— Возьмите! Тюря урус добрый.

Маленькая Сагинэ, переваливаясь, подошла ближе, за ней последовал Ильгар. Гость разделил сласти между детьми.

Капитан Кверис был помощником начальника пограничного отряда в Хороге. Он получил секретное задание обследовать горы и выбрать место для устройства нового поста. До русских властей дошли слухи, что чужеземцы с другого берега Пянджа часто гостят у бека Дотхо, их телохранители делают набеги на кишлаки, грабят население. Интерес чужестранцев к пограничным провинциям эмирата беспокоил русское правительство, и оно предписало взять под наблюдение гнездо самоуправного бека. Однако сделать это надо было тактично, не обижая эмира вмешательством в его внутренние дела. Эмира уговорили уступить полосу бухарских владений, необходимую русским для охраны границ. Он согласился.

Следовало составить карту, указать границы отчуждённой земли. Под видом охоты капитан остановился в кишлаке Поршниф для обследования.

Лежавшая на столе охотничья тетрадь Силина заинтересовала офицера.

— Дневник? — спросил он, разглядывая рисунки.

— О животных пишу, для учёных. А тут и для вас, Николай Робертович, есть интересное. Жалоба жителей на бека. Прочитайте да научите, что делать.

Капитан отлично говорил на местном наречии. За это знание языка жители Памира уважали его и относились с большим доверием.

Кверис внимательно прочёл жалобу, задумался. Потом, проведя пальцами по густому белокурому чубу, произнёс:

— Что же, убедительно. Больше подписей нужно, да везите в Ташкент незамедлительно. Кое-чем я воспользуюсь из этой жалобы. Готовлю статью в газету о делах на Памире. Хотите, прочту? А ты и кузнец, да и аксакал, подскажете мне местные факты.

— Вот это замечательно! — обрадовался Силин.

— О тюря! Большое дело сделаете, взяв нас под защиту. Жизнь здесь так тяжела, что хочется воскликнуть словами мудрого поэта:

— Все мы готовы бежать от могил отцов и дедов, — взволнованно говорил кузнец.

Аксакал Абу-Бекир прижал руки к сердцу!

— Таксоба[30], да хранит вас аллах, мы верные ваши рабы. Спрашивайте, записывайте, облегчите участь народа.

Кверис вынул из бокового кармана "Офицерский календарь" — книжку в кожаном переплёте, перехваченную узкой красноватой резинкой. Перелистав её, нашёл нужное, стал читать, тут же делая перевод на местный язык.

В ГОРАХ ПАМИРА

"Российская империя в своём историческом поступательном движении на Восток дошла до вершин Памира, где была остановлена встречной волной поступательного движения англо-индийской империи. После памирского разграничения 1895 года к Бухарскому ханству были присоединены на Памире земли Роушана, Шугнана и часть Вахана. Сравнительно независимое положение населения этих трёх провинций давало возможность жителям вести своё примитивное хозяйство, как им подсказывали природные условия и общинный строй жизни. Религиозные воззрения памирцев объединяют шиитизм и суннизм, но без обычного мусульманского фанатизма. Религия их "пяндж-тэни" — это значит пять святых, повелевает им поклоняться не только Магомету, но и его дочери Фатиме, зятю пророка Али и внукам Хасану и Хусейну, зверски замученным после смерти Магомета по приказу омейядского халифа Язида.

Ранее эти люди управлялись своими пирами, которых почитали за святых. Во главе пиров стоял духовный руководитель с титулом Ага-хана.

В 1840 году наследный пир, носящий титул Ага-хана, Мухаммед Хасан, проживающий в Кабуле, подвергся опале.

Англичане, учитывая огромное влияние пира на миллионное население Памира, предложили ему переселиться в Калькутту, где ему была предоставлена особая резиденция. Тогда же английское правительство даровало Ага-хану титул высочества. В настоящее время главой пяндж-тэни является внук Мухаммеда Хасана Султан Мухаммед Шах.

Когда эмир бухарский надумал навести порядок в своих новых припамирских владениях, то послал туда своего вельможу Мирзу Юлдаш-бия Дотхо.

Выбрав своей резиденцией Роушан, бек приехал сюда с большой свитой родственников, служащих и отрядом нукеров, численностью в пятьдесят человек.

Выстроив возле кишлака Поршниф обнесённый высокими стенами дворец, он стал править, как неограниченный восточный деспот.

Бек обложил население трёх провинций непосильными налогами. После трёхлетнего хозяйничания этого вельможи кишлаки разорены дотла, население совершенно обнищало…

— Постой, начальник, — прервал Машраб. — Вот здесь скажи, что он не только разоряет нас, но и притесняет нашу веру: запретил нам молиться, как молились предки, требует, чтобы мы перешли в его веру. Берёт штраф с ослушников, избивает, мучает и даже казнит упорных.

Абу-Бекир показал на тетрадь Силина.

— Ой, начальник. Вот, смотри: барс прыгает… Он прыгает и терзает, когда голоден. А наш бек всегда терзает людей. Радуется нашим мукам! — горестно воскликнул старик.

— Вы знаете, Николай Робертович, что с приходом русских в Туркестане отменено рабство… А здесь рабство самое настоящее…

Силин рассказал, что только нынче увели в арк Дильбар.

— Там у него таких даровых работников и работниц множество. И девушек, и мальчиков забирает для утехи.

Кверис внимательно слушал и делал заметки. В это время отворилась дверь, вошёл Касым. Низко поклонившись русскому офицеру, он хвастливо сказал:

— Его светлость бек-бово удостоил меня своей милостью. Нанял на пять лет главным пастухом вместо умершего бобо-Гафура. Сейчас захвачу Ильгара — и в дорогу…

— Поверил беку!.. А продуктов дали тебе? — Кузнец с насмешкой смотрел на соседа.

— Как же! По обычаю: крупы, муки, масла на два месяца.

— А дальше как будешь? Зима ведь…

— Привезут. Бек-бово обещал.

— Гафур с голоду умер. Два года бек забывал посылать ему продукты.

Радость на лице Касыма потухла.

— Буду сам приходить за продуктами… Да и Дильбар обещали отпустить. Тоже принесёт что-нибудь…

— Оставил бы ты у меня Ильгара. Трудно будет ребёнку на пастбище…

— Что ты, сосед! Как буду там один? Нет, заберу мальчишку.

Касым простился с соседями, забрал Ильгара и вышел на улицу. Там его уже ждал нагруженный узлами осёл. Посадив сына сверх поклажи, Касым погнал животное к перевалу.

Кверис и Силин тоже стали собираться в дорогу. День был пасмурный, холодный, по ветер, дувший с юга, обещал разогнать тучи.

Охотники двинулись в путь. Силин выбрал горную тропинку к тем скалам, где водились горные бараны — архары.

— Вот поднимемся на седловину Беш-ака, там рукой подать до Орлиного гнезда. К вечеру постреляем, переночуем на Орлином гнезде и завтра к табунам выйдем, к Касыму на новоселье.

— Что это за Орлиное гнездо? Действительно орёл устроил гнездо?

— Как вам сказать? Почти что так.

Охотники стали подниматься к перевалу. Сильно захолодало. Внизу, в тёмных ущельях, клубился туман, но вершины гор были освещены заходящим солнцем. Осторожно, скрываясь за валунами, охотники карабкались вверх. Вскоре, обогнув выступ скалы, увидели широкую площадку, поросшую скудной травой. Тут паслись архары.

Договорились стрелять одновременно в намеченных животных. Бесшумно передвинулись ещё на несколько метров и по знаку Силина выстрелили. Эхо грохотом прокатилось по горам. Кверис вторично спустил курок. Поляна была уже пуста, только вожак, сражённый пулей Силина, лежал возле валуна да темнел в конце поляны другой убитый архар.

— Зачем стреляли второй раз? Промазали? — спросил Силин, направляясь к своей добыче.

— Да нет… Показалось мне, подняться хочет баран. Боялся — уйдёт…

Когда пересекли распадок и поднялись на площадку, выяснилось, что Кверис убил самку архара, а вторым выстрелом сразил взрослого детёныша.