— Это прибавитъ тебѣ лучшую память къ попеченію и содержанію улицъ и мостовъ въ надлежащемъ порядкѣ, и будешь чаще самъ осматривать.

Между тѣмъ мостъ былъ исправленъ, и Петръ, успокоясь, сѣлъ въ одноколку и, какъ бы ничего не было, милостиво сказалъ Дивьеру: — Садись, братъ!

XLVII.

Петръ объясняетъ причину своей жестокости.

Одинъ изъ русскихъ пословъ, возвратившись въ Россію незадолго до окончанія войны со шведами, въ тотъ же день явился по приказанію государя къ нему во дворецъ передъ самымъ обѣдомъ. Петръ, поговоривъ съ нимъ немного, пригласилъ его къ обѣду. За столомъ онъ съ большою подробностью разспрашивалъ посла о государствѣ, изъ котораго тотъ возвратился, и наконецъ спросилъ, что о немъ, Петрѣ, думаютъ за границей?

— Все хорошее и много похвальнаго, — отвѣчалъ посолъ, — а особливо удивляются разуму вашего величества и премудрости въ трудныхъ и благополучно совершенныхъ предпріятіяхъ, и повсюду имѣютъ къ вашей особѣ величайшее почтеніе.

— Такъ, такъ! —сказалъ Петръ, — это все можетъ-быть и правда, и лесть говоритъ сіе о всѣхъ монархахъ, когда она знаетъ, что оное до ихъ ушей можетъ дойти. Все то, что говорятъ обо мнѣ съ хорошей стороны, знать я не хочу; но желаю слышать, что говорятъ тамъ обо мнѣ также и съ худой стороны. Прошу тебя разсказать мнѣ о семъ, не тая ничего; ибо я хорошо знаю, что въ чужихъ земляхъ разсуждаютъ обо мнѣ со всѣхъ сторонъ и вездѣ такъ вольно, что ты несомнѣнно наслышался и худого. Сіе самое хочу я отъ тебя узнать и видѣть, согласно ли сіе съ тѣмъ, что я часто уже слышалъ, и скажешь ли ты мнѣ правду.

Посланникъ, поклонясь низко, отвѣчалъ:

— Когда ваше величество такъ мнѣ повелѣваете, то донесу вамъ все, что я о васъ слышалъ. Говорятъ, будто ваше величество кажетесь имъ строгимъ государемъ, который поступаетъ съ своими подданными жестоко, всегда наказываетъ и никогда не прощаетъ…

На этихъ словахъ Петръ прервалъ его рѣчь и сказалъ, улыбаясь:

— Нѣть, нѣтъ, другъ мой! ты не хочешь сказать всей правды, что ты подлинно слышалъ, и напрасно употребляешь слово «будто»! Меня называютъ дѣйствительно жестокимъ тираномъ и мучителемъ, однако, по счастію, тѣ только иностранцы, которые ничего не знають объ обстоятельствахъ, въ какихъ я сначала многіе годы въ моемъ государствѣ находился, и сколь многіе изъ моихъ подданныхъ препятствовали мнѣ ужаснѣйшимъ образомъ въ наилучшихъ моихъ намѣреніяхъ и принудили меня поступать съ ними со всею строгостью, но не жестоко, а еще менѣе мучительски, чѣмъ бы они заслуживали. Къ счастью, я никогда не имѣлъ недостатка въ разумныхъ, объ отечествѣ своемъ пекущихся и храбрыхъ сынахъ отечества, которымъ стали извѣстны полезныя мои для отечества намѣренія и которые честно и постоянно помогали мнѣ производить оныя въ дѣйство, за что и получили отъ меня признательность и награды.

XLVIII.

Петръ въ роли зубного врача.

Петръ очень любилъ присутствовать при анатомическихъ вскрытіяхъ и хирургическихъ операціяхъ и, будучи еще въ первое свое путешествіе въ Амстердамѣ, обучался тамъ анатоміи и хирургіи. Любовь его къ этимъ наукамъ, въ ихъ практическомъ приложеніи, была столь велика, что онъ приказывалъ давать себѣ знать, если въ госпиталѣ или гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ должно было происходить вскрытіе трупа или хирургическая операція, при чемъ часто самъ помогалъ производить операціи. Со временемъ пріобрѣлъ онъ въ этихъ искусствахъ такой навыкъ, что умѣло производилъ вскрытія тѣла, пускалъ кровь, вырывалъ зубы и дѣлалъ это съ великою охотою, когда представлялся тому удобный случай. У него въ карманѣ всегда были наготовѣ: готовальня съ математическими инструментами для вымѣриванія представляемыхъ ему строительныхъ чертежей и лѣкарскій наборъ, въ которомъ находились два ланцета, ножницы, анатомическій ножъ, клещи для вырыванія зубовъ и другіе лѣкарскіе инструменты.

Особенно охотно рвалъ онъ зубы. Этимъ воспользовался разъ его камердинеръ Полубояровъ, чтобы наказать свою жену, которая досаждала ему своимъ безпутнымъ образомъ жизни. Разъ государь засталъ этого камердинера сидящимъ въ передней въ глубокой задумчивости и спросилъ его, о чемъ онъ такъ задумался.

— Мнѣ жаль бѣдной жены моей, — отвѣчалъ Полубояровъ — она безпрестанно страждетъ отъ зубной боли, а не хочетъ согласиться, чтобы вырвали у нея больной зубъ.

— Я тотчасъ ее къ тому уговорю и подамъ помощь, — сказалъ государь и немедленно пошелъ съ камердинеромъ къ его женѣ.

Придя къ ней, Петръ, несмотря на ея увѣренія, что у нея всѣ зубы здоровы, заставилъ ее сѣсть и сталъ осматривать у нея зубы. А дерзкій камердинеръ при этомъ сказалъ:

— Это-то и несчастіе, ваше величество, что она всегда упрямится, когда хотятъ ей помочь, и говоритъ, что будто совсѣмъ не чувствуетъ боли, а какъ скоро лѣкарь уйдетъ, то опять начнетъ стонать и жаловаться.

— Хорошо, — отвѣчалъ Петръ, — она не станетъ уже болѣе стонать. Подержи только ей голову и руки.

И затѣмъ, несмотря на слезы Полубояровой, удачно вырвалъ у нея тотъ зубъ, который казался ему больнымъ.

Черезъ нѣсколько дней истина открылась. Тогда Петръ призвалъ Полубоярова, заставилъ его признаться въ своемъ обманѣ и въ заключеніе далъ ему почувствовать всю тяжесть своей дубинки.

XLIX.

Не озорничай!

Съ устройствомъ въ Петербургѣ Адмиралтейства и началомъ въ немъ кораблестроенія съ теченіемъ времени накопилось здѣсь столько щепъ, что происходило затрудненіе въ самыхъ работахъ. Наконецъ Адмиралтейская коллегія опредѣлила для вывоза щепъ вызвать подрядчиковъ; но государь, узнавъ объ этомъ рѣшеніи, съ неудовольствіемъ сказалъ: «у васъ все подряды да подряды!» и велѣлъ тогда же объявить по Петербургу, что желающіе могутъ брать изъ Адмиралтейства щепы безденежно. А такъ какъ окружавшія городъ болота, плохія дороги и большею частію немощеныя улицы дѣлали доставку дровъ въ Петербургъ трудною, да и строгіе указы Петра относительно лѣсоохраненія дѣлали самую рубку лѣса крайне затруднительною, то и наѣхало въ Адмиралтейство въ первый же день множество повозокъ за щепами.

Въ это время государь ѣхалъ въ Адмиралтейство на своей одноколкѣ, и когда сталъ въѣзжать на узкій подъемный мостъ[48], то денщикъ его, стоявшій за одноколкою, увидалъ телѣгу со щепами, уже въѣхавшую на тотъ же мостъ съ другой стороны. Денщикъ сталъ кричать, чтобы возъ поворотилъ назадъ.

— Молчи! — сказалъ Петръ — и того-то ты не можешь разсудить, что повернуться возу уже невозможно, а легче намъ съ одноколкой поворотиться.

И, сойдя съ одноколки, вмѣстѣ съ денщикомъ поворотилъ ее и далъ проѣхать возу. Съ этимъ возомъ ѣхалъ слуга одного корабельнаго секретаря, по имени Ларіонъ.

Черезъ нѣсколько дней случилось такъ, что Петръ повстрѣчался на томъ же мосту опять съ тѣмъ же Ларіономъ, ѣхавшимъ также съ возомъ щепъ. А такъ какъ государь въѣхалъ на мостъ первый, а Ларіонъ только еще подъѣзжалъ къ мосту, то государь и кричалъ ему, чтобы онъ остановился. Но Ларіонъ, не обращая вниманія на крикъ государя, продолжалъ ѣхать и загородилъ ему дорогу.

Петръ сошелъ съ одноколки и, узнавъ въ Ларіонѣ того же самаго слугу, съ которымъ встрѣтился первый разъ, спросилъ его:

— Вѣдь это былъ ты, для котораго я поворотился съ одноколкой моей назадъ, дабы тебя пропустить?

— Я, — отвѣчалъ Ларіонъ.

— Но тогда въѣхалъ на мостъ прежде ты, и поворотиться тебѣ уже было неудобно; а теперь видѣлъ ты, что раньше въѣхалъ на мостъ я, а ты только подъѣзжалъ къ оному, и поворотиться мнѣ уже было неудобно, да я же и кричалъ тебѣ, чтобы ты остановился и пропустилъ меня; однакожъ ты, несмотря на сіе, не останавливаясь, все ѣдешь.

— Виноватъ, — отвѣчалъ Ларіонъ.

— Такъ надобно, чтобы ты это помнилъ и не озорничалъ впредь, — сказалъ Петръ и тутъ же даль Ларіону нѣсколько ударовъ своею дубинкой, приговаривая. — Не озорничай! не озорничай! и пропускай раньше тѣхъ, кто прежде тебя на мостъ въѣдетъ.