Целый комплекс проблем связан с установлением авторства некоторых документов, присланных в аппарат ЦК партии в качестве так называемых инициативных материалов к проектам решений. Часто такие документы, обличенные в форму «народного гнева», инициировались или просто фабриковались аппаратом ЦК или первичными партийными организациями. На первый взгляд, приложенный текст статьи к записке В.А. Кочетова, главного редактора «Литературной газеты», на имя секретаря ЦК П.Н. Поспелова (12 августа 1969 г.) был именно из этого разряда. Казалось, об этом свидетельствовали личность и роль Кочетова, текст записки и статьи, которая называлась «Перечитывая диссертацию… (Письмо историку)», а также фамилия ее автора – Свободин, которая очень походила либо на псевдоним, либо на вымышленное «коллективными авторами» имя. Смелое по тем временам и бескомпромиссное изложение кризисной ситуации в исторической науке: двойной стандарт, цензура и самоцензура, конъюнктура и политизированная заданность, в которой вынуждены были существовать «прозревшие» историки, – казалось невозможным для открытого выступления[190]. А ведь статья была прислана в редакцию «Литературной газеты» именно для этого. В записке Кочетов сообщает, что вслед за «этой отвратительной «исповедью», которую «хотели просунуть в газету», вышлет стенограмму собрания коллектива редакции, на котором последовало ее гневное осуждение (стенограмма в фонде редакции газеты в РГАЛИ отсутствует). Так и напрашивался вывод о «партийном заказе» в свете борьбы с перегибами в исторической науке, получившей в дальнейшем развитие в виде запретов на книги А.М. Некрича, В.П. Данилова, С.И. Якубовской, П.В. Волобуева и др. Не дали результатов беседы с сотрудниками Института российской истории РАН, которые не помнили об этом факте. Тем не менее анализ текста статьи свидетельствовал о профессиональной принадлежности автора к историческому миру. Однако именно внимательное изучение содержания статьи натолкнуло на мысль о том, чтобы проверить, не являлся ли ее автором известный драматург и критик А.П. Свободин[191]. Только личное общение с ним подтвердило гипотезу. Он рассказал следующее об обстоятельствах, при которых появилась эта статья, и событиях, за этим последовавших. Историк по образованию, он в 1950 г. закончил аспирантуру Государственного Исторического музея, но защитить диссертацию не смог, поскольку являлся аспирантом и учеником Н.Л. Рубинштейна, незадолго до этого обвиненного в космополитизме в связи с критикой его фундаментального исследования «Русская историография» (М., 1941). Свою карьеру молодой историк продолжил в качестве директора Курганского Исторического музея, откуда в 1955 г. он вернулся в Москву и погрузился в атмосферу столичной культурной жизни начала «оттепели». По воспоминаниям А.П. Свободина, его статья была принята к публикации заведующим отделом науки «Литературной газеты» А. 3. Анфиногеновым, который впоследствии поплатился за это снятием с должности. Однако эти и другие санкции, которые последовали после публикации, включая экстренное собрание коллектива, о котором мы уже упоминали, показались недостаточными, и все материалы были направлены в ЦК КПСС лично П.Н. Поспелову. Понятно, что для Свободина это означало невозможность профессиональной карьеры, вызовы в КГБ и пр., уже в условиях так называемой «оттепели». В дальнейшем он смог реализовать свои исторические изыскания в творчестве, создав нашумевшие в 1960-1970-е гг. пьесу «Народовольцы» (постановка театра «Современник»), сценарий кинофильма «Нас венчали не в церкви», более 20 телепередач об актерах и др.

Этот пример очень наглядно подтверждает положение М.М. Бахтина о необходимости «понять автора в историческом мире его эпохи, его место в социальном коллективе, его классовое положение»[192], правда применяемое им к авторам художественных произведений, но, на наш взгляд, вполне отражающее поведенческие мотивы в данном случае. Установление авторства, условий и обстоятельств создания источника тем более важно, что это коренным образом влияет на установление достоверности источника.

Особый смысл для исследователя имеет анализ подлинного текста источника, который дает возможность получить помимо основной дополнительную информацию в виде различного рода особенностей оформления текста, его редактуры и других признаков. Таким образом, директивные и организационно-распорядительные партийные и государственные документы, содержащие различного рода пометы, резолюции, приписки, особые отметки, могут дать дополнительную информацию о внутренней жизни номенклатуры и «судьбе» важнейших документов. Наиболее типичные из таких сведений следующие:

1. Сведения об утверждении документа должностными лицами, например на тексте устава ГОМЭЦ: «Утвержден Замнаркомом т. Эпштейном. 20.12.31 г.»[193].

2. Информация об ознакомлении с документом, например на тексте Постановления СНК СССР о реорганизации органов управления кинофикации: «т. Храпченко читал 21 / III»[194].

3. Информация о согласовании с членами коллегиальных органов (путем опроса или иным способом) о принятии проектов тех или иных решений, например на Постановлении СНК СССР № 2066 от 16 декабря 1939 г. О ликвидации Всесоюзной конторы по прокату кинофильмов Союзкинопрокат имеются мнения:« За – А. Вышинский»,« За – Булганин (вводную часть предлагаю исключить)», «За – Землячка»[195]; на тексте письма заместителя председателя СНК СССР А.Я. Вышинского в Комитет по делам искусств СССР о разрешении комитету Объединение государственных художественных мастерских с передачей ему советской части Ньюйоркской выставки, Дворца Советов и др. зафиксированы мнения высоких чинов по этому поводу: «За А. Вышинский», «Сомневаюсь в необходимости нового аппарата. Н. Вознесенский», «Против [подпись неразборчива]»[196].

4. Распоряжения по поводу исполнения директивного документа, например, на проекте приказа о новой структуре Наркомпроса РСФСР: «тт. Кубареву, Коробову и Орлову ознакомиться и вернуть; т. Кондратьеву: Организуй обсуждение. Чаплин»[197].

5. Специальные мнения по поводу того или иного документа, например, на письме Госиздата по поводу создания Главискусства заведующий Госиздатом А.Б. Халатов делает приписку члену Коллегии Наркомпроса и будущему руководителю Главискусства А.И. Свидерскому: «Лично А.И. Свидерскому. 1) вот то, что я дам; 2) Я не знаю, ладно ли, просмотри и ответь. Ар. Халатов. 26. V»[198]; на экземпляре письма Главреперткома в СНК СССР, присланном в КПДИ, по поводу критической публикации в «Правде» «Перестраховщики из Главреперткома»: «Выходит, что в Главреперткоме все в порядке?! А. Назаров»[199].

6. Информация о рассылке документа в структурные подразделения и ответственным работникам, которая позволяет проследить механизм принятия решений. Например, записка председателя Главреперткома Ф.Ф. Раскольникова о замене членов состава Главреперткома, содержит следующие пометы: кроме пометы «не подлежит оглашению»: «отп. 3 экз. № 1 т. Бубнову, № 2 в Уч-распред и № 3 в дело № 9. XII. 29 года»[200].

7. Отметки о характере принятых решений – секретном, для служебного пользования или открытом. Например, отметка на тексте Постановления СНК СССР о Литературном фонде СССР при ССП: «Опубликовать в газетах. И. Мирошников»[201] или наоборот, на тексте Постановления СНК СССР об организации Союза советских художников СССР: «Не пуб(ликовать]»[202] (тем не менее постановление было опубликовано в СП СССР. 1939. № 41. Ст. 311). Необъяснимо, но факт, что практически на всех решениях по структурной реорганизации кинодела в стране и кадровым назначениям в этой области имеются особые отметки о секретности принимаемых документов. Можно только предположить следующее: символическое предвидение В.И. Ленина о том, что кино является важнейшим из всех искусств, обусловило это особое внимание к советскому кинематографу как к важнейшему из идеологических орудий партии, наложило на партийно-советское руководство особую ответственность за принятие тех или иных решений в этой области.