Славянофильство заявило о себе в 1839 г., когда А.С. Хомяков и И.В. Киреевский выступили с программными статьями: Хомяков – «О старом и новом», Киреевский – «В ответ Хомякову». По цензурным соображениям опубликованы они не были, но широко распространялись в списках. К 1845 г. «Москвитянин» Погодина выпустил уже три книжки журнала со статьями славянофильского направления. К этому же времени сложился и славянофильский кружок. Центром этой группы единомышленников стал Хомяков, которого с уважением называли «Ильей Муромцем славянофильства».
Активными участниками этих собраний были братья И. В. и П.В. Киреевские; семья Аксаковых – братья Константин и Иван, их отец – писатель С.Т. Аксаков; публицисты А.И. Кошелев и Ю.Ф. Самарин; ученые-публицисты Ф.В. Чижов и Д.А. Валуев. Славянофилы оставили богатое литературное наследство. Кириевские создавали работы в разных областях; богословии и истории литературы; Хомяков был признанным авторитетом в богословии; К. Аксаков и Валуев занимались русской историей; Кошелев и Самарин – социально-экономическими и политическими проблемами; Чижов – историей искусства. Сохранилось огромное эпистолярное наследство, причём это были не столько частные письма, сколько научные трактаты в жанре письма (появившемся в эпоху классицизма).
Западники считали, что решающую роль в развитии России играло и играет государство. Особое значение для них получала деятельность Петра I, который направил страну по истинному пути развития. В целом западнический взгляд на Россию предполагал буржуазно-демократическую и либерально-просветительскую систему ценностей и идей.
Славянофилы отстаивали самобытность исторического пути и культуры России. Любопытно, что так же, как и западники, славянофилы, точнее «русолюбы» или «русофилы» (они интересовались историей именно русского народа, а не славян вообще), опирались на труды немецких философов, в особенности Шеллинга и Гегеля.
Центральное место в историософии нации отводилось крестьянской общине и православной церкви. В этом двуединстве соединялись социально-экономический и нравственно-религиозный аспекты. Национальный характер объяснялся психологией «мира» или «земли», чуждыми политики. Однако это разделение формировало такое понятие, как социальная совесть, чувство ответственности власти перед народом. Славянофилы выдвинули тезис «Сила власти – царю, сила мнения – народу». Отсюда значение особого совещательного органа, Земского собора и требование свободы слова и печати. Таким же выразителем «мнения» общества была и литература.
Казалось, патриархальная философия должна была приветствоваться властью, будучи близкой «официальной народности». Но эта народность, питаемая русской теократической стихией, духом религиозной свободы, была радикальнее «либерального» западничества. Так, Аксаковы называли царствование Николая I «душевредным деспотизмом, угнетательской системой», а его самого – «фельдфебелем» н «душителем». Чижов подчеркивал инородное происхождение династии «Романовых-Готторпских». Он с горечью отмечал: «Немецкая семья два века безобразничает над народом, а народ терпит». Славянофилы осознали себя частью, «голосом» этого народа. Следуя церковному обычаю, многие русские мужчины снова отпускали бороды. Пророческий протестный характер имело и возвращение к национальному внешнему облику. В историософии 10—20-х годов XX в. «петербургский период», XVIII–XIX вв. русской истории, стал пониматься как краткий этап многовекового пути, направленного таинственным мессианским импульсом.
Славянофилы, таким образом, не стилизовались под прошлое, как литературные «староверы» начала XIX в., а пророчески возвещали будущее, поиск своей дороги, отличной от Запада.
Западники собственного оригинального философского наследия практически не создали, исключая Герцена с его работами «Дилетантизм в науке» (1842–1843) и «Письма об изучении природы» (1844–1845). Более продуктивным оказалось творчество представителей критики и художественной литературы – Белинского и Герцена, также проявивших себя родоначальниками радикально-демократической линии словесности и общественной мысли.
Полемика западников и славянофилов философски завершилась синтезом, достигнутым в концепции Достоевского (1821–1881). Сначала в словах Версилова из романа «Подросток» (1875), а затем и в знаменитой «Пушкинской речи» (1880) «почвенник»
Достоевский доказывал, что национальная самобытность заключается не в противопоставлении Западу, а во «всемирной отзывчивости» русской души, явленной в геиии Пушкина. Он называет его «всечеловеком», универсальной культурной личностью.
Ярким явлением общественно-философской и литературной жизни стало формирование радикально-демократического направления. Наиболее видными его представителями были
В.Г. Белинский (названный Станкевичем «неистовым Виссарионом»), А.И. Герцен, Н.П. Огарев (1813–1877), «левое» крыло кружка М.В. Буташевича-Петрашевского (1821–1866).
С конца 30-х годов в России начали распространяться социалистические идеи, преимущественно связанные с теориями Фурье, Сен-Симона, Оуэна. Они попадали на благодатную почву, воспитанную православной культурой, духовным средоточием которой были общежительные монастыри с коллективной собственностью и нравственным идеалом нестяжания.
В среде интеллигенции поклонником этих «новых» идей станет Белинский. До определённого времени их будет разделять и Герцен. Литература в этой связи получала особое значение. Герцен подчеркивал: «У народа, лишённого свободы, – литература – единственная трибуна, с высоты которой он и заставляет услышать крик своего возмущения и своей совести». Особый резонанс в обществе получили статьи Белинского в «Отечественных записках» и художественные произведения Герцена «Сорока-воровка», «Доктор Крупов», «Кто виноват?», обличавшие бесправие и унижение личности. Характерным литературно-публицистическим явлением стало распространение нелегальных художественных и критических текстов.
Одним из них было знаменитое «Письмо к Гоголю», написанное Белинским в 1847 г. как продолжение отрицательной рецензии на «Выбранные места из переписки с друзьями», опубликованной в февральском номере «Современника». Сегодня «Письмо к Гоголю» интересно и в социальном, и в философско-психологическом отношении. Смертельно больной Белинский обрушивается не только на порядки николаевской России, но также и на религиозную жизнь страны, и даже на саму веру, доказывая, например, что русскому народу присущ «глубокий атеизм». Очевидно, что жизнь его великого современника, преподобного Серафима Саровского (1759 – 1833), как и многим другим представителям салонно-европейской городской культуры (в частности, Пушкину), была Белинскому неизвестна. Вероятно, у этого 37-летнего интеллигента своего религиозного опыта (в отличие от Пушкина) не было. Поэтому духовные искания Гоголя вызвали такое «неистовство». Западник и атеист Белинский называет его «проповедником кнута, апостолом невежества, поборником обскурантизма и мракобесия, панегиристом татарских нравов». Здесь показателен темперамент и стиль обвинений, основанных лишь на собственном книжном мировоззрении, а не на опыте жизни. Этот обличительный пафос характерен для радикально-демократических сил вообще. Страстная борьба за справедливость часто оборачивалась эгоцентрическим самоутверждением спорящих и отсюда – несправедливостью.
В 1847 г. вступление в наследство и личная драматическая судьба вынудила А.И. Герцена вместе с семьёй (фамилия «Герцен» означала «дитя сердца»; Александр Иванович родился в невенчанном браке немки Г.Л. Гааг и русского дворянина И.А. Яковлева) выехать за границу. Он планировал вскоре приехать обратно, но после «Писем из Парижа» и распоряжения Николая I немедленно вернуть Герцена в Россию стал «невозвращенцем». Суд лишил Герцена «всех прав состояния» и объявил подсудимого «за вечного изгнанника из пределов Российского государства». Разочарование во Французской революции, смерть родных в итоге привели его с сыном в 1852 г. в Лондон.