизвестности, представлялся невозможным… А как бы хорошо провести вечер вместе, чувствовать локоть Бородина, слушать его приятный голос, его рассказы о прошлой войне! Да мало ли о чем можно с ним говорить?.. Елена сбежала с крыльца, вышла за калитку, но чем ближе она подходила к дому Бородина, тем невероятнее казалось ее намерение. Он сразу поймет, зачем она пришла, разумеется, вовсе не для того, чтобы «потолковать», и Елена ясно представила его двусмысленную улыбку и остановилась, ни на что не решаясь. Конечно, лучше было бы зайти к Бородину сразу же на другой день после встречи в поле, но Елена тогда не могла, помешали дела. Неделя прошла в заботах, хотя она все время помнила о приглашении Бородина и все время размышляла над ним. А он? Ждал ли он Елену?